Через некоторое время в Роузлинде вспыхнула настоящая эпидемия. Те, что находились в здравом уме, как могли, пытались успокоить обезумевших. Однако очень скоро вместо воплей страха, вызванных галлюцинациями, стали раздаваться разноголосые стоны. Мужчины и женщины, пошатываясь, выскакивали из замка во внутренний двор, разрывая на себе одежды между приступами рвоты. Перед глазами пострадавших витали воображаемые твари и призраки, но их тела, слишком истощенные болезнью, отказывались бороться с галлюцинациями. Пораженные недугом люди рыдали и всхлипывали, но уже не наносили вреда ни себе, ни другим.

Джоанна приказала закрыть двери на женскую половину и запретила впускать или выпускать отсюда кого бы то ни было. Когда пришел Брейбрук, желая поговорить с ней, она прокричала ему из-за двери, что боится заражения. Она распорядилась, чтобы всех пострадавших вывели из замка во двор и разместили в сараях, а здоровым слугам велела тщательно вычистить замок. В конце дня вернулись люди, выведенные из замка Бьорном. Они сразу же стали помогать переносить пострадавших в укрытия от дождя и распределять между ними накидки и одеяла.

К ужину в Роузлинде снова воцарилось спокойствие. Стены замка не пропускали стоны и рыдания пострадавших. Сэр Генри снова подошел к женской половине. На этот раз ему удалось вызвать Джоанну на разговор. Он убеждал ее, что болезнь, поразившая людей, не заразна. Ее причиной послужил плохой хлеб. Он видел нечто подобное во Франции. В определенных случаях зерно в амбарах покрывается рыжеватым налетом, и, если такое зерно перемолоть в муку и выпечь из нее хлеб, последуют именно такие симптомы безумия, какому подверглись люди Джоанны. Если она не ела хлеба, уверял сэр Генри, то ей ничто не грозит.

Содрогаясь, словно от страха, и пряча лицо, Джоанна вышла к Брейбруку. Она села за стол, сервированный пирогами, сыром, холодным мясом и вином, но не притронулась к еде, лишь умоляла сэра Генри немедленно покинуть вместе с ней замок. Он сослался на темноту и сказал, что в любом случае не может ехать. У него не осталось ни одного человека, способного держаться в седле. Кроме того, он не уверен, что кто-нибудь из его людей не нападет на своего соседа, когда вдруг ему примерещится на лбу у того еще один глаз или рога.

— Но мои люди готовы ехать. Вы ведь сами отдали приказание не есть хлеб, пока не привезут новое зерно, не так ли? Значит, если то, что вы говорите, правда, они не должны заболеть. Я не останусь здесь! Мне страшно! — Голос Джоанны повысился почти до визга, а руки безвольно затряслись якобы от страха. — Ни сегодня вечером, ни завтра утром я не буду ни есть, ни пить! Я боюсь! — Она с трудом подавляла в себе желание рассмеяться. — Я отправляюсь в путь со своими людьми до заутрени. Если вы не поедете со мной, значит, в вас нет ни капли жалости!

Джоанна убежала в свои покои, где с удовольствием насладилась холодной гусятиной, жареной свининой, большим куском вкусного хлеба, запивая все это сладким вином. Когда она наелась и подготовилась ко сну, Эдвина тайком пробралась в спальню сэра Генри, чтобы посплетничать о глупой застенчивости своей госпожи, а потом заняться с ним более интересным делом.

Началась самая захватывающая часть этой игры. Джоанна тихо спустилась по лестнице и выбежала во двор замка. Поджидавшие свою госпожу Нуд и Бьорн тотчас же поспешили к ней. Джоанна поинтересовалась сначала состоянием пострадавших. Слуги сказали, что никто не умер. Галлюцинации быстро шли на убыль, но желудки больных все еще не давали им покоя.

— Хорошо. Пусть повара приготовят «лекарственные настои», о которых я им говорила, но давайте их только людям сэра Генри. Наши же люди должны получать лишь отвар мяты. Он довольно горький на вкус, но очень полезен. И если кому-то покажется странным, что наши люди поправляются быстрее людей Брейбрука, говорите, что они просто привыкли к здешнему воздуху и воде.

— Сколько они должны проболеть? — спросил Бьорн.

— Завтра и послезавтра. Потом им можно дать отвар мяты. Для полного выздоровления им понадобится еще денек-другой. К тому времени я буду уже далеко отсюда.

— Кто поедет с вами, госпожа?

— Пятьдесят отобранных тобой всадников и вы оба. По моим предположениям, сэр Джайлс прибудет сюда завтра к вечеру. Замком может управлять Седриксон. Все, что ему нужно сделать, так это поднять мост и ни под каким видом не впускать в замок посторонних до приезда сэра Джайлса. Этих мер будет достаточно для безопасности Роузлинда.

6.

Когда на следующее утро леди Джоанна покидала Роузлинд, по одну сторону от нее бежал Брайан, а по другую ехал Брейбрук. Свита, скакавшая позади, состояла только из людей Джоанны. Сэр Генри признал, что его люди ходить-то толком не могут, не то что ездить верхом или защищать кого-то. Он пребывал не в лучшем расположении духа, но леди Джоанна веселилась и радовалась, несмотря на пронизывающий холод и непрестанный дождь. Она снова и снова повторяла, что счастлива, вырвавшись из замка, где всех скосила страшная болезнь, и с радостью ждет встречи с королевой и ее фрейлинами.

Мало-помалу иод влиянием неиссякаемого энтузиазма Джоанны и приятного разговора Брейбрук успокоился. Даже когда они разошлись в мнениях относительно маршрута, его настроение нисколько не ухудшилось. Сэр Генри хотел направиться на север до Оксфорда, а оттуда повернуть на северо-восток к Уайтчерчу. Джоанна воспротивилась, ибо, поскольку они уже ехали на северо-восток, хотела навестить леди Элу в Солсбери. Сэр Генри пытался было вразумить девушку, что путь через Солсбери длиннее и опаснее, но не проявил настойчивости и окончательно сдался, когда Джоанна сказала, что леди Эла приходится ей кормилицей и они уже давно не виделись.

Эта простодушная уступчивость убедила Джоанну в том, что либо Брейбрук абсолютно непричастен к заговору против нее, либо, заменив его свиту своей, она просто сорвала его план. Видя неплохое настроение сэра Генри, Джоанна все больше и больше склонялась к первому предположению. Она пришла к выводу, что Брейбрук хоть глуп, но безобиден.

Так они добрались до Солсбери, где могли обсохнуть и переночевать. В соответствии с ситуацией леди Эла сделала вид, что весьма удивлена прибытием крестницы. Но, оставшись наедине с Джоанной на женской половине, она тут же начала успокаивать девушку. Леди Эла утверждала, что вряд ли Джон стал бы вредить Джоанне сейчас. Она задумчиво выслушала доводы девушки, покачивая головой.

— Я абсолютно уверена в том, что королю не нужен здесь Иэн. Ведь слухи о твоем исчезновении мгновенно привели бы его домой. — Эла улыбнулась, заметив негодование Джоанны. — Джон никогда не признает достоинств Иэна, он просто не понимает его внимания к своим людям. Так как люди Иэна находятся под началом Джеффри, король думает, что сможет использовать их по своему усмотрению. Он недооценивает моего пасынка.

— Надеюсь, это так, — сказала Джоанна с неожиданной уверенностью, и глаза ее сверкнули. — У меня все в порядке. Мне даже повезло, что Изабелла пригласила меня к себе.

Эла пришла в недоумение.

— Что ты хочешь этим сказать? — с беспокойством спросила она. — Ведь ты не собираешься вмешиваться в военные планы? Тебе не нужно ехать в лагерь! Да ты и не получишь разрешения на это.

— Кто же остановит меня?! — вспыхнула Джоанна, став на мгновение точной копией своей матери, несмотря на разницу их внешности, чем весьма удивила леди Элу. Но уже через секунду на лице Джоанны была прежняя маска благопристойности. — Нет, я не поеду на поле брани… пока в этом не будет необходимости… Но я обо всем расспрошу гонцов, которые начнут прибывать оттуда. Более того: я пошлю в лагерь Бьорна, чтобы он повидался и побеседовал со своими старыми приятелями.

— Ты не доверяешь Джеффри? — спросила леди Эла.

Джоанна мельком взглянула на нее и потупила глаза:

— Доверяю так же, как моя матушка доверяет Иэну.

Поначалу леди Элу удовлетворил этот ответ, но где-то в глубине ее души зародилось маленькое зернышко беспокойства. Когда на следующий день гости уехали, последняя фраза девушки все чаще и чаще всплывала в памяти леди Элы. Конечно, Элинор доверяет Иэну. Если он попросит ее спрыгнуть с утеса или вскрыть вену, чтобы испить ее крови, она прыгнет и покорно протянет ему руку. Ее уверенность, что Иэн никогда не причинит ей вреда, была безграничной и абсолютной. Но насколько доверяла Элинор Иэну в вопросах управления поместьями? Она со всеми почестями заседала в суде, а если не могла поехать сама, то посылала с Иэном Джоанну. Элинор говорила, что люди должны получше узнать ее дочь, но было ли это единственной причиной?

В военных делах Элинор настораживалась, только когда Иэн командовал частью большой армии. В таких случаях Элинор, не стесняясь, говорила леди Эле, что «его фанатичное благородство погубит в один день нас всех».

Леди Эла тяжело вздохнула. Вне сомнения, Джоанна именно это и имела в виду. Она боится, что Джеффри безрассуден в вопросах чести, не взирая на опасность ситуации. Но что Джоанна может изменить? Леди Эла снова вздохнула. Один Бог ведает, на что способны эти женщины Роузлинда, когда над ними нависает даже незначительная угроза. Разве не Элинор собрала когда-то армию, чтобы напасть на замок, в котором находился в плену Иэн? Конечно, она не руководила нападением сама, но леди Эла не сомневалась, что в случае необходимости Элинор именно так и поступила бы. А Джоанна, хотя в это мало кто верил, еще своенравнее. Она обладает огромной выдержкой, но в упрямстве превосходит даже свою мать. Эла еще раз вздохнула и позвала служанку.

Она не хочет ехать в Уайтчерч: ведь она никогда не позволяла себе находиться рядом с Вильямом, когда он был занят войной. Ее мысли снова возвратились к Элннор и Джоанне. Леди Эла помнила, с какой выдержкой следила Элинор за двухдневным турниром, в котором чуть не убили ее мужа. Несомненно, Джоанна поступила бы так же.

Леди Эла никогда не видела своего супруга сражающимся. Правда, один раз она посетила турнир, в котором он участвовал, но потеряла сознание, прежде чем начался первый поединок, а потом впала в истерику, что случилось с ней впервые, и ее просто пришлось уносить на руках с ристалища.