Так было всегда. Нелюдимый и дикий Лом был верен тому, что считал важным. А он… Громов запустил пальцы в волосы, на секунду задумываясь, что нужно состричь лишнее, а потом нахмурился, вспоминая о том, что стало смыслом в жизни.

Деньги и власть – Андрей так быстро поднялся со дна и, стало казаться, что Илья ниже рангом, хоть друг имел уважение и погоны, дослужившись до начальника боевой группы специального назначения. Потом он ушел, насколько Громов слышал, подался в каскадеры. Через год Ломов уже считался профессиональным каскадером, лучшим постановщиков трюков. Честно признаться, Громов считал глупостью рисковать своей жизнью за копейки для куска в фильме, в то время, когда он сидел в солидном кабинете и зарабатывал миллионы.

И теперь ничего нет. Все его оставили…

Но Жене нужно помочь. Если, конечно, она подробно расскажет ему о том, что случилось три года назад. Только так. Ему нужно знать правду. Но как? Липина молчит. Да она даже не рассказала бы ему о том, кто приходил. Он был уверен в этом. Если бы он не понял, что она ругается с кем-то, так и не узнал. Крики заставили его подняться с дивана. Андрей предупредил Марину не выходить из зала и поторопился к жене, чтобы узнать, в чем дело. Когда увидел, что неизвестный мужик дергает ее за плечо и руку, ярость моментально вернула в реальность.

Проклятая коляска…

Нет, нужно что-то решать. Выскочка не отстанет. И еще ему необходимо знать все касательно ребенка, тогда, возможно, и он поймет, почему помог ей, во что не верил до сих пор. Он был слишком эгоистичен, алчен, насыщен успехом, деньгами, вниманием изящных красавиц. Да, он допустил огромный промах – повелся на блестящую пыль, потеряв хватку. Еще бы понять, как он все потерял. Андрей не верил, предполагал, что допустил ошибку, но, чтобы порушить бизнес и покончить жизнь самоубийством – нет. Никогда. Не для того он выживал, карабкаясь наверх. Он все вернет. Все… что потерял, только это потом…

Громов посмотрел на дверь и направил кресло внутрь, слыша голос Евгении, рассказывающей сказку дочери. Отлично. Как уложит спать, они поговорят. Пора. Время пришло.

* * *

Поправив одеяло, Женя закрыла глаза, не представляя, что теперь будет. Суды, разбирательства – как будто у нее больше забот нет. Устала. Как же она устала. Глянув в окошко, кивнула черной мгле, будто в темноте кто-то наблюдал за ней, напоминая, что слабость – непозволительная роскошь, и медленно вышла из комнаты, прямым ходом направляясь в кухню. Ноги гудели, напоминая о тяжелом дне. Возникла мысль, что он никогда не закончится. Включив свет, женщина вошла внутрь и увидела Громова, сидящего у окна.

– Ты… – перевела дыхание, не понимая, почем он здесь один в темноте, – хочешь чая?

– Я хочу… – Громов сделал паузу, – узнать о том, кто приходил к нам, угрожая забрать Марину. Я считал, что она твоя дочь, но нет. Теперь хочу услышать правду.

– Она моя дочь! – протестующе возразила Евгения, приближаясь на шаг к нему, откидывая косу на спину, очень тонко ощущая мощное раздражение на его слова. Поспешно подошла к плите, поставила руки на черную панель, склонив голову вниз, и устало проговорила: – Теперь моя. Виктория умерла, когда Марине еще года не было. Я приехала к ней на Новый год, а она с мужиками отдыхала. Ребенок в соседней комнате с высокой температурой. Бронхит. Я легла с ней в больницу, а когда вернулись, то… сестра она уже была холодная. Ее задушили.

– И что выяснили? – сухо уточнил мужчина, понимая, что нужно сказать слова сожаления, но не знал какие.

– Ничего. До этого все, кто заходили, говорили, что в этот день не были. Да и следователи не хотели расследовать, особенно когда слышали о ней только гадости. Вика…

– Вы плохо ладили? – в лоб спросил Громов, не привыкший медленно и корректно подходить к вопросу. И в жизни, и в работе он действовал нахрапом, мгновенно, не желая надеяться на кого-то, полагаясь лишь на себя.

Вздохнув, Женя повела головой. Облизнула губы и пошла к стулу. Присела и осторожно начала:

– Тогда я плохо воспринимала ситуацию, делая все на автомате, а потом… малышку забрали… Взяли и безжалостно забрали. Я не понимала. Честное слово. Была в растерянности. Ведь моя сестра замужем и у нее богатый мужчина. А тут…

– И почему отец не забрал ребенка после смерти жены?

Евгения закусила губу, чувствуя кровь во рту, и дергая пальцы, выгибая ладони, прошептала:

– А не было никакого мужа, брака. Вымысел сестры. Ради денег она оформила документы, как мать-одиночка, а может, никто и не звал замуж. У Марины по закону нет отца. Я не могла поверить. Для меня информация стала шоком. Не представляя, что делать, я начала искать Кротова и… нашла. Когда явилась к нему в офис, он был очень недоволен. Сказал, что был с ней в последний раз, когда я приезжала в гости, когда она на четвертой неделе беременности была. Прожив с ней еще несколько дней, Кротов понял, что не хочет связываться. Через две недели после моего отъезда он застал Юлю с любовником и ушел. Александр кричал, что достоверно не знал, чье это отродье, а раз от такой мамаши, значит, такое же корыстное чудовище будет. Еще поведал, что встретил нормальную женщину и ему не нужны выродки. Я ушла, а через день явилась хозяйка квартиры и сказала мне выметаться, если не заплачу. Заверив, что все хорошо, сняла жилье на месяц, не зная, что делать. Проконсультировавшись со всеми, поняла, что мне ничего не светит. Тяжело мне далось решение, но я переехала и устроилась на работу. Сказали, что если будут деньги на счете, стабильный заработок и где жить, то мне разрешат, но нет – отказ. Я молодая, одна… В полном отчаянии бродила по городу, пока случайно не оказалась на мосту. И потом встретила тебя. Я… все рассказала, поделилась, обо всем, что накипело, а на следующий день ты пришел ко мне на работу и предложил помощь.

– Я предложил брак?

– Да, ты предложил фиктивный брак, ну… то есть брак… который мы бы прекратили без хлопот через юристов. Аннулировать было запрещено, чтобы… чтобы не было нелепых слухов. Ты сказал, что все уладишь.

– Получается, про фиктивные отношения не было и слова в договоре, так?

– Там…

– Покажи мне документы, которые остались у тебя.

Поднявшись, Женя вышла из кухни и направилась в спальню, где в толстой папке складывала все документы на себя и дочку, а также медицинские заключения. Вернувшись, она положила папку на стол и, вытянув нужный договор, отдала мужчине.

Все время, пока Громов внимательно читал, она переживала, не зная, что думать.

Считая, что нужно отвлечься, Евгения поднялась и нажала на кнопку электрического чайника, желая заварить чай с мятой.

– Обычный брачный договор. Нет никаких дат. И вот еще… ты подавала заявление на перевод суммы? У тебя есть возможность получать ежемесячно или раз в год приличную сумму.

– Нет, мы сами.

Мужчина задержал внимание на хрупкой женщине, подошедшей к шкафчику, засыпающей заварку в чайник. Гордая…

– Сколько мы с тобой общались? – внезапно спросил он, не желая откладывать вопрос в долгий ящик.

Женя нахмурилась, но все же протянула:

– Три дня. Первый – знакомство, второй – подписание документов и третий…

Она замолчала, поэтому Громов дал ей две минуты ответить, а когда не дождался, уточнил:

– И третий…

– Через неделю… твой адвокат позвонил и сказал, что можно забирать Марину. Но приехал не он, а ты, чтобы съездить за ребенком.

– И что?

– Съездили и забрали, – резко выдала Евгения и отвернулась, давая намек, что разговор закончен, наливая кипяток в кружки, тут же спрашивая: – Будешь чай с мятой?

– Вероятно, гадость… Буду.

Кивнув, женщина поставила перед ним кружку и достала из духовки пирог, разрезая на большие куски, укладывая в тарелку. Определив блюдо рядом с мужчиной, она пододвинула кружку и прошептала:

– Очень успокаивает.

– И все?

– Что все?

– Больше мы не виделись?

Женя подняла лицо, думала секунду, а потом слишком быстро сказала:

– Нет. Все, или еще вопросы будут?

– Я хочу помочь.

– Не вижу связи.

Громов как-то недовольно посмотрел и произнес:

– Я хочу позвонить другу и попросить приехать сюда, чтобы помочь. Ты не будешь против?

Женя сделала глоток и кивнула, тихо спрашивая:

– Думаешь, у него есть шанс?

– Нет, я считаю, что он ничего не может. НИКТО и звать НИКАК, но тут нужен хороший адвокат.

– У меня остались деньги на счету…

Громов стиснул зубы и отвернулся. С недовольством смотрел на стену, а потом произнес:

– Почему ты решила мне помочь? Я тебе никто.

– Ты помог мне, когда я была в отчаянии – спас меня.

Мужчина резко повернулся, повел челюстью и резко уточнил:

– Решила отплатить и спасти?

Чувствуя агрессию, Женя провела подушечкой пальца по ободку кружки и ответила:

– Прости, если обидела, но ты для меня так много сделал. Для нас. Может, для тебя это мало – а для нас все. И я хотела помочь.

Громов ничего не сказал на ее слова, лишь кивнул и с каким-то раздражением выдал:

– Понял. Ладно, на сегодня достаточно. Иди отдыхать.

– Мне… еще платье обшивать мишурой и…

Громов возмутился. Он впервые видел женщину, которой совершенно плевать на себя, главное – счастье других. В своей жизни он встречал лишь хищниц, жадных и хитрых, способных на все ради своей цели. Или те, кто ничего собой не представляли, ни к чему не стремились, заботясь лишь о том, что встречалось на пути. Андрей отнес Женю ко второй категории, но, наблюдая за ней столько времени, отмечая, как она изматывает себя, работая, чтобы содержать… чужого ребенка, прилагая силы и терпение на калеку, ежедневно ухаживая, заставляя себя и его, неосознанно стал восхищаться. Нет, первое время ее упрямое поведение бесило. Она старалась, а ему было плевать. Громова раздражало все, хотелось закрыть глаза и забыть про этот чертов мир. Особенно когда смотрел в окно, наблюдая за людьми. У каждого свои проблемы, люди как муравьи куда-то спешили и не ценили того, что у них есть. Как и он. Он наслаждался жизнью, не представляя, что можно быть счастливым только потому, что у тебя целы конечности, и ты можешь ходить. В юности, когда решил, что сделает все, чтобы жить в богатстве, он шел к своей цели, наплевав на все, что окружало. А сейчас, запертый в клетке, он анализировал, воспринимая жизнь и поступки людей иначе.