А он был обманщиком. Как только Джеймс услышал от Бутчера этот рассказ, он сразу же сделал запрос в местный полицейский участок. Никого не посылали обыскивать дома на Беркли-сквер.

«Хитрый, хитрый Денверс, но не настолько, чтобы раскусить своего напарника»:

Обращенный лично к нему вопрос заставил его прервать размышления.

— Простите, — сказал он, глядя на тетку, — я не расслышал.

— Я предположила, что вы с Фэйт пойдете на похороны.

— На похороны? — Он посмотрел на Фэйт.

— Да, — ответила та на его немой вопрос. — Уверена, что моя подруга Лили захочет приехать. Я напишу ей сегодня и расскажу о случившемся.

— И я тоже пойду, — сказала тетя Мария. Она посмотрела на изумленные лица окружающих и пояснила: — Я держу деньги в банке мистера Денверса-старшего, поэтому мы немного знакомы, к тому же я встречалась с покойным мистером Денверсом на Актовом дне. — Она слегка пожала плечами. — Ладно, мне просто любопытно. Вы не думаете, что убийца тоже может быть там? Мы, пожилые дамы, должны получать удовольствие отовсюду, где только можем его найти.

— Разумно ли это? — спросил ее брат, который украдкой поглядывал на часы. — Убийцы не любят быть на виду.

— Я буду сама невинность. Кроме того, Джеймс с Родериком будут там. Они присмотрят за мной и Фэйт.

— Что? — Родерик снова отклонился назад на своем стуле, но он был так удивлен словами тетки, что качнулся вперед и чуть не потерял равновесие. — Но я почти не знал этого человека. Почему ты не пойдешь, отец?

Мистер Барнет решительно замотал головой.

— Зачем мне это? Нет, я уверен, что я там не нужен. — И чтобы исключить дальнейшие вопросы, он встал. — Посмотрите на часы. Я договорился встретиться в клубе с майором Хови и несколькими друзьями. Ему исполнилось шестьдесят лет, знаете ли, и мы приготовили для него роскошный праздник. — Затем он обратился к своей жене: — Не жди меня, дорогая. Я приду домой очень поздно.

— Жаль, — весело сказала тетя Мария. — А завтра вечером? Ты тоже будешь на встрече?

Это привело в замешательство мистера Барнета, но всего на пару секунд. Он щелкнул пальцами.

— Я почти забыл. Партия в карты. Простите. Не могу ее пропустить.

— Неважно, — ответила его сестра тем же веселым голосом. — Но ты пропустишь подарок, который я приготовила для всех вас. — Она обвела взглядом присутствующих. — До своего отъезда к Хенли я забронировала ложу в театре «Савой». Да, Гилберт и Салливан играют в «Микадо». Говорят, божественно. — Она тихо засмеялась. — Тебе понравится, Джеймс. Это здание полностью освещается электричеством.

Она дала им несколько секунд, чтобы обдумать ее слова, затем извинилась и вышла из-за стола.

— Нет, не уходи. Я хочу поговорить с тобой, Родерик, — сказал Джеймс.

Когда все вышли из оранжереи, он потянулся к серебряному портсигару, стоявшему на столе, но, открыв его, обнаружил, что тот пуст.

— Можешь пользоваться своими? — спросил он брата.

Родерик с любопытством посмотрел на него.

— Я не курю. От табака у меня начинается приступ астмы.

Это то, о чем Джеймс забыл. Со смешанным чувством вины и растерянности он произнес:

— Мы были не самыми лучшими братьями, правда? Это моя вина, знаю, но я в самом деле беспокоюсь о тебе.

В ответ Родерик скептично поднял бровь.

Джеймс настойчиво продолжал:

— Я хотел сказать, что в глубине души желаю тебе только лучшего.

— Ну, во-первых: мне девятнадцать лет, а ты вечно относился ко мне, как к надоедливой мухе. Нет. Я преувеличил. Такое впечатление, что ты вовсе не знал о моем существовании. О, не напрягайся, пытаясь объяснить свое безразличие! Я понимаю. Ты должен был строить свои железные дороги, а я всего лишь твой сводный брат.

— Тебе девятнадцать? Я думал, восемнадцать.

Родерик закатил глаза.

Угрызения совести Джеймса уже не были такими сильными.

— Послушай, — сказал он, — если ты проиграл в карты или потерял деньги на ставках, я хочу знать об этом.

Родерик скрестил руки на груди и ухмыльнулся.

— Только не говори, что ты за меня заплатишь! Ого, Джейми, я тронут!

Джеймс про себя признал, что даже в лучшие времена не сильно заботился о благополучии брата, но это объяснялось тем, что у мальчика был отец. Их отец был опекуном и попечителем Родди. Тут Джеймс был не властен. Только при одной мысли об этом он почувствовал досаду. Он контролировал финансовые потоки, и это давало ему понимание, как происходят некоторые вещи. Его отец был ни на что не способен, даже хуже, чем не способен. Если бы он не вмешался, Колин Барнет потратил бы все до последнего пенни на содержание замка, который поглощал деньги, как губка воду.

Джеймс знал, что сказала бы Фэйт: его брат нуждался в наставнике-мужчине, к которому испытывал бы доверие и уважение, но Джеймсу было неудобно брать на себя эту роль при живом отце, и он был уверен, черт возьми, что и Родерик не позволил бы ему. Они были практически чужими. Он не нарочно игнорировал мальчишку: они почти не виделись и просто отдалились друг от друга.

Он посмотрел на Родерика и увидел себя в его возрасте. Их двоих отправили в школу, когда им было по восемь лет, родители редко их навещали, на каникулах за ними присматривали только слуги и периодически бабушка Макэчеран и тетя Мария. Неудивительно, что они выросли обидчивыми и сложными. Разница между ними заключалась в том, что он перестал бунтовать, когда увлекся поездами. Любопытно, есть ли у Родди какие-то особенные интересы? Он был полностью согласен с тетушкой: парням можно позволить небольшие глупости. Боялся только, что его брат мог погрязнуть в них выше крыши.

Он попробовал снова:

— Послушай, Родди…

— Нет, это ты послушай, Большой Брат! — Родерик резко встал и одернул рукав своего пиджака, словно отмахивался от удерживающей его руки. — Мне не нужно твое подаяние, и я не нуждаюсь в твоих советах по поводу того, что мне делать. Честно говоря, ты слишком поздно решил исполнять роль старшего брата. Поэтому, если я захочу играть, ходить к проституткам или пить до беспамятства, не стой у меня на пути.

Джеймс отставил стул и встал. Он закипал. Нет. Он уже кипел, и доля правды в словах брата лишь раздражала его. Но — черт побери! — он был главной поддержкой этой семьи и хотя не ждал, что его будут любить за это, желал хоть каплю уважения.

Он процедил сквозь зубы:

— Я бы посоветовал тебе придержать язык, иначе я преподам тебе урок, который ты нескоро забудешь.

Родерик громко рассмеялся:

— Должен предупредить тебя, дорогой братец, что я был чемпионом по борьбе в моем выпуске, до того как меня исключили.

Джеймс презрительно ухмыльнулся:

— Бороться с маленькими мальчиками — это одно дело. Но ты еще не дорос, чтобы справиться со мной.

Беспечное выражение исчезло с лица Родерика, но не сменилось осторожностью, вовсе нет. Он выставил вперед подбородок, его ноздри раздулись, в глазах появился зловещий огонек. Сходство между Джеймсом и младшим братом еще никогда не было таким очевидным.

Одним ловким движением Родерик скинул свой пиджак и отбросил в сторону. Джеймс сделал то же самое. Провоцирующим жестом юноша согнул указательный палец и поманил Джеймса.

— Thigibh an so, bodach! — изрек он. — Иди сюда, старик.

— Бог ты мой! Мальчишка немного знает гэльский. — Джеймс принял позу борца. — Eisol, bhalaich. — Это было все, что он знал на гэльском, и тем не менее, продолжил: — Nach ist thu.

Родерик нахмурился.

— И что это значит?

— Подойди и достань до меня, мальчик.

Не успел Джеймс договорить, как Родерик набросился на него, и они покатились по полу, сплетаясь руками и ногами. Изысканная фарфоровая посуда на столе тревожно зазвенела, но никто не обратил на это внимания. Они хрипели, тяжело дышали, и каждый стремился зажать другого.

Братья разъединились, вскочили на ноги и снова набросились друг на друга. На этот раз они не только столкнули на пол хрупкую посуду, но еще и повалились на стул, который затрещал, а потом сломался, как спичка. У Джеймса было преимущество в весе, но Родерик оказался скользким как угорь. Джеймс не смог зажать его, поэтому схватил за волосы и откинул голову брата назад, обнажив горло. Что собирался делать потом, он не имел понятия. В настоящей драке он бы отрубил Родерику голову, но сейчас не хотел ранить своего брата, только проучить.

Однако Родерик не колебался. Он изо всех сил ударил Джеймса локтем в живот. Тот открыл рот — он не мог дышать, — но не выпустил его. Придя в ярость от боли и гнева, Джеймс уткнул Родерика лицом в диванную подушку, упавшую на пол. Он собирался побороть этого негодника.

Вдруг дверь в оранжерею распахнулась, и в комнату вошла тетя Мария, а следом за ней Фэйт и Маргарет. Маргарет предусмотрительно взяла метлу. Она не стала дожидаться, пока соперники отдышатся. Как разъяренная фурия она набросилась на них и начала бить метлой по головам, извергая проклятия, которые вспоминала впоследствии со стыдом. В это время Фэйт схватила Джеймса за низ рубашки и потянула со всей силы. Тетя Мария держала Родерика за воротник.

Но заставило братьев прекратить драку не грубая сила дам, а слезы ребенка. В комнату вбежала испуганная Гарриет, увидела разгром и расплакалась.

Мужчины встали на ноги.

— Это была игра, — сказал Родерик. — Всего лишь игра.

Девочка бросилась к нему и сердито посмотрела на Джеймса.

— Скажи ей, Джеймс, — попросил Родерик.

Тот сделал одолжение:

— Это было соревнование по борьбе. Родерик показал мне несколько приемов. Ты же не подумала, что мы всерьез, правда?

Тетя Мария посмотрела на свою разбитую дорогую посуду и сломанный стул со щитообразной спинкой и, чисто по-английски, громко засмеялась.