— Я…

Глаза Рамиэля призывали Элизабет сказать правду, она не могла обмануть его.

— Я не знаю, мне никогда их не целовали.

— А вы не чувствуете возбуждения, представляя себе, что у вас целуют эти места?

Тлеющее полено с треском вспыхнуло в камине. Она вздернула подбородок, готовая встретить насмешку.

— Да, чувствую. А вы сами не возбуждаетесь, представляя себе, как вас целуют там?

У Рамиэля перехватило дыхание.

— Да, меня это необычайно возбуждает.

— А мужчине нравится, когда женщина кусает его руки?

Жаркая чувственность, зарождавшаяся между ними, внезапно исчезла.

— Кусает его руки, миссис Петре? — переспросил он с ехидством. — Шейх не рекомендует доходить до каннибализма.

— Прошу прощения. Так мужчине нравится, когда женщина покусывает его руки?

Губы Рамиэля скривились в циничной усмешке.

— Боль тоже иногда доставляет наслаждение.

— Когда?

— Боль, причиняемая мужчине… или женщине?

Запас ее легендарной британской выдержки подходил к концу.

— Мужчине.

— Когда мужчина доводит женщину до экстаза…

— Простите, я хотела бы записать это, одолжите мне вашу ручку.

Элизабет пыталась бежать, бежать от себя самой. Она умела быть матерью, но боялась быть женщиной.

Явное пренебрежение к жене, выказанное Эдвардом накануне на балу, вкупе с тем, как он отослал ее домой, рассказало Рамиэлю все о шестнадцати годах ее супружеской жизни. Эдварду было наплевать на нее… а ей нет.

Сколько бессонных ночей провела она, дожидаясь мужа? Как она поступит, когда его тайна раскроется? Черт! Вся прислуга знала о сексуальных предпочтениях Эдварда Петре. Как можно быть такой наивной?

Рамиэль вынул ручку из верхнего ящика стола. Она пристально смотрела на золотое перо. А может, она разглядывала пальцы, представляя себе ширину его ладоней, прикидывая, поместится ли он в нее целиком? Войдет ли он с легкостью или протиснется с трудом, причинив ей боль? Сможет ли он довести ее до оргазма или бросит ее неудовлетворенной, страждущей, как наверняка поступал Эдвард Петре?

Расправив плечи, Элизабет крепко сжала ручку.

— Спасибо.

Интересно, когда в последний раз она принимала в себя мужской член? Рамиэль подтолкнул к ней медную чернильницу.

Элизабет обмакнула перо и приготовилась записывать.

— Так что вы говорили?

— Вы когда-либо испытывали оргазм, миссис Петре?

Элизабет вскинула голову.

— Только не надо лгать или уходить от ответа, — предупредил Рамиэль серьезным тоном. — Мы ведь договорились.

Она ответила с холодным презрением:

— Да, лорд Сафир, я испытывала оргазм.

Внутри его, как кобра, готовящаяся к прыжку, затаилась жгучая ревность.

— Тогда вы, наверное, знаете, что перед наступлением оргазма бывает трудно различить боль и наслаждение. Когда женщина достигает пика чувств, она иногда даже царапает и кусает своего возлюбленного. И эта боль может оказаться последним толчком, который ему необходим для достижения собственного оргазма.

Стальное перо старательно скрипело, выводя каракули на бумаге.

Он смотрел на игру света в ее волосах, они то приобретали цвет красного вина, то золотого пламени. И представлял себе, как она медленно наклоняется, заглатывая фаллос своего мужа. Рамиэль не знал, что больше раздражало его — то, что по завершении уроков она применит свои познания, чтобы ублажить другого мужчину, или же то, что, попытавшись использовать их, она уничтожит себя.

— А сейчас я расскажу вам, что иногда требуется женщине, чтобы достичь собственного оргазма.

Скрип пера прекратился.

— Я знал женщин, которым нравилось, когда у них кусали или кололи булавками соски. Некоторым женщинам нравится, когда я закидываю их ноги себе за плечи и вхожу в них так глубоко и с такой силой, что чувствую, как матка сжимает мой член.

Элизабет вновь взялась за перо, неотрывно глядя на то, что она только что записала.

— И что же предпочитаете вы сами?

Он страдал, видя ее невежество… и сексуальную неудовлетворенность, которую она так мужественно скрывала.

— Все, что предпочтет сама женщина.

«Все, что предпочтешь ты, Элизабет Петре». Но было ясно, что она сама не знала, чего хотела. Ее голос был едва слышен:

— А вам действительно нравится, когда женщина покусывает у вас соски на груди?

Жар желания пронзил Рамиэля.

— Да, миссис Петре.

В напряжении он ждал следующего вопроса.

Ее грудь под коричневым бархатным платьем вздымалась и опускалась в такт дыханию. Она подняла голову с расширенными от волнения глазами.

— А вы… вы получаете удовольствие, покусывая соски у женщины?

— Я их целую, ласкаю губами, облизываю, прихватываю зубами, — произнес он хрипло. — Да, я наслаждаюсь женской грудью.

— А как насчет вашего… члена? Вчера вы заявили, что, когда женщина обхватывает пальцами член мужчины, она держит в руке его жизнь. А вам больше нравится, когда его держат… каким образом?

Рамиэлю стало трудно дышать.

— Мне нравится, когда женщина ласкает его рукой до тех пор, пока крайняя плоть не сможет покрывать головку.

Элизабет, слушала не шевелясь и даже не моргая.

— Арабские женщины, наверное, в восторге от вас.

Он не ожидал от нее такой откровенной оценки. Кровь бросилась в лицо Рамиэлю, он впервые покраснел за последние двадцать пять лет.

— Да.

Женщины находили его очаровательным, но только иностранки. Ни одна наложница не хотела общаться с ним, неверным, даже в обмен на свободу.

— Вам когда-либо попадалась женщина, которая осталась бы вами недовольна, лорд Сафир?

Араб. Ублюдок. Животное. Его обзывали по-всякому, и в постели и вне ее.

— Если вы имеете в виду, что я когда-либо не смог довести женщину до оргазма, — сказал он грубо, — то ответ будет — нет.

Раздался хруст бумаги — она неожиданно смяла свои записи.

— Никогда?

Рамиэль удивленно поднял бровь.

— Я не претендую на роль мученика, миссис Петре. Случалось, конечно, что я кончал раньше женщины. Но есть масса способов удовлетворить ее. Руки, губы, даже пальцы ног. Почти любая часть мужского тела для этого подходит.

Его ответ поверг Элизабет в шок.

— Пальцы ног?

— Да, пальцы ног.

На ее лице отразилось недоверие. Она была заинтригована, хотя и безуспешно пыталась это скрыть. Элизабет опустила Глаза и попыталась разгладить смятые записи, не выпуская из пальцев ручку, толстый, отливающий золотом стержень.

— Вы, наверное, развлекаетесь с Женщинами с дурной репутацией, которые реагируют иначе, чем добропорядочные женщины.

Элизабет старательно повторяла то, чему ее приучили верить с детства. Рамиэлю захотелось встряхнуть ее.

— А вы что, действительно полагаете, что добропорядочные женщины устроены иначе, нежели женщины с дурной репутацией?

Несколько секунд Элизабет старательно разглаживала свои записи.

— Нет, конечно же, нет.

— Тогда почему же вы думаете, что добропорядочные женщины не способны получать сексуальное наслаждение?

— Возможно, желание или же осознание низменной основы своей натуры лишает женщину добропорядочности. Она может казаться внешне целомудренной и добродетельной, но если жаждет сексуальных наслаждений, то становится не лучше… уличной женщины.

Рамиэль подался вперед, кресло под ним протестующе заскрипело.

— Миссис Петре…

— Лорд Сафир… вы, как мужчина… — Она подняла голову. — Вам не внушает отвращения женщина, которая хочет совокупляться тем же способом, что животные в поле?

Не так давно Рамиэль стремился вывести ее из равновесия. Теперь же ему хотелось вернуть ей самообладание.

Он мог это сделать. Он мог солгать. Он мог сказать, что низменные потребности женщины отвращают таких мужчин, как он. Он мог сказать, что добропорядочные арабские женщины обучаются, чтобы доставлять наслаждение мужчине, а не получать собственное, и что страстность, которая ценится в наложнице, осуждается у жены. Он мог отправить ее домой и уберечь от решения, которое в противном случае вынудит ее принять, в надежде, что она никогда не узнает правды о собственном муже.

Слишком поздно…

— Нет, миссис Петре, мне не внушают отвращения плотские потребности женщины.

— Но ведь вы наполовину араб.

Казалось, не было причины для приступа холодной ярости, охватившей Рамиэля. Ему было наплевать, когда лорд Инчкейп обозвал его бастардом. Но замечание Элизабет о том, что он наполовину араб, обожгло его, как кислота.

— Я мужчина, миссис Петре. Англичане могут называть меня бастардом, арабы — неверным, но я все равно остаюсь мужчиной.

Рамиэль не был готов к проблеску понимания и почти сочувствия, появившемуся в ее глазах.

— Если бы я думала иначе, лорд Сафир, я бы не обратилась к вам со своей просьбой, — твердо заявила она. — Я приношу вам мои искренние извинения, если обидела вас. Уверяю, у меня не было подобных намерений.

Его ноздри раздувались. Он не привык, чтобы перед ним извинялись. Не хватало еще ей пожалеть его!

— Так что же в таком случае вы имели в виду, миссис Петре?

— Я просто полагаю, что англичане не приемлют сексуального естества женщины. Вам подобные потребности не кажутся отвратительными, поскольку вы получили образование в другой стране. Однако у моего мужа есть любовница, следовательно, ему не противна женская сексуальность.

Искренность в глазах Элизабет не вызывала сомнений. Рамиэль смотрел на гордо вскинутый подбородок, на отблески огня в ее рыжих волосах.

— Если мужчине внушает отвращение женская сексуальность, дорогая, значит, он не мужчина.

— Может, она не противна ему, когда женщина молода…

— Миссис Петре, вы женщина в самом расцвете сил.

— У меня двое детей, лорд Сафир. Уверяю вас, время моего расцвета давно миновало.