– Ах ты...

– Оставь при себе свое осуждение, Филипп! – Она отмахнулась от его гнева беззаботным жестом изящной руки и снова взглянула на него. – Меня больше не интересует твое мнение. Я устала от тебя и от твоей лачуги, которую ты называешь плантацией!

Лицо Эвелины превратилось в маску отвращения, когда она оглядывала комнату: потертые занавески, истершийся ковер, старая мебель...

– Мы были женаты четырнадцать лет, и это все, что я получила!

– Не делай этого, Эвелина! Дай мне еще время! Просто дай мне еще несколько лет!

– Еще несколько лет? – с издевкой проговорила она. – Ты дурак, Филипп! Эта разоренная ферма никогда не будет приносить доход!

– Нет, у меня есть планы...

Он собирался рассказать ей о том, что хочет превратить Уиндоун в лучший конезавод штата, но Эвелина слушать не захотела.

– Я хочу уехать, Филипп! Хочу наслаждаться жизнью, а не состариться раньше времени! Я нашла человека, который будет содержать меня так, как я хочу. Я ухожу к нему.

– А как же брачные обеты? Ты знаешь, что я люблю тебя!

Он говорил с трудом. Филипп был гордым человеком: в жизни никогда ничего не просил.

Эвелина взглянула на него с обидой.

– Я не люблю тебя, Филипп. Иногда я думаю, что никогда не любила.

После этих слов Филипп побледнел, а сердце в его груди превратилось в камень.

– Я упакую вещи и тут же уеду.

– А как же Клэй?

Она безразлично пожала плечами. Кроме безграничной любви к себе, в ее сердце не было места ни для кого другого. Она считала сына скорее обузой, чем Божьим даром. Да, он красивый мальчик, но что она будет делать с ребенком?

– Ему будет хорошо здесь, с тобой! – отрезала она.

– Ради Бога, Эвелина, подумай о том, что ты делаешь!

– Я думала об этом, Филипп! Месяцами не думала ни о чем другом! Я больше не могу жить в бедности!

– Я тебя не отпущу!

Ее глаза опасно сощурились, их серые глубины отливали почти серебром. Она и раньше предполагала, что он будет ее удерживать.

– Не пытайся остановить меня и не преследуй. Добром это для тебя не кончится! Я окончательно приняла решение.

С этими словами Эвелина повернулась спиной и к мужу, и к прошлой жизни. Она уже выходила из комнаты, но неожиданно столкнулась лицом к лицу с Клэем.

– Ты слышал?

Она надеялась уехать, не повидавшись с сыном, но в этот момент поняла, что разговора с ним не избежать.

– Да... – заикаясь от замешательства, ответил Клэй.

– Хорошо, – холодно проговорила Эвелина. Хорошо, что он подслушивал, теперь ей не придется проходить через все это еще раз.

– Я могу поехать с тобой? – спросил он голосом, полным надежды.

Он любил плантацию и свою лошадь, но в этот момент больше любил мать.

– Нет! – огрызнулась она, даже не подумав.

Меньше всего ей сейчас был нужен ребенок. Ответ был таким резким и отчужденным, что Клэй не сдержался. Руки его сжались в кулаки.

– Но почему нет? Я буду хорошо себя вести, мама, я обещаю... – искренне умолял он.

Он не хотел, чтобы их разлучили. Очень хотел остаться с ней. Сын не понимал, почему вдруг стал не нужен своей матери.

– Я сказала «нет», Клэй! И кончим на этом. Ты останешься здесь с отцом.

Она направилась прочь, расчетливо выкинув его из своей жизни, но сын вцепился ей в руку, не желая отпускать.

– Я чем-то разозлил тебя? Если так, прости меня, мама!..

Эвелина стряхнула его.

– Ради Бога, веди себя как мужчина! – Она зло выбранилась. – С отцом тебе будет хорошо.

– Но я хочу, чтобы и ты была здесь, – настаивал Клэй с детским упрямством.

– Не всегда, Клэй, – ответила мать холодным тоном, – мы получаем в жизни то, чего хотим.

– Но, мама... – пробормотал он и запнулся, увидев ее безразличие.

– Отец позаботится о тебе.

Не проронив больше ни слова, она направилась вверх по лестнице, оставив сына одного. Оглядываться она не стала. Жизнь в Уиндоуне, причинившая ей столько мучений, была теперь позади. Ее интересовало только будущее, а оно сулило счастье.

Бледный и потрясенный Филипп неподвижно стоял посреди кабинета, пытаясь справиться с пережитым потрясением. Весь его мир был разрушен в течение нескольких минут. Эвелина всегда была единственным смыслом его существования, а теперь...

Нуждаясь в восстановлении сил, он подошел к шкафчику с напитками, схватил бутылку виски и выпил прямо из бутылки. Жидкость обожгла его горло. Филипп с отчаянием подумал, как будет жить дальше. Жизнь для него больше не имела смысла. Он так задумался, что не услышал, как открылась дверь и вошел Клэй.

– Папа!..

Клэй... Голос сына, так близко прозвучавший за его спиной, потряс Филиппа до глубины души. Он отчаянно пытался взять себя в руки. Как же, Господи, рассказать ему, что произошло? Отставив бутылку в сторону, он помедлил, сделал глубокий вдох и наконец повернулся к сыну.

Клэй стоял в дверях. Выражение его лица было вопросительным и одновременно полным страха.

– Ты слышал?

– Да. – Клэй кивнул.

– Прости, сын.

Было еще больнее от осознания того, что Эвелина стала причиной печали сына.

– Но я не понимаю...

– Я тоже, – с трудом ответил отец. – Вероятно, твоя мать хочет немного отдохнуть от нас.

– Она собирается вернуться, да?

Надежда в голосе Клэя заставила Филиппа разозлиться. Сын отчаянно нуждался в заверениях, что все будет хорошо, но Филипп не знал, что ответить. Его раздирали любовь и ненависть к Эвелине. Он отчаянно желал ее и ненавидел одновременно. Ее жестокие слова, полные злобы, ее поведение наносили удар за ударом его любви. И вот это нежное чувство умерло. Его теперь переполняли ненависть и ярость.

И все же Филипп не мог причинить такую боль сыну. Невозможно было сказать Клэю, что его мать – аморальная сволочь, не любящая никого, кроме самой себя, и жаждущая только собственного удовольствия. Движимый отцовским желанием защитить сына от очередного удара, Филипп обнял Клэя за плечи.

– Поживем – увидим, сынок.

Вечером Клэй стоял, спрятавшись в тени крыльца. Он молча наблюдал, как мать села в карету и захлопнула за собой дверцу.

Хотелось подбежать к ней, заплакать и попросить остаться. Хотелось убедить ее в этом, но Клэй знал, что все бесполезно. Она уезжала. Когда карета двинулась вдоль длинной главной аллеи, унося ее из их жизни, Клэя обжигали слезы.

Он сглотнул, испытывая нехватку воздуха.

Мысли Клэя были в беспорядке. Он отчаянно пытался что-то понять. Снова и снова оживлял он в памяти разговор родителей, который случайно подслушал. Клэй надеялся найти зацепку, с помощью которой можно будет все изменить. Лицо его помрачнело, а серые глаза вдруг потемнели от обиды, когда он вспомнил ее слова. Мать назвала их дом лачугой. Она сказала отцу, что хочет быть богатой. Вот она зацепка – деньги! В голове у Клэя немного прояснилось. Деньги! Детская логика подсказывала: если мать ушла из-за того, что они не богаты, стоит заработать много денег, и она вернется.

Его захлестнула волна гордости и решительности. Он даже не стал смотреть вслед удалявшейся карете. Невольным движением взрослого человека Клэй расправил плечи, будто готовясь к битве. Он решил заработать много денег для того, чтобы мать вернулась домой. Не важно, чего это будет ему стоить. Он просто знал, что поступит таким образом. Как только они с отцом сделают Уиндоун лучшей плантацией на реке, его мать вернется. Это так просто!.. И все же, медленно направляясь к конюшне, чтобы проведать Ворона, он не мог понять, почему чувствует себя таким опустошенным и одиноким.


Глава 1

Новый Орлеан, 1848 год

Клэй закрепил поводья лошади у коновязи и помедлил мгновение. Он хотел взглянуть на просторный трехэтажный дом с балконами и широкими воздушными окнами. Все здесь свидетельствовало об элегантности, стильности и легких деньгах. Это был дом его матери.

Несколько лет назад, впервые увидев этот особняк, Клэй испытал застенчивость, но сейчас этого не было. Он знал, что с гордостью может смотреть в лицо матери как равный. Сегодня он пришел, чтобы объявить: их денежные дела с отцом изменились. Теперь они почти самые богатые из всех семейств, живущих на реке. Но самое главное, что он хотел сказать матери: она может вернуться домой.

Клэй гордился, что достиг той планки, которую установил себе так давно.

Они с отцом работали без устали и смогли превратить свою конюшню в лучшую конеферму скаковых лошадей в округе. Как он наивно думал, у матери больше не будет причины жить в другом месте.

Она хотела богатства? Оно у них теперь есть!

Клэй пытался убедить отца поехать с ним вместе. Он-то ожидал праздника, но Филипп не хотел даже разговаривать на эту тему. Не пытался он, однако, и отговорить сына от поездки. Поэтому Клэй не сомневался, что, если мать согласится вернуться в Уиндоун, тот будет счастлив. Клэй часто видел, как отец смотрит на портрет матери, и был уверен, что он все еще любит ее. Клэю казалось, что скоро его желание исполнится.

Когда Клэй поднимался по ступеням крыльца, настроение его колебалось. Он страстно желал увидеть мать и боялся этого. После того как они расстались, Клэй видел ее лишь несколько раз, но мнения о ней не изменил. Он все еще считал ее самой красивой, самой чудесной из всех женщин и был твердо уверен, что она будет довольна изменениями в Уиндоуне. Теперь они с отцом могли дать ей именно то, чего она хотела.

Остановившись перед входной дверью, он глубоко вдохнул и поборол юношеский пыл. Теперь он считал себя мужчиной. Как и отец, он знал, что мужчины не всегда выказывают свои чувства. Он постучал, готовый пережить радостное мгновение, которого ожидал годами.

Когда в дверь постучали, Эвелина как раз направлялась наверх, чтобы принять ванну и одеться к ужину с теперешним другом. Она торопилась заняться туалетом, но поскольку никого из слуг поблизости не было, то решила открыть дверь сама. Неизвестно, кого она ожидала увидеть на пороге, но уж явно не собственного сына.