Джорджина увидела все это сразу, как только обернулась к нему, но прежде, чем его взгляд приковал к себе ее внимание. Этот взгляд предвещал какую-то опасность для ее жизни. За те недели, что они провели вместе, она видела Джеймса Мэлори в самом разном настроении, но никогда не видела его по-настоящему злым, – злым настолько, чтобы терять хладнокровие, если, конечно, оно ему было свойственно. Его взгляд, как ей казалось, мог погасить горящий уголь: он был дьявольски зол, и она плохо себе представляла, что он собирается делать.

– Ты его тоже знаешь?

– Тоже?

«О, конечно, Бойду показалось, что он его где-то видел. Очевидно, это не так». Но прежде чем она успела что-то сказать, выйдя из оцепенения, Джеймс сам нарочито неторопливо направился к ней.

– Джорджи в платье? Как необыкновенно! – Его сухой голос звучал столь отчетливо, словно он говорил для всех. – Да, это, конечно, ты. И в самом деле в платье. Хотя мне больше нравится, когда ты в штанах. Открывает гораздо больше и нечто потрясающее…

– Кто вы такой, мистер? – агрессивно спросил Бойд, выступая вперед и вставая на пути Джеймса.

На минуту показалось, что Джеймс просто отбросит его в сторону (а Джорджина не сомневалась, что он так и сделает).

– Черт возьми, никак ты собираешься мне помешать, парень?

– Я спросил, кто вы такой? – повторил Бойд, вспыхнув и пытаясь скрыть свое замешательство в насмешке: – Не считая того, что вы англичанин.

– Не считая того, что я англичанин, я Джеймс Мэлори. А теперь будь хорошим парнем и уйди в сторону.

– Не стоит спешить. – Уоррен стал рядом с Бойдом. – Имя ничего не говорит о том, кто вы такой и зачем пожаловали.

– Еще один? Кажется, дело осложняется, Джорджи? – обратился Джеймс к ней, и у нее не осталось никаких сомнений в его намерениях.

– Это мои братья, Джеймс, пожалуйста, не надо…

– Братья? – спросил он насмешливо и вновь посмотрел на нее своими холодными зелеными глазами. – А я подумал что-то совсем другое, увидев, как они тебя облепили. – Его тон был достаточно оскорбительным.

Джорджина задыхалась. Бойд побагровел. Уоррен замахнулся, но его удар был отбит. Дрю подбежал, чтобы удержать Уоррена.

– Вы что, с ума все посходили? – зашипел он. – В комнате полно гостей, Уоррен. Черт возьми, мне сегодня весь день кажется, что с тобой что-то не в порядке.

– Ты разве не слышал, как этот сукин…

– Конечно, слышал, но, в отличие от тебя, я узнал, что это капитан корабля, который возил Джорджи на Ямайку. Прежде чем намять ему бока, почему бы не узнать, что ему здесь нужно и почему он ведет себя так… вызывающе.

– Пьян, конечно, – заметил Бойд.

Джеймс продолжал смотреть на Джорджину.

– Ты была совершенно права, Джорджи, твои братья невыносимы.

Она, конечно, рассказывала ему о братьях, и это его замечание относилось к ее первым дням на корабле. Она тогда сказала, что хотела бы иметь других братьев, не говоря уже о Маке.

Джорджина не знала, что делать. Она боялась спросить у Джеймса, зачем он здесь и почему смотрит на нее с такой ненавистью. Ей хотелось увести его, пока не разразилась гроза. Но она не была уверена, что обстановка в доме изменится к лучшему, если они останутся наедине. Однако что-то надо было делать.

Она взяла Уоррена за руку, и почувствовала, как тот напрягся.

– Мне нужно поговорить наедине с этим капитаном.

– Нет, – просто ответил Уоррен.

По его лицу она поняла, что тут ничего не добьешься, и обратилась к другому брату:

– Дрю!

Дрю был большим дипломатом. Он, как бы не услышав ее обращения, посмотрел на Джеймса и учтиво спросил:

– С какой целью вы здесь, капитан Мэлори?

– Если вы хотите знать, я пришел вернуть имущество Джорджины, которое она бездумно оставила в нашей каюте.

Джорджина издала сдавленный стон. Слово «нашей» вспыхнуло как сигнальный огонь в темную ночь. И все поняли его скрытый смысл. Ее подозрения подтвердились. Падение ее становилось очевидным, особенно если учитывать крайне опасное возбуждение Джеймса, явно теряющего присутствие духа.

– Я могу объяснить, – начала она, не подумав, что не следует входить в какие-либо подробности.

– Я предпочел бы, чтобы объяснил капитан Мэлори, – сказал Уоррен, с трудом сдерживаясь.

– Но…

– И я тоже, – перебил ее Дрю уже не таким рассудительным, как раньше, тоном.

– Черт возьми! Вы что, специально набиваетесь на драку? Надо же разбираться, Уоррен! Нельзя все время повторять одно и тоже.

– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – потребовал Клинтон.

Он пришел вместе с Томасом, и Джорджина почти обрадовалась этому обстоятельству: может быть, теперь Джеймс поостережется в словах и не будет унижать ее человеческое достоинство?

– Все в порядке, моя хорошая? – спросил Томас, покровительственно обнимая сестру за плечи.

Но прежде чем она успела ответить, Джеймс передразнил:

– Моя хорошая?

– Не нужно повторять ошибок, Джеймс Мэлори, – предупредила она, подавляя ярость. – Это мой брат Томас.

– А эта вышка?

– Мой брат Клинтон.

Джеймс пожал плечами.

– Ошибка естественна, так как нет родственного сходства. У вас что, были разные отцы или разные матери?

– С чего это ты говоришь о сходстве, когда твой братец черен как грек?

– Энтони понравилось бы такое сравнение. И я рад, что ты не забыла о встрече с ним, Джорджи. Он тебя тоже не забудет… как и я.

Она была очень расстроена и вполне могла не обратить внимания на смысл сказанного. А Клинтон все ждал объяснений. Бойд подтолкнул к этому.

– Это капитан корабля, на котором Джорджи покинула Англию, и сам англичанин до кончиков ногтей.

– Я уже понял. И поэтому вы устраиваете здесь сцену для гостей?

Осуждение Клинтона заставило Бойда смутиться и замолчать. Но вмешался Дрю:

– Не мы это начали, Клинт. Этот негодяй оскорбил Джорджи, едва войдя в комнату.

Губы Джеймса презрительно искривились:

– Я сказал, что ей больше идут штаны. Это дело вкуса, милый мальчик, и вряд ли оскорбление.

– Нет. Речь шла не об этом, Мэлори, и вы это знаете, – злобно прошипел Уоррен. – И это не единственная гадость, которую он сказал, Клинтон. Он еще имел глупость заявить, что Джорджина оставила что-то в его каюте, имея в виду…

– Ну конечно, – почти мягко перебил Джеймс, – где же еще? Ведь в конце концов она была моим каютным слугой, каютным мальчиком, юнгой.

«Он мог бы сказать: любовницей. Это ненамного хуже», – подумала Джорджина, совершенно побелев.

В глазах Джеймса не было торжества, они оставались холодными и беспощадными. Она с опаской ожидала последнего удара.

– Джорджина?

Она лихорадочно искала выход из положения, но не находила его.

– Это длинная история, Клинтон. Может быть, лучше попо…

– Сейчас!

Ну вот, теперь Клинтон потерял голову. Даже Томас хмурится. Кажется, единственное что ей остается, – действительно провалиться сквозь землю.

– Ну, хорошо, – проговорила она, – но лучше не здесь. – И, ни на кого не глядя, направилась к кабинету.

Следом шел Джеймс.

– А вас никто не приглашал.

– Нет уж, милая. Эти щенки не сдвинулись бы без меня с места.

В ответ она одарила его горящим взглядом, пока братья заполняли кабинет. «Конечно, – подумала Джорджина, – можно во всем покаяться, и пусть братья убьют Джеймса. Какого черта он сюда приперся, перебудоражив всех? Он довольно грубо возмутил спокойствие, но его низменный план может обернуться против него, и он этого вполне заслуживает».

– Ну, Джорджина?

– Не надо говорить со мной тоном главы семьи, Клинтон. Я не сделала ничего такого, в чем могла бы раскаяться. Обстоятельства вынудили Мака и меня искать пути домой, и я переоделась мальчиком.

– А где спал этот переодетый мальчик?

– Капитан любезно предложил мне разделить с ним каюту. Ты точно так же поступал со своим каютным мальчиком в знак покровительства. Но чтобы он знал, что я… я… – ее глаза сверкнули, и в них появился огонь ненависти. – Сукин сын, что ты хотел сказать, когда говорил, что ты меня не забудешь? Ты с самого начала знал, что я девушка, и только притворялся, что разглядел это потом?

Джеймс ответил с крайней небрежностью:

– Ну конечно.

Она бросилась на него, вскрикнув от ярости. Томас схватил ее сзади и удержал. Уоррен подскочил к Джеймсу.

– Так ты что, обесчестил ее? – спросил он, не прибегая к эвфимизмам.

– Ваша сестра вела себя как портовая шлюха. Она помогала мне одеваться и даже мыла меня без всякого протеста и девичьей стыдливости. Она уже сама себя обесчестила, прежде чем я дотронулся до нее.

– О Боже, – сказал Уоррен, – так вы действительно признаете, что вы…

Уоррен не закончил фразы и не стал дожидаться ответа. Он попытался ударить Джеймса, но его удар снова был легко парирован. Вслед за этим Джеймс коротко ткнул Уоррена кулаком в подбородок. Голова его откинулась назад, но он, слегка удивленный, все же удержался на ногах. Но тут к Джеймсу подскочил Клинтон.

– А почему бы не попробовать со мной, Мэлори?

Джорджина не верила своим ушам. Уравновешенный и здравомыслящий Клинтон?!

– Томас, сделай что-нибудь! – вскрикнула она.

– Боюсь, ты вмешаешься, если отпущу тебя. Я лучше сам стану держать этого негодяя, пока Клинтон будет бить его по физиономии.

– Томас! – выдохнула она, отказываясь верить.

– Хорошо, ты можешь со мной потягаться, янки, – сказал Джеймс дразнящим тоном. – Но я должен предупредить, что хорошо знаю дело.

«Насмешка? Вызов? Этот человек самоубийца. Он что же думает, что ему придется иметь дело только с Клинтоном? Он не знает ее братьев. Между ними могли быть жестокие перепалки, но против общего врага они всегда объединяются».