Хотя Джеффри и не слыл бывалым любовником, кое-какой опыт он все же имел. Он как-то вызвал на поединок сразу четырех мужчин за нанесенные ему оскорбления. Победив троих и убив четвертого, Джеффри стяжал себе репутацию настоящего храбреца. Но что еще важнее, он был любимым и самым дорогим сыном графа Солсбери, а в качестве такового считался человеком, вхожим в королевские апартаменты. Подобные достоинства не могли не вызвать внимания к нему со стороны знатных дам. Особенно это проявлялось, пока все не узнали, что Джеффри никогда и ни о чем не просил отца.

По крайней мере одна леди оказалась гораздо полезнее для Джеффри, чем он для нее, хотя требовала от него самую малость. Она многое рассказала ему о физической сущности женщины и о физической любви. Однако теория, естественно, нуждалась в существенной практике. Леди Элизабет была хорошей наставницей, и Джеффри очень твердо усвоил два важнейших для искусства любви правила, которые не каждый мужчина узнает от проститутки или крепостной девки, наспех совокупляясь с ней в стоге сена или в палатке. Первое: женщину нужно подготовить ласками, а мужчине следует оттягивать свое удовольствие. Второе: ожидание кульминации необыкновенно сладостно — чем дольше игра, чем невыносимее промедление, тем прекраснее финал и обильнее его ощущения.

Поэтому сейчас, подавляя в себе инстинктивное желание бросить Джоанну на мягкий душистый дерн, навалиться на нее и получить удовольствие, Джеффри играл ее губами, ласково целуя и покусывая их. Джоанна все еще оставалась неподвижной. Если бы не ее учащенное дыхание, не гулкий стук сердца, Джеффри решил бы, что она потеряла сознание. Одна ее рука безжизненно покоилась на колене, другая лежала на руке Джеффри, но совсем не для того, чтобы сдерживать его. Джеффри держал Джоанну за талию, свободной рукой касаясь ее груди. Девушка почти не дышала от волнения и страсти. Джеффри слегка расслабил руку, его палец скользнул по груди Джоанны и нащупал сосок, который тотчас же напрягся, выступив через одежды.

Горло Джоанны перехватило от нежности и удовольствия. Джеффри почувствовал ее напряжение и слегка переместил на своих коленях. Он разжал пальцы, отпустив волосы Джоанны. Она не шелохнулась, ее рука скользнула вниз, задев локоть Джеффри. Он медленно продвигал свою руку к заветному месту на теле Джоанны. Но тут, к несчастью, или к счастью, Джеффри задрожал и даже вспотел. Его рука стала влажной. Длинные, густые волоски прилипли к ней, и Джеффри совершенно случайно дернул за них.

Боль была не столько сильной, сколько острой и внезапной. Джоанна мгновенно высвободилась из объятий Джеффри, соскочила с его коленей и застыла перед ним, трепеща, словно загнанная лань. Джеффри не успел даже сообразить, в чем дело. Будь Джоанна чуть-чуть медлительнее, он инстинктивно попытался бы удержать ее. Она начала бы сопротивляться, но непоправимое случилось бы. Однако этого не произошло. И хотя девушка отпрянула от Джеффри, а глаза ее округлились от потрясения, она не поспешила уйти.

— Джоанна, — зашептал Джеффри, понимая, что, если он шевельнет хотя бы пальцем, она убежит, — возлюбленная моя! У меня и в мыслях не было обидеть тебя. Я не причинил бы тебе боль, если бы мог справиться с собой.

— Так вот, значит, что было в них! — воскликнула девушка.

Дыхание ее замедлилось. Она облизала губы, словно желая воскресить на них вкус его поцелуев.

— Иди ко мне, Джоанна! — тихо сказал Джеффри.

— Ну нет уж! — Девушка закинула волосы за спину, как бы боясь, что он снова схватит их, и лукаво улыбнулась. — Нет уж! Ты абсолютно прав, Джеффри. Думаю, нам лучше обоим не поддаваться дьяволу.

— Любовь — не дьявол!

— Я тоже так считаю, — улыбнулась Джоанна. — Любовь — это… это огромное наслаждение.

— Тогда иди сюда! Я не причиню тебе боли. Я… я отпущу тебя, как только ты прикажешь.

— Не думаю, что решусь приказывать тебе, если снова окажусь в твоих объятиях. И ты знаешь об этом! — Когда Джеффри поднялся, Джоанна вытянула вперед руку, как бы отстраняя его, и попятилась. — Нет, Джеффри! Я уверена, что это страшный грех.

— Какой же это грех? Мы ведь помолвлены! Мы уже почти муж и жена, дело за последним благословением.

— Ты так думаешь? Мы — всего лишь жених и невеста. Мне известно, что Иэн и матушка намеревались поначалу сразу поженить нас. Не знаю, почему они передумали… — Родители, конечно, говорили Джоанне, но она была тогда так погружена в свои мысли, что абсолютно не слушала их. — Должно быть, по какой-то необходимости… Я не хотела бы расстраивать их планы… и твоего отца тоже. Ведь и он считает, что нам следует пока обручиться, а не вступать в брак. Ты ведь знаешь: это так, Джеффри. Ты и сам сказал, что прячешься от дьявола.

Эти слова охладили пыл Джеффри, и он опустил руку, протянутую к Джоанне. Уж он-то отлично знает, почему Иэн и Элинор предложили помолвку и почему его отец согласился! Однако Джеффри не мог открыть сейчас эту причину Джоанне, да она и не поверила бы ему. Кроме того, теперь, когда настойчивые требования его тела стали снова управляемыми, он понял, что для девушки минутная слабость без благословения церкви обернется глубоким чувством вины, неискупимым грехом. Ведь именно поэтому Джеффри провел три дня в бесцельных поездках то туда, то сюда, наводя свою свиту на мысль, что он сошел с ума. По той же причине он не отказался от услуг шлюх прошлой ночью и делал это с таким рвением, что молодой Бошем посчитал его активным сверх меры.

— Хорошо, — сказал Джеффри, — я не буду принуждать тебя, но…

— А я так злилась, что ты не остался дома, — засмеялась Джоанна. — Я думала… даже не знаю, о чем, но сейчас все понимаю. Джеффри, мне очень жаль, что завтра ты уезжаешь. И все же так гораздо безопаснее… намного.

Джеффри ничего не ответил на это. Он вспомнил грязных и грубых шлюх из Бошема и хорошо воспитанных придворных дам… Насколько все они не похожи на Джоанну! Внутри у Джеффри все затрепетало.

Джоанна же пыталась понять смысл своих слов. Безопаснее? Джеффри собирается на войну. Он может погибнуть, прежде чем она снова прикоснется к нему. Внезапно острая боль пронзила ее грудь, и Джоанна испугалась, как никогда в своей жизни. «Успокойся! — приказывал ей мозг. — Джеффри — мужчина… только и всего. Твои ощущения были приятными, но их способен пробудить в тебе любой порядочный молодой самец. Не Джеффри, так другой».

Боль и страх утихнут, конечно. Она сама справится с ними. Джоанна не станет уподобляться своей матери, смеющейся с застывшими от ужаса глазами, когда тяжелеют и краснеют от рыданий веки. Быть для Джеффри хорошей женой — да, наслаждаться им в постели — тоже. Но все мужчины похожи друг на друга, и любой из них как партнер подошел бы ей. Тем не менее…

— Джеффри, — сказала Джоанна, — будь осторожен. Не лезь в самое пекло сражения.

Впервые после помолвки Джоанна обратилась к нему с такими теплыми словами. Джеффри даже покраснел от удовольствия. Возможно, он не так уж мало значит для нее. Джоанна ведь горела страстью в его объятиях… но так и Должно было случиться. Обязанность любой женщины… Обязанность? Та, что заставляет женщину уступать мужчине?

Джеффри не отводил глаз от лица Джоанны, такого же призрачного, как и все в ночи, обрамленного золотом волос. Возможно, она невинна, хотя многие мужчины увиваются вокруг нее. Элинор говорила, что их прельщает скорее кошелек, набитый золотом, нежели сама девушка. Если так, то его будущая теща оказала ему неоценимую услугу. Теперь ухаживания, когда золото уже у него в кармане, идут по крайней мере от чистого сердца и заслуживают настоящей награды. А может, Джоанна, уподобляясь Элинор, думает прежде всего о благоденствии своей собственности — своих людей?

— Я проявлю должную заботу о том, чтобы мои люди были в такой безопасности, какую позволяет мне долг чести, — сказал Джеффри.

— Я знаю, — ответила Джоанна. — Но… но я не доверяю твоему дяде, Джеффри. Может быть, я заблуждаюсь…

— Я тоже ему не доверяю, — поспешил заверить ее Джеффри. — Можешь не беспокоиться обо мне. Скорее всего мой отец не допустит, чтобы дядя бросил меня в самое пекло.

— Я была бы рада этому, — прошептала Джоанна.

Граф Солсбери действительно безумно любит своего сына и защитит его в меру своих возможностей. Опасения Джоанны развеялись, оставив только легкое ощущение беспокойства, вызванное прозвучавшим в ответе Джеффри нетерпением, смешанным с приятной для нее нежностью. Если он почувствует, что ему чрезмерно покровительствуют, Джеффри может совершить какую-нибудь глупость, доказывая свою доблесть. Мужчины так безрассудны!

Джеффри придвинулся к Джоанне. Она подняла на него глаза.

— Не ссорься со своим отцом, Джеффри, умоляю тебя! Помни, что, как бы сильно граф ни любил тебя, он не сделает ничего, способного навлечь на тебя позор. А он… он очень мудр в вопросах войны.

Эти серьезные суждения, столь же ценные для Джеффри, по его мнению, как замечания пташки о трактате Боация [2], вызвали у него улыбку. Он уже собрался уверить Джоанну, что будет покорным и послушным сыном, когда тишину нарушил собачий лай, громкий, как рев разъяренного быка. Джоанна стремглав бросилась в темноту, оставив Джеффри в полном оцепенении. Подойдя к калитке, он услышал, как она успокаивает своего пса.

— Джоанна, ты обращаешься с этим существом, как с избалованным капризным ребенком. Ничего бы не случилось, если бы Брайан подождал еще несколько минут.

— Ничего, если не считать, что он поднял бы на ноги весь замок. Когда я не приказываю ему оставаться на месте, он полагает, что может подойти ко мне, а если не может сделать это, сразу же начинает лаять. Если и лай ни к чему не приводит, он бежит за кем-нибудь, кого знает.

— Забавно. Но ты должна отучить собаку от этой привычки, Джоанна. Ведь иногда двоим людям просто необходимо побыть немного наедине. — Встретив глазами непонимающий взгляд Джоанны, Джеффри смутился. — Иногда, в минуты… э-э… огромного наслаждения, человек… э-э… начинает кричать и стонать.