Имя было произнесено непринужденно, как бы само собой. Элинор все время не спускала с дочери глаз, так что легко было и определить ее реакцию. Но в лице Джоанны ничего не изменилось. Возможно, в ее глазах и мелькнуло мимолетное волнение (или облегчение?), но оно было таким кратковременным, что Элинор не смогла уловить его истинной причины.

Джоанна ничего не ответила. Воцарилось молчание. Через минуту Иэн беспокойно заерзал в кресле. Элинор повернулась к мужу, потом снова перевела взгляд на Джоанну, которая не мигая смотрела на Брайана. Пес поднял голову, затем встал и подошел к своей госпоже. Джоанна оживилась. Брайан прыгнул на колени хозяйки с глухим шумом, заставившим задрожать прочный деревянный пол, и начал ластиться к ней. Даже стул накренился. Элинор улыбнулась: именно Джеффри когда-то привез в подарок Джоанне слепое, неуклюжее и тощее существо, которое превратилось сейчас в любимца дочери.

— Итак, Джоанна… — заговорил Иэн, — все мы действительно любим Джеффри, но если ты чувствуешь… если, возможно, ты думаешь…

— Фу! — нетерпеливо воскликнула Элинор. Мужчин всегда обвиняют в грубости, ибо они ругаются, плюются и мочатся не там, где нужно… Однако главная беда в том, что большинство из них просто страдает болезнью мозга! — Иэн хочет знать, Джоанна, не будешь ли ты чувствовать себя в постели с Джеффри как с братом, когда придет время проводить с ним ночи?

— Элинор!

— Разве не это ты имел в виду, милый?

Иэн молча поднялся и отошел к окну. Там он остановился, разглядывая стены замка и зыбь, белеющую на морской глади. Джоанна и Элинор весело переглянулись, и обе прикусили губы, чтобы сдержать смех. Ведь ясно же: Иэна не столько беспокоит проблема кровосмешения, сколько интимная жизнь Джоанны. Однако его реакция удачно сняла общее напряжение.

— Ответь нам, Джоанна, — все еще улыбаясь, потребовала Элинор.

— Нет, — ответила Джоанна. — Этого не случится.

— Подумай о проблеме интимной жизни, Джоанна, — настоятельно посоветовала Элинор. — Тебя ничто не пугает? Представь себе детей, которые во всем будут походить на Джеффри. Не хочешь ли ты, чтобы твои дети были похожи на кого-нибудь другого?

Элинор с облегчением заметила некоторую заинтересованность на лице Джоанны. Очевидно, ее дочь никогда не рассматривала Джеффри как своего любовника или мужа. Это вполне объяснимо. Подобные мысли об оруженосце отца просто не могли возникнуть в голове девушки, ибо они были бы опасны и могли привести к большой беде. А вот если сейчас Джоанна начнет думать о Джеффри, то подобные размышления неминуемо заронят в ее душу зерна любви…

Элинор поднялась и расправила юбки.

— Когда ты все взвесишь, дай мне об этом знать. Мы согласимся с любым твоим решением. Если ты откажешься, мы предложим тебе не менее достойного жениха.

— Я не нуждаюсь в дополнительном времени, матушка, — сказала Джоанна. — Я согласна, если только…

— Если только что, любовь моя? — участливо-осторожно спросил Иэн.

— Если только Джеффри захочет, — спокойно ответила Джоанна.

Смуглое лицо Иэна пошло темными багровыми пятнами.

— Что значит «если только захочет»?! — взревел он. — Мы предлагаем ему жемчужину, которой цены нет. Да и где он найдет равную тебе по красоте и достоинствам…

— И по владениям, — заметила Элинор, весело пересмеиваясь с дочерью.

Любые, даже самые незначительные сомнения в достоинствах пасынка и падчерицы всегда вызывали в Иэне подобный гневный отклик.

— Но, Иэн, — запротестовала Джоанна, заметив, что он все еще сердится, — возможно, Джеффри думает обо мне как о сестре. Это было бы ужасным! — Глаза ее вдруг расширились: — Ведь лорд Солсбери не станет принуждать Джеффри, ведь правда?

— Не говори глупостей, Джоанна! — отрезала Элинор. Больше всего она желала не касаться этой темы. Джоанна способна всей душой ответить на любовь, но никогда не предложила бы ее первой. — Тебе известно, что Вильям безумно любит Джеффри, особенно потому, что он — его незаконнорожденный сын. Ты ведь знаешь. Ты учла это?

— Что именно я должна была учесть? — спросила Джоанна.

— Джеффри дорог графу Солсбери и поэтому часто бывает при дворе. Если ты выйдешь замуж за Джеффри, то тоже будешь проводить там достаточно много времени. Сплетни — обычное явление в этом логове: многие женщины будут насмехаться над тобой, раз ты вышла замуж за незаконнорожденного, несмотря на его близость к трону.

— Многие женщины… — повторила Джоанна, и ее глаза сверкнули.

Губы Элинор медленно вытянулись в улыбке. Иэн захохотал, но тем не менее, когда он заговорил, в его голосе прозвучало беспокойство:

— Джоанна, ты ведь не имеешь права поднимать руку на фрейлин королевы!

Девушка ничего не ответила, но ее блестящие глаза смело встретили взгляд отчима. Он потер шею, как это сделал бы озадаченный человек, и покачал головой.

— Ты должна понять, любовь моя: ревность и недовольство обрушатся на тебя с недосягаемых высот. Бессмысленно наказывать слуг за ошибки хозяев. Король любит лишь одного человека в мире — Вильяма Солсбери, своего единокровного брата. Именно поэтому он и ненавидит Джеффри.

— Он что, сумасшедший? — изумилась Джоанна.

— О нет! Просто жадный и ревнивый, — пояснила Элинор. — Джону хотелось бы проглотить весь мир. Он должен обладать всем. Поэтому ему так ненавистно, что Вильям нашел в сердце место и для любви к своему сыну.

— Но ведь это безумие! — воскликнула Джоанна. — Это то же самое, как если бы я ненавидела Адама или Саймона за то, что вы любите их.

— У тебя добрая душа, любовь моя. Ты готова поделиться всем, чем можешь, — похвалил девушку Иэн.

— Нет! — возразила Джоанна. — Я не отдам ни йоты своей любви! Ибо каждого из нас — Адама, Саймона и меня — вы любите безграничной, но разной любовью, потому что мы сами очень отличаемся друг от друга. Если вы наблюдаете за Адамом, то смотрите на него, слушаете его и думаете только о нем. Вы совсем не думаете в этот момент обо мне или Саймоне. Вы ведь не любили меня меньше до рождения Саймона?..

— Конечно, нет! — Иэн опередил любые возражения Джоанны.

— И не будете любить меня меньше, если у вас родится еще одна дочь.

— Ты абсолютно права, Джоанна, — отозвалась Элинор. — Но ревность безрассудна, уж поверь мне. Не стоит тебе спорить на такие темы. Эти вещи существуют, они обычны. Король, безумен он или нет, ненавидит Джеффри… Он ненавидит его, но не может причинить ему никакого вреда, ибо на самом деле он не так уж и безумен. Джон знает, что, навредив Джеффри, он потеряет Вильяма. Однажды такое уже чуть было не произошло, но проблему как-то уладили. Тем не менее король не перестанет мстить юноше… А Джеффри просто не посмеет отказаться от своего отца…

— Потому что боится короля? — Голос Джоанны прозвучал негромко, но Элинор уловила в нем беспокойство. Возможно, Джоанна заговорила о страхе, потому что ее мужу придется выполнять свой долг, а к робкому мужчине она ничего, кроме презрения, не испытывала бы.

— Нет! От того, что Джеффри любит и беспокоится об отце! Он знает: Вильям считает себя виноватым, что его сын — бастард. Как Джеффри выразит недовольство своим положением, не раня отцовского сердца? Он должен страдать молча либо прибегать к доступным ему способам мщения.

Это замечание рассмешило Иэна.

— Уверяю тебя, теперь придворные сдерживают свои языки. Джеффри хорошо проучил нескольких за чрезмерно вольные речи. По крайней мере, один из них вообще не может говорить — он мертв. Но вот с женскими язычками Джеффри ничего не может поделать!

— Он может оставить их мне, — тихо и твердо сказала Джоанна.

В ее словах угроза прозвучала столь решительно, что Элинор лишь вздохнула и покачала головой:

— Хорошо, Джоанна. Если ты уверена, что Джеффри подойдет тебе и у тебя нет никаких условий, которые ты так любишь ставить, то вопрос решен.

— По крайней мере, у меня нет никаких возражений против Джеффри, — неуверенно ответила Джоанна. — Что касается условий… я знаю, как распорядиться своими землями, — добавила она уже более твердо. — Сейчас они принадлежат вам, а затем перейдут ко мне и моим сестрам, если Господь осчастливит меня сестрами. Но тем, что я получу по праву, я смогу распоряжаться по своему усмотрению.

Иэн тихо присвистнул. За внешним сходством Джоанны с ее отцом скрывалось немало черт матери. Если Саймон имел хорошего коня и добрые доспехи, он мог спокойно доесть сегодня последний кусок хлеба, совершенно не заботясь о том, чем станет питаться завтра. Элинор, за что и любил ее Иэн, была иной. Ее нельзя было назвать скупой, но она обладала чрезвычайно развитым чувством собственности. Элинор пересчитывала зернышки в любом колоске пшеницы, росшей на ее полях, и требовала отчет даже по каждому недостающему семени. Она могла легко подарить кому-нибудь целый бушель или полную телегу зерна, но никто не имел права украсть или отнять у нее силой даже одно-единственное зернышко. Элинор никогда не притесняла своих подданных, просто следила со всей справедливостью и даже добротой, чтобы они относились к своим обязанностям добросовестно. И люди платили ей той же монетой. Джоанна воспитывалась в подобном духе с самой колыбели, и теперь уже было ясно, что она станет достойной заменой своей матери.

— Когда составят брачное соглашение, ты с ним ознакомишься. Если найдешь какую-нибудь ошибку, она будет исправлена, — заверила Элинор.

* * *

Убедившись, что Джоанна уже не сможет их услышать, Иэн обратился к жене:

— Не понимаю тебя, Элинор! Ты клялась, что не станешь торопить Джоанну с замужеством, пока ее не толкнет на это собственное желание. Ты доказывала мне, что это наилучшее решение. Теперь же фактически приказала ей обвенчаться с Джеффри! Если ты идешь на это, чтобы прикрыть меня…

— Нет, клянусь, это не так! Это не имеет к тебе никакого отношения!

Элинор рассказала о своем разговоре с дочерью и объяснила причины, побудившие ее изменить точку зрения. Иэн даже кивнул головой несколько раз в знак согласия, но все-таки выглядел озадаченным и недовольным.