Тостиг из Хемела, оруженосец Джеффри, поймал под уздцы лошадь графа Солсбери, когда тот осадил ее в нескольких ярдах от палатки Джеффри.

— Милорд! — воскликнул Тостиг.

Что-то недовольно пробурчав, граф грубо отшвырнул оруженосца в сторону.

— Но, милорд… — не унимался Тостиг, семеня в нескольких шагах за Вильямом Солсбери.

Граф свирепо сверкнул глазами, и Тостиг отпрянул, пожав плечами. Все-таки он пытался… Отец и сын находились в отличных отношениях, да и в том, чем занимался лорд Джеффри, не было ничего серьезного. Отцу не впервой убеждаться в том, что его сын — мужчина в любом смысле этого слова. Тостиг подождал, пока граф не нырнул в палатку, ухмыльнулся и отошел.

— Вставай и не забудь одеться! — взревел Вильям.

Джеффри соскочил с проститутки с такой легкостью, какой граф Солсбери давно уже не видывал.

— Что? — задыхаясь, спросил Джеффри, отыскивая на ощупь меч: он еще не разобрался, кто прервал его занятие.

Граф наблюдал за сыном, и его гнев мало-помалу проходил. Даже сейчас Джеффри выглядел довольно привлекательно, несмотря на изумленный взгляд, взъерошенные волосы и капельки пота, выступившие на плечах и среди редкой растительности на груди и животе.

— Отец! — воскликнул Джеффри. — В чем дело? Что случилось? — Не дожидаясь ответа графа, он зычно крикнул: — Тостиг, мои доспехи и оружие!

— Не нужно, — сказал Вильям Солсбери. — Хватит и придворного платья.

— Придворного платья?

Граф понял, что мозг Джеффри все еще затянут туманом плотского удовольствия. Вильям с трудом заставил себя не рассмеяться. Когда он был таким же, как Джеффри, ему вряд ли понравилось бы стать объектом насмешек отца в подобной ситуации. В сущности, ему и сейчас это не понравилось бы. Это уж точно. Граф Солсбери усмехнулся.

Джеффри покраснел, а глаза его по-волчьи засверкали золотистыми огоньками.

— Ну нет уж! — сердито проворчал он. — Я не собираюсь вставать на задние лапки, словно ручной пес, при каждом ударе королевского хлыста. Если возникла какая-то проблема, я приеду в любое удобное время завтра.

— К Джону дело не имеет никакого отношения, — слегка смутившись, ответил граф. — Перед самой вечерней приехала Джоанна.

— Джоанна?! — воскликнул Джеффри, и его лицо посерело. — Это невозможно! Ее гонец приехал только…

— Возможно или невозможно, но она здесь.

Джеффри выругался, а когда в палатку вошел Тостиг с кольчугой, сказал:

— К черту доспехи! Подыщи мне какое-нибудь приличное платье. Я должен отправляться ко двору.

Склонившись над сундуками с одеждой, молодой латник старался не подавать вида, что испытывает облегчение. Уж он-то знает, сколько вина выпил его господин! А вдруг лорд Джеффри зайдет слишком далеко и изъявит желание подраться со своим отцом? Обычно лорд Джеффри не вспыльчив, но обстоятельства, как сегодня, складывались ведь не каждый день.

Джеффри все еще рассеянно смотрел на шлюху, которая поспешила скатиться с походной кровати и теперь, съежившись, сидела в дальнем углу палатки. Потом обратился к отцу:

— У вас есть кошелек? Дайте мне немного денег. Я… я не знаю, где…

Граф нащупал две мелкие монеты в кошельке и вложил их в ладонь сына. Джеффри подошел к трепещущей от ужаса женщине, которая, несмотря на свой страх, протянула руку. Джеффри бросил ей деньги и спокойным тоном велел одеться и уходить. Ей нечего бояться, добавил он. Затем Джеффри повернулся, покачиваясь, к отцу.

— Я пьян, — заявил он.

— Что ж, значит, ты ничем не будешь отличаться от доброй половины мужчин при дворе. Ты способен держаться в седле?

Джеффри выпрямился, исполненный достоинства, что выглядело довольно смешно из-за его наготы и приступа; икоты:

— Что за вопрос! Я еще ни разу не был настолько пьян, чтобы не удержаться в седле!

— Вот и хорошо, — сухо ответил граф и помог Тостигу одеть сына.

Теперь, когда потрясение слегка отрезвило Джеффри, граф Солсбери увидел, что его сын «вернулся к жизни» и готов к светскому общению. Джеффри уже почти спокоен. Езда по прохладному ночному воздуху, бесспорно, отрезвит его, во всяком случае настолько, чтобы он смог прилично вести себя. Иначе придется проводить Джеффри в свою комнату и применить к нему испытанные меры. Однако, похоже, Джеффри говорил правду о своих способностях ездить верхом, хотя на лошадь он садился далеко не лучшим образом. Тостигу пришлось поддержать его, затем вставить ногу Джеффри в стремя и посадить в седло, что вызвало улыбку у графа Солсбери. Но, оказавшись на лошади, Джеффри тотчас же выпрямился.

Отец ничего не имел против сына и был вполне им доволен. Как и большинство сыновей, Джеффри имел разные грешки, свойственные компаниям таких же молодцов, но в присутствии отца и других взрослых людей показывал пример добропорядочного поведения. В этом не было ничего необычного. В лице лорда Иэна Джеффри имел интересного и очень опытного наставника, который научил его быть чрезвычайно тактичным, когда нужно. Это умение маскироваться немного беспокоило графа Солсбери в том плане, что мальчик мог стать излишне педантичным. Однако было совершенно ясно, что никакой опасности за этим не крылось. В данный момент графа беспокоил хмурый вид Джеффри.

— У тебя болит голова, мальчик? — спросил он.

Джеффри не ответил: это совершенно очевидно. Вместо этого он сказал:

— Значит, вы говорите, что приехала Джоанна, так?

— Да. Я подумал, что было бы неблагоразумным с твоей стороны не повидаться с ней, раз она так близко. Женщины привыкли плакать по любым пустякам.

И снова Джеффри воздержался от прямых комментариев по поводу отцовского замечания. Он нахмурился еще больше.

— Неужели при дворе не нашлось ни одного пажа, чтобы отослать сообщение о приезде Джоанны? Где же был Питер, Джервейз или Филипп?

Последние трое являлись оруженосцами графа Солсбери. Когда Джеффри назвал их, граф пришел в замешательство. Ведь он мог послать одного из них, Джервейза или Филиппа, но просто не подумал об этом. Однако больше всего его сейчас волновало течение мыслей Джеффри. Каким-то образом Джеффри связывал его приезд с недоверием к нему Джона. Граф Солсбери поспешил рассказать историю о паже, который не осмелился прервать веселье. Джеффри несколько смягчился и даже улыбнулся. Вряд ли кому-нибудь нравится прерывать весьма приятное занятие —уж кто-кто, а Джеффри это знал, — но если бы мужчина или женщина наказали посыльного за вмешательство, их следовало назвать невоспитанными людьми. А коль мужчина или женщина позволяют слугам откладывать с передачей сообщения, укореняя в них эту привычку, то они просто глупы.

Эта мысль не стала для Джеффри открытием. Он снова в который раз отгонял от себя горькое осознание того, что Англией правит дурно воспитанный, глупый человек. Но лучшей кандидатуры пока нет, напомнил он себе, повторяя литанию, которой научил его Иэн. Много раз эта литания удерживала его от непоправимых слов и поступков. Теперь она помогла ему переключиться на другую задачу.

— Отец, Джоанна доехала от Роузлинда до Уайтчерча за четыре дня, по моим подсчетам. Это так? Или я настолько пьян, что не могу считать?

— Я не разговаривал еще с ней, — ответил граф Солсбери, начиная хмуриться. — Но, конечно, очень быстро. Возможно, у нее были какие-то причины для такой спешки, раз юная девушка решилась перенести тяготы долгого пути.

Джеффри не обратил внимания на последнее замечание, которое в любом случае было риторическим. Успев очень полюбить свою мачеху, он не проводил пренебрежительного сравнения между ней и леди Элинор. Тем не менее Джеффри и в голову никогда не приходило, что, в сущности, женщины — хрупкие создания. Принимая за образец жизнь леди Элинор, он считал, что женщины, не способные стоически переносить тяготы жизни, просто притворяются и умышленно стараются казаться глупыми и слабыми созданиями. Начиная трезветь, Джеффри понял, что Джоанна, должно быть, ехала без багажа, как это часто делала Элинор. Теперь его волновало не физическое состояние невесты, а необходимость, побудившая ее к такой спешке.

— Сегодня я не поеду назад в лагерь, — сказал Джеффри. — Нельзя ли мне переночевать у вас, отец?

— Конечно, сын мой, но в чем дело? — спросил граф, улыбаясь.

— Я хочу поговорить с Джоанной…

— Поговорить и все?

Джеффри как будто и не заметил явной иронии в голосе отца.

— Если у нее были основания лететь сюда из Роузлинда с такой скоростью, я хочу услышать о них от нее лично. Я не намерен затевать с Джоанной разговор на ночь.

Граф Солсбери промолчал. Деловой тон Джеффри обеспокоил его. Он не удивился, когда Джеффри ворчанием встретил новость о прибытии Джоанны. В тот момент любой на его месте разразился бы ругательствами, даже если бы ему сообщили, что на него снизошла великая благодать. Однако теперь, когда потрясение уже позади, Джеффри следовало бы проявлять побольше энтузиазма. Джоанна так прекрасна, что способна пробудить страсть даже в каменной статуе, но, похоже, Джеффри интересовала только практическая сторона ее прибытия.

Размышляя над этим, граф Солсбери абсолютно не принимал во внимание отношения Джеффри с королевой. Графу никогда не нравилась Изабелла, но не столько из-за ее злобы к нему самому, сколько из-за того, что она и пальцем не пошевелит ради Джона, случись с ним беда. Она имеет известное влияние на мужа, ибо ему нравилось угождать ей и вызывать ее улыбку, но Изабелла никогда не сыграла бы традиционную роль королевы как примирительницы. Ни разу еще не подняла она голоса и не преклонила колени перед королем ради смягчения наказания кому-нибудь или чрезмерного налога. С другой стороны, граф Солсбери не испытывал к Изабелле ненависти и не боялся ее. Он знал, что королеву не волнуют политические проблемы, она слишком занята собой, чтобы тратить время на что-нибудь еще. Отлично понимая, что ей не настроить Джона против него, Вильям совершенно не брал в расчет враждебность королевы.