Притчард насупил свои густые брови и сердито сказал:

— И вы не проводили ее до дверей, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке?

— Она не позволила мне.

Лицо старика мало-помалу расслабилось.

— Школьные правила, — сказал он и покачал головой. — У нее будут крупные неприятности, если она вернется в школу в компании какого-то джентльмена.

— Значит, она учительница?

Притчард подозрительно посмотрел на Барнета.

— Мне показалось, что вы друзья с мисс Фэйт.

Джеймс понял свою оплошность и быстро исправился.

— Мы ими были, очень давно, когда она была… — Он искал подходящее слово. — Дебютанткой. Я удивился, увидев ее сегодня; удивился и испугался. Кажется, у нее… — Он не закончил, призывая старика продолжить.

Притчард вздохнул и закончил предложение за него:

— Тяжелые времена? У меня тоже сложилось такое впечатление. Дебютантка, говорите? Охотно этому верю. Она настоящая леди. Всегда говорит приятные слова, никогда не забывает спросить о моих внуках. Воспитание сразу видно, сами знаете. — Он вновь вздохнул.

Наступило молчание. Наконец Джеймс сказал:

— Я бы хотел помочь ей. О, не лично, но я уверен, что моя тетя — а она сама тактичность — будет просто счастлива познакомиться с мисс Макбрайд.

Притчард потер подбородок и задумчиво посмотрел на Джеймса, обратив внимание на покрой его одежды, чистый галстук и отличные кожаные перчатки. В конце концов он одобрительно кивнул.

— Школа находится на углу Тависток-сквер. Вы не пройдете мимо нее. Там висит табличка: «Школа для девочек Сент-Уинифред». Это большое здание с обширной территорией.

Он замолчал, так как к прилавку подошли два покупателя. Джеймс поблагодарил Притчарда за помощь и быстро вышел. В конце улицы он окликнул двухместный экипаж и попросил отвезти его в свой клуб на Сент-Джеймс; в экипаже он откинулся на спинку сиденья и стал прокручивать в голове то, что узнал от Притчарда.

Естественно, Барнет наврал мистеру Притчарду. Фэйт не была дебютанткой, когда он впервые встретил ее, хотя в его глазах ни одна дебютантка ей и в подметки не годилась. Она была компаньонкой леди Бейл; безумно красивая, с хорошими манерами, и хотя скромно одевалась и никогда не высовывалась вперед, все дебютантки ее ненавидели. В корне их неприязни лежала, конечно же, зависть, потому что вокруг Фэйт постоянно крутились молодые денди.

В свои девятнадцать она была высокая и стройная, с безукоризненной фигурой и блестящими медно-красными волосами, собранными в простой узел; ее невозмутимый взгляд подавлял любого пылкого юнца, переходившего за рамки приличий.

Джеймс цинично наблюдал из-за кулис эту картину. Молодые повесы могли мечтать сколько им угодно, но он сомневался, что они думали о женитьбе. Женитьба — это серьезное дело даже во времена просвещения: она включала в себя приданое, договоренности и семейные связи. Сирота, без гроша в кармане, Фэйт не имела никаких шансов и знала это.

Она не вписывалась в высшие слои общества большей частью потому, что ей самой приходилось зарабатывать себе на жизнь. Насколько Джеймс помнил, ее отец был преподавателем в Оксфорде, но, когда он умер, Фэйт пришлось самой обеспечивать себя, взявшись за первую предложенную работу: она стала компаньонкой леди Бейл.

Это напомнило Барнету, когда его самого помимо воли отправили учиться в школу в Англию. Он тоже не вписывался в рамки. Оглядываясь назад, Джеймс вынужден был признать, что во многом это была его вина: он ввязывался в один кулачный бой за другим, пытаясь доказать надменным английским мальчишкам, что он не хуже их, но это не помогло обрести друзей. Школьные годы были самыми одинокими в его жизни. Фэйт находилась не в том положении, чтобы дать сдачи, а леди Бейл, казалось, не замечала пренебрежительного отношения к компаньонке, поэтому он взял Фэйт под свое крыло. Джеймса всегда удивляло, почему он решил вмешаться в это дело. Фактически он посещал светские мероприятия только потому, что его приглашал один влиятельный человек, который был основным инвестором его рискованного бизнеса. Джеймс был тогда очень молод, но уже сколотил свое первое состояние. Его страстью была железная дорога, и хотя железнодорожный ажиотаж давно уже прошел, можно было получить еще много денег на ее реконструкции в Шотландии и Англии.

Поэтому он посещал те или иные приемы, на одном из которых и встретил Фэйт.

Ему было двадцать четыре года, ей — девятнадцать. Он должен был осознавать, что их дружба не может долго оставаться платонической. Джеймс понял, что совершил ошибку, когда на Рождество небрежно поцеловал Фэйт под омелой.

После этого поцелуя он стал сам не свой и с тех пор не мог не прикасаться к ней. Одна вольность тянула за собой другую. Он прекрасно знал, что единственно правильным решением для них было пожениться. Они начали планировать совместную жизнь, но, прежде чем успели объявить о помолвке, над его компанией в Шотландии нависла угроза банкротства, и он был вынужден вернуться в Эдинбург, чтобы поправить дела.

Это заняло больше времени, чем Джеймс предполагал.

Банкротство оказалось меньшим из зол: выяснилось, что его заместитель обобрал компанию и скрылся, оставив Барнета разбираться с акционерами. Ему было нелегко выплатить им их доли. Единственное, о чем тогда он мог думать, — это о тяжбах со своими акционерами. Ему и в голову не приходило беспокоиться еще и о Фэйт.

Он должен был убедить некоторых осторожных высокопоставленных коммерсантов, что сможет наладить дело и сделать свою компанию вновь платежеспособной. Оглядываясь в прошлое, Джеймс не понимал, как ему удалось добиться успеха. Да, он был амбициозным, но все-таки лишь недавно оперившимся птенцом, по сравнению с ними. И все же они дали ему шанс и обеспечили себе чистую прибыль от этой сделки.

В голове промелькнуло очередное воспоминание: Фэйт, ее большие, внушающие доверие серые глаза, когда она обещала дождаться его.

Джеймс понял, что что-то случилось, когда от нее перестали приходить письма, и поехал в Лондон выяснить, что происходит. Но никто не знал, где она, даже леди Бейл. Она лишь сказала, что Фэйт предупредила ее об уходе и уехала в сопровождении молодого денди по имени Аластар Добин к своим друзьям в Дорсет (или это был Дербишир?).

Фэйт и мистер Добин словно растворились в воздухе.


Колесо коляски попало в яму, и она накренилась. Неожиданный толчок привел Джеймса в чувства, и на его губах появилась невеселая улыбка. Столько мучений из-за пустяка! Он уже не был таким, как раньше, и продолжал убеждать себя, что бессмысленно ворошить прошлое. Он должен сосредоточиться на будущем. Фэйт грозила опасность. Какая? Почему?

Он вспомнил объявление, которое прочел в газете. Ей нужна была информация о Мадлен Мэйнард. Кем была эта Мадлен Мэйнард? Как ему найти ее?

Если он хочет защитить Фэйт, то должен приблизиться к ней на расстояние ее собственной тени. Но было одно затруднение: она ясно дала понять, что Джеймс будет последним человеком, к которому она обратится.

Джеймс не мог позволить, чтобы на его пути стали ее или его чувства. Это был вопрос жизни и смерти. Так или иначе, он приблизится к Фэйт, а когда убедится, что ей ничто не угрожает, уйдет и никогда больше не оглянется назад.

Глава 4

Фэйт предоставилась возможность поговорить со своей подругой Лилиан Самерс только после ужина. В это время суток школа была почти пуста, потому что многие девочки были приходящими ученицами. На полном пансионе были в основном дочери дипломатов, служивших в иностранных посольствах, или девочки, чьи родители жили далеко от Лондона, но желали, чтобы их дочери получили сертификат выпускниц школы Сент-Уинифред. Всех родителей объединяло одно: они хотели прогрессивного образования, входившего в моду, — такого образования, чтобы девушки могли в дальнейшем поступить или в университет, или на профессиональные курсы либо просто сумели заниматься той деятельностью, которую выберут в жизни.

Войдя в комнату, Фэйт сразу поставила чайник на плиту, а ее подруга Лили взяла две кружки и насыпала в каждую какао. Лили была грациозной девушкой с огненно-рыжими волосами, связанными в пучок черной лентой. Глаза же у нее были на удивление темными, совсем как какао.

— Барнет! — воскликнула девушка, и в ее голосе послышались враждебные нотки. — У Притчарда? Грубиян Барнет? Этот хам? Тот самый Барнет?

Негодование преданной Лили совсем не удивило Фэйт. Они знали друг друга еще с тех пор, когда Фэйт была компаньонкой леди Бейл, а Лили — компаньонкой миссис Роват, сестры леди Бейл, и поэтому часто встречались. Хотя работодатели не были слишком требовательными, девушки понимали, что их положение не выше служанок; жизнь у обеих была утомительной и тягостной. Они сошлись, стали лучшими подругами, делились и горестями, и радостями — в общем, обычной рутиной будней компаньонок.

Разные по характеру, они, казалось, дополняли друг друга. Фэйт научилась искусству дипломатии в отношениях с представителями высшего общества, так как от этого зависело ее жалование. Лили же была несдержанной и прямолинейной. Именно из-за этой склонности высказывать все, что у нее на уме, Лили и потеряла работу у миссис Роват. Но, по словам девушки, это было лучшее, что произошло в ее жизни. Она устроилась на работу учительницей в Челтнеме и была убеждена, что нашла свое призвание.

Фэйт поехала бы с ней сразу, но к тому времени она встретила Джеймса и не решилась на такой шаг. Год спустя, раздавленная и разочарованная, она сделала это и радовалась тому, что ее лучшая подруга была рядом, помогая ей перенести это жизненное испытание. Лили не любила излишне сочувствовать. Лекарством для разбитого сердца она считала занятость, и Фэйт попыталась следовать этому же принципу.

Со временем боль утихла, и образ Джеймса Барнета переместился в самый дальний уголок ее сознания. Пока она не столкнулась лицом к лицу с ним сегодня. Господи, что на нее нашло? Было такое чувство, что в сердце вонзился осколок; Фэйт страстно захотела, чтобы он узнал, как сильно она презирала его. Казалось, после стольких лет она должна была уже ничего не чувствовать… Лучше бы она резко повернулась и удалилась с достоинством.