— Я не настолько слаба, — ответила та с едва заметной улыбкой. — Неужели, действительно, все проблемы разрешатся без войны?

— По крайней мере теперь есть на это надежда. Я расскажу тебе обо всем позже. Сейчас ничто так не поспособствует сохранению мира, как твое безотлагательное бракосочетание при дворе.

— Джеффри писал о богатой свадьбе, но при дворе… Ладно, хорошо, — согласилась Джоанна.

— Ты не возражаешь?

— Почему я должна возражать?

Видимо, Джоанна не понимает всех сложностей или, будучи девственницей, уверена, что все пройдет гладко. Если так, ей необходимо четко объяснить некоторые тонкости. Конечно, возможность того, что между Джоанной и Джеффри уже была любовная связь, не исключается, и они могли подготовиться… Элинор должна знать, к чему они собирались прибегнуть в подобном случае. Если принять во внимание подозрения королевы, несомненно, возникнут попытки подловить Джоанну. Грубая хитрость тут же поможет.

Элинор попыталась воскресить в памяти, насколько волосат Джеффри, но могла вспомнить его тело лишь в те годы, когда он был мальчиком. Ей представлялась возможность лицезреть его голым, когда он стал мужчиной, но приличия и инстинктивная предосторожность удержали ее от этого.

— Ты провела немало времени наедине с Джеффри…

— Не так уж и много, — отозвалась Джоанна, весьма озадаченная этим замечанием.

— Двадцати минут вполне достаточно, если есть обоюдное желание! — засмеялась Элинор. — Любовь моя, ты все еще девственница?

— Конечно. Я ведь знала, есть некая причина, по которой вы с Иэном предпочли свадьбе помолвку. Я бы не допустила… — Джоанна покраснела от стыда: своими действиями она уже слишком многое позволила Джеффри, чуть ли не принуждала его к совокуплению в ночь пожара.

Румянец на лице дочери — прекрасный знак. Элинор поняла, что не ошибается: за внешней сдержанностью Джоанны скрывается настоящая страсть. Очевидно, Джеффри удалось пробудить ее. Тем лучше для него! Но о чем это толкует ее девочка?

— Причина? — спросила Элинор. — Единственной нашей мыслью было защитить вас. Мы боялись, что вы с Джеффри, в силу вашей молодости и тяжелого груза ответственности, не найдете точек соприкосновения друг с другом и вместо любви воспылаете ненавистью.

— О! — Джоанна покраснела еще сильнее. — Об этом говорил и Джеффри, но я думала… только потому, что…

— Ты правильно полагала, Джоанна, — рассмеялась Элинор. В обычной ситуации на Джеффри можно вполне положиться, но в подобном случае все мужчины обнаруживают способности говорить и действовать с той же проворностью и быстротой, с какой ползают змеи… — Но у тебя такой вид, будто ты сожалеешь о чем-то, Джоанна, — не без лукавства сказала Элинор. — Тебе хотелось отдаться ему?

— Да, — простодушно ответила Джоанна.

Готовность дочери к самопожертвованию всегда удивляла и слегка раздражала Элинор.

— Что же удержало тебя? По какой такой причине, которую я не могла бы знать?

— Я полагала… как к этому отнесется король… а вы не захотите, чтобы узнал и граф Солсбери… Теперь все это не имеет значения. Поскольку предстоит публичная брачная церемония, просто прекрасно, что я девственница! Джеффри подумал об этом…

— Тогда у него побольше мозгов, чем обычно у мужчин! Но недостаточно просто быть девственницей. Ты должна еще доказать это. Когда твой отец лишил меня девственности, не пролилось ни одной капли крови. Мне повезло, что он был уже немолод и знал разницу между женщиной и девушкой. Ему не нужны были подобные доказательства.

— Как же такое могло произойти? — удивилась Джоанна.

А если эта особенность Элинор досталась и ей «по наследству»? Джеффри загорается, стоит лишь какому-нибудь другому мужчине взглянуть на нее… но что он подумает?

— Кто знает? — ответила Элинор. — Одни женщины лишаются девственности легко, другие — только с сильными болями и после многих попыток. Для тех, у кого нежная девственная плева, вполне хватит верховой езды или тяжелого падения, чтобы порвать ее. Если она крепче, то выдержит и более жестокие испытания. Я знала женщину, которой пришлось воспользоваться ножом, прежде чем ее муж смог должным образом совокупиться с ней. Бедный, сколько шуток он выдержал! А какие предложения ему пришлось выслушивать!

— Но, матушка… — не выдержала Джоанна, не слишком заинтересованная страданиями какого-то незнакомца. — Что мне делать, если я окажусь такой же, как вы? Не понимаю: Гертруда говорила мне, что вы истекали кровью так, словно были ранены, а вы…

— Гертруда сказала правду, — засмеялась Элинор. — Но за меня кровью истекал твой отец. Ты помнишь, какая густая растительность была у него на теле, Джоанна? Нет? Он был словно медведь… только рыжий, разумеется. Он сам порезал себя… там, где у него росли самые густые волосы. Мы полагали, что будет только царапина, которой достаточно для того, чтобы пролилось несколько капель крови на простыни и мне на ноги… Но, должно быть, он задел вену. Когда позже мы совокупились снова, рана открылась, и нас чуть было не смело потоком крови с кровати. — Элинор продолжала смеяться, вспомнив искренний ужас королевы Беренгарии, удивленные глаза и вздернутые брови сестры Ричарда Джоанны.

Затем она спросила, уже серьезно:

— На многое ли готов Джеффри ради тебя? Сможет ли он? Я имею в виду… достаточно ли у него волос на теле?

— Не знаю, — пробормотала Джоанна. — Не могу ответить на эти вопросы. Что касается волос… он не таков, как мой отец. У него мягкая и редкая растительность на теле и светлого цвета… как бледное золото. Боюсь, порез будет заметным. А его готовность… Если он верит мне, то пойдет ради меня на все. Но он так ревнив…

— И слишком молод, — забеспокоилась Элинор. — Существуют и другие способы, но их гораздо легче выявить. Если Джеффри обнаружит твою хитрость, ты никогда не сможешь убедить его в своей невинности.

— Не могли бы вы объяснить ему, матушка, какая с вами случилась беда? — спросила Джоанна, явно встревоженная.

— Ни я, ни Иэн. Если об этих проблемах заговорим мы, подозрения Джеффри только усилятся. В конце концов, Джоанна… — Элинор попыталась улыбнуться. — Возможно, мы слегка предвзято смотрим на тебя. Поговорю-ка я с Элой. Когда-то я рассказывала ей, очень давно… Теперь придется напомнить. Будет лучше, если Джеффри все объяснит она.

— Поверит ли он ей? — прошептала Джоанна. — Поверит ли кому-нибудь?

19.

Свадьба при дворе всегда возбуждала всеобщий интерес. Ради такого случая надевали самые роскошные одеяния и изысканные драгоценности. Случай требовал того. Список гостей оказывался гораздо длиннее, чем обычно. Провизию, заказанную в огромных количествах, доставляли даже из самых отдаленных владений. В числе гостей бывало много знати. Значит, готовили самые изысканные и дорогие блюда, а весь праздник отличался исключительной роскошью.

Поэтому в ноябре 1212 года свадьба Джоанны и Джеффри оказалась в центре внимания как весьма незаурядное событие и к тому же приятное для придворных, предвкушавших небывалое веселье. Ведь чем беспокоиться о бедах, постигших Англию, куда приятнее говорить, думать и шутить относительно свадьбы этого бастарда, племянника короля, и дочери леди, давшей королю в свое время от ворот поворот. Эта давняя история, которая, по мнению леди Элинор, была известна только ее нынешнему мужу, покойному супругу и одному преданному вассалу, превратилась вдруг в любимую тему придворных сплетен.

Разгневанная, но беспомощная, Элинор могла лишь с притворным удивлением отрицать, что когда-либо отвергала знаки внимания со стороны короля или хотя бы имела на то причины. Но добилась она этим лишь одного: некоторые болваны, любившие собирать грязные слухи, теперь многозначительно сравнивали старшего сына короля, который был так же белокур, как его дед и дядя Ричард, с рыжеволосой Джоанной. Ведь и королева, и король темноволосы. Разве не могло случиться так, что Джону удалось-таки овладеть леди Элинор? У Джоанны тоже находили сходство со старым королем Генрихом. Некоторые поговаривали, что он был рыжеволосым. Яблоко от яблони недалеко падает, говорили другие, с удовольствием возвращаясь к скандальным сплетням, ходившим прошлой весной, о Джоанне и молодом Брейбруке.

Пошел слух, что незаконнорожденные молодожены не только состоят в кровном родстве, но и унаследовали распущенность нравов по обеим линиям. В иное время при дворе появились бы и человеческие жертвы. Однажды граф Солсбери, Энжелар д'Атье и Вильям де Кантелю с трудом вытащили Джеффри из большого зала, а юного глупца, которого Джеффри чуть было не задушил до смерти, с трудом привели в чувство. В другой раз только личное вмешательство короля спасло старшего Брейбрука от смерти в «объятиях» Иэна. Несмотря на то, что Джон был ниже своего высокого вассала более чем на голову, он обладал силой быка. Возможно, ему и не удалось бы одолеть Иэна в поединке, но, встав между дерущимися и обхватив Иэна своими руками, король предоставил Брейбруку несколько минут для исчезновения.

— Прошу тебя, пускай он уходит! — сказал Джон, как только утихомирил Иэна и уединился с ним в боковых апартаментах. — Тебе наверняка известна правда об этой истории. Леди Элинор удалось отказать мне, но, во всяком случае, это произошло уже после рождения леди Джоанны. Богу известно, что я не так уж и невинен в отношениях с женщинами, но… — Губы Джона тронула едва заметная улыбка. — Твоего обидчика я не стал бы трогать. Разве только… если бы это принесло мир моему королевству…

— Я не буду вызывать его на поединок, — согласился Иэн, вытирая рукой лицо. — Он хотел просто пошутить, но…

— Все мы измотанные и издерганные, — вздохнул Джон. — Нелегко сдерживать себя. В таком напряжении любой человек норовит уколоть своего соседа, чтобы облегчить собственную боль.

Человек, изрекавший эти слова, говорил правду. Что-то Дрогнуло в Иэне, и он забыл о своем гневе. Что за боль снедала короля всю его жизнь и заставляла испытывать радость от страданий других? Чем бы эта боль ни была вызвана, на какое-то время она, видимо, утихла. Или Джон контролирует себя лучше прежних членов анжуйской династии? В последние месяцы он был идеальным королем: внимательным в делах и мягким, хотя и не предупредительным к своим вассалам. Король делал много хорошего. Он дал строгие указания своим офицерам пресекать попытки грабежей пилигримов и торговцев, без страха и по совести вершил правосудие для тех, кто обращался к нему.