Усмехаясь, она словно случайно потянулась к нему бокалом, перед тем как сделать глоток.

– Должна сказать, вы сегодня очень общительны, Джеймс. – Его имя на ее устах (при том, что она никогда не называла его так раньше) раздосадовало Джеймса. – Особенно, – продолжала она, – с тех пор, как я решила, что разозлила вас кое-чем.

– Разозлила? Такой очаровательный ребенок? Почему ты так подумала?

Она едва не захлебнулась сладким красным вином.

– По вашим горящим глазам, – отважно сказала она.

– Страсть, милая девочка. Чистая… подлинная страсть.

Ее сердце учащенно забилось, хотя внешне она оставалась

очень спокойной. Она поймала его взгляд и увидела в его глазах жгучую, всепоглощающую чувственность, какой невольно прониклась и сама. Она еще не барахталась на полу? Бог мой, если нет, то это должно было случиться.

Она опрокинула в себя остатки портвейна и на этот раз действительно захлебнулась им, что было весьма кстати, поскольку изменило ситуацию и дало ей время прийти в себя и благоразумно заявить:

– Я была права. Если я никогда не видела пылкой ярости – то вот она.

Уголки его губ поднялись.

– Ты в превосходной форме, деточка. Нет-нет, не убегай, – добавил он, когда она поставила свой бокал и намеревалась подняться. – Мы еще не установили причину моей… пылкой ярости. Я в самом деле способен на нее. Следующий раз мне надо обратить ее на Джейсона.

– Джейсона? – Что-то ведь его заставило перейти на эту беспокойную тему.

– Брат. – Он пожал плечами. – Один из многих. Но давай не отвлекаться, милая.

– Нет, давайте отвлечемся. Я действительно очень устала, – сказала она, нахмурив брови: он снова наклонял бутылку над ее бокалом.

– Трусиха. – Он сказал это слегка развязным тоном, но она замерла, почувствовав вызов.

– Очень хорошо. – Она схватила бокал, наполненный более чем наполовину, и, едва не разлив вино, собиралась сделать глоток.

– Что бы вы хотели обсудить?

– Мою пылкую ярость, конечно. Мне интересно, почему ты думаешь о гневе, когда я говорю о страсти.

– Потому что… потому что… ах, черт вас побери, Мэлори, вы прекрасно знаете, что были раздражительным со мной.

– Не знаю ничего подобного. – Он действительно улыбался теперь, как кот, подстерегающий добычу. – Может, ты скажешь мне, почему я был раздражительным с тобой?

Допуская, что наносила удар по его гордости, она должна была признать, что делала это обдуманно.

– У меня нет ни малейшего намерения, – сказала она, распахнув наивные глаза так широко, как могла.

– Нет? – Золотистая бровь изогнулась, и она почувствовала, что соскучилась по этому жесту за последние несколько дней.

– Иди сюда, Джордж.

Ее глаза распахнулись.

– Ох, нет, – сказала она, выразительно тряхнув головой.

– Я просто собираюсь доказать, что не испытываю ярости по отношению к тебе.

– Уверяю вас, я допускаю это.

– Джордж.

– Нет!

– Тогда я подойду к тебе.

Она вскочила и нелепо вскинула руку с бокалом, словно этот жест мог отразить его натиск.

– Капитан, я должна возмутиться.

– Это я должен, – сказал он, огибая письменный стол, в то время как она уходила от него с другой стороны.

– Ты не доверяешь мне, Джордж?

Это была неподходящая минута для дипломатии.

– Нет.

Его хихиканье удержало ее от развития этой фразы.

– Остроумная девочка. Мне часто говорили, что я достойный порицания повеса, но я предпочитаю быть большим ценителем женщин. Это звучит намного приятнее, ты не думаешь?

– Я думаю, что вы напились.

– Мой брат возразил бы против такого утверждения.

– Проклятье вашему брату, и вам тоже, – выпалила она. – Это глупость, капитан.

Она по-прежнему держала в руках бокал, каким-то образом умудрившись не пролить из него ни капли. Она села и пристально поглядела на него. Он ответил ей усмешкой.

– Я совершенно согласен, Джордж. Ты ведь не собираешься заставлять меня гоняться за тобой вокруг этого стола, а? Это забава для трясущихся старых дураков и горничных.

– Ну, если башмаки позволят, – парировала она механически и открыла рот, поняв свою ошибку. Все остатки юмора покинули его.

– Я сейчас заставлю тебя съесть чертов башмак, – низко прорычал он перед тем, как перебраться через письменный стол.

Джорджина была слишком ошеломлена, и через секунду Джеймс оказался перед ней. Следующим ее ощущением были его большие сильные руки, обвивавшие и тискавшие ее до тех пор, пока вся она – с ног до головы, не утратила чувства самостоятельности. Казалось, ее тело входило в его, покладисто приспосабливаясь.

Наконец, она стала жертвой спокойного затяжного поцелуя, такого соблазнительно сладкого и чувственного, что с нею случилось нечто вроде обморока, и ее захлестнуло желание.

Он слегка покусывал ее губы в уверенности, что она не захочет, чтобы ей позволили уйти. Об этом говорили ее руки, запущенные в его густую шевелюру, ее тело, плотно жавшееся к нему. Наконец, она шепотом произнесла его имя, вызвав этим его сердечную улыбку, и это окончательно размягчило ее.

– Хочет ли маленький Джордж действительно уединиться ночью? – спросил он.

– Он уже спит.

– Я думал, я потерял такт… в моем преклонном возрасте.

– Ох… – Она поморщилась.

– Прости, любимая, – произнес он, не испытывая тем не менее раскаяния.

– Все совершенно правильно. Я нужна мужчинам, которые просто не могут не пожирать меня глазами.

– В таком случае, разве это хороший вкус?

– Что?

– Башмаки.

Этот человек сущий дьявол, способный заставить ее рассмеяться, когда вся она хотела только одного – соединиться с ним. Она торопливо лизнула языком его нижнюю губу.

– Хороший вкус.

Джорджина задыхалась, настолько плотно он сжимал ее.

– Подобные реплики оправдают тебя и позволят тебе иметь все, что ты захочешь.

– А если я хочу только тебя?…

– Моя родная, с этим нет проблем, – заверил он, перенося ее на руках в свою постель. Джорджина чувствовала себя почти невесомой в его сильных руках. Она просто хотела полного слияния с ним и не отпускала его даже для того, чтобы снять их одежду. Неужели она действительно считала, что сможет забыть те ощущения, которые подарил ей этот мужчина раньше; то же самое она чувствовала сейчас. Она пыталась забыть их, пыталась. Его раздражительность облегчала задачу. Но он больше не был зол, а она устала, сопротивляясь его мощной силе. Господи, какие ощущения…

Она очнулась от жара, опалившего ее кожу, когда его рот коснулся ее груди, и изогнулась дугой, когда он стал целовать другую. Она хотела его прямо сейчас, но он тянул время, переворачивая ее, доводя до исступления, постигая каждую ее клеточку, особенно затвердевшие кончики грудей, которые он сосал, целовал и покусывал до тех пор, пока она не воспламенилась окончательно. Наконец он опрокинул ее на спину, и она почувствовала его палец внутри себя.

Крик был заглушён его сухими губами, и когда он через минуту умело вошел в нее, каждый толчок был особенным, каким-то по-новому восхитительным, неповторимым, от которого она задыхалась, как во время поцелуев секунду назад.

«Итак, ценитель и знаток женщин? Боже, спасибо тебе».

Через некоторое время Джорджина обнаружила, что лежит, вытянувшись, на одной стороне кровати, Джеймс – на другой, а между ними – шахматная доска. Что заставило ее утвердительно ответить на вопрос, умеет ли она играть? Вероятно, обещанная возможность провести утро в постели в неторопливой игре. Кроме того, перспектива выиграть у Джеймса Мэлори была слишком соблазнительной, чтобы сопротивляться; так и было, пока она не стала подозревать, что он намеренно отвлекает внимание, втягивая ее в разговор во время игры.

– Очень хорошо, Джордж, – сказал Джеймс, когда она съела его пешку, подбираясь к слону и не оставляя ему возможности съесть что-либо у нее или защитить своего слона.

– А ты думал, это будет очень легко?

– Надеялся. Как нехорошо с твоей стороны разочаровывать меня. – Он передвинул королеву, пытаясь защитить слона, бесполезная попытка, оба они знали это.

– Хорошо, кем, ты сказала, приходится тебе Макдонелл?

Она почти рассмеялась над его надеждой, что она ответит не думая. Больше не было необходимости притворяться, что Мак был ее братом.

– Я не говорила. Ты спрашиваешь?

– Хорошо, мы представляли, что он не твой брат.

– Да? Когда мы представляли такое?

– Проклятье, Джордж, он не брат тебе, да?

Она заставила его подождать, объявив следующим ходом горде его королеве.

– Нет. Мак просто близкий друг нашей семьи, что-то вроде любимого дяди. Он всегда был поблизости, а ко мне он относится как к дочери, которой никогда не имел. Твой ход, Джеймс.

– Так, так.

Вместо того чтобы пытаться защитить свою королеву, он конем съел одну из ее пешек, ставя под удар уже ее королеву. А поскольку никто из них не был готов к потере королевы,

Джорджина отступила, давая Джеймсу возможность атаковать. Не ожидая этого, он замер, обдумывая положение.

Она решила воспользоваться его отвлекающей тактикой.

– Почему ты вдруг заинтересовался Маком? Ты разговаривал с ним?

– Конечно, любимая.

Джорджина успокоилась. Не было ничего неожиданного в том, что он узнал, что Мак не ее брат, но она не хотела, чтобы он вспомнил их первую встречу с Маком в таверне. Это могло бы привести к целой серии вопросов, на которые она не хотела отвечать, – особенно о том, что она там делала. Кроме того, Джеймс мог разозлиться, осознав ее двойной обман, заключавшийся не только в ее переодевании, но и в том, что она встречала его раньше.