– Кто? Кто, я вас спрашиваю, черти косматые? Кто плевал в замочную скважину?! – пищала она неистово.

Два класса, подавляя в себе истерический хохот, молчали – так, что даже жужжание случайно влетевшей навозной мухи, переливающейся всеми цветами радуги с преобладающим ядовито-зелёночным, было отчётливо слышно.

– Я ещё раз повторяю свой вопрос! Кто плевал в замочную скважину?! – В ответ опять гробовая тишина. – Метёлкин!

– Что Метёлкин? – отозвался длинный парнишка с наглой, лукавой физиономией и торчащими, как ручки у кастрюли, ушами. – Как чуть чего – сразу Метёлкин! Откуда я знаю, кто плевал в замочную скважину?!

– Ты плевал! – пропищала Клара Степановна. – Больше некому!

– Да я дежурил! – убедительно врал Юрик, распахнув наивные глаза свои. – Доску мыл!

– Вот именно! Ты один был в классе и только ты мог исплевать мне всю... – тут литераторша чуть было не употребила совсем нелитературное слово, но вовремя одумалась и выпалила: – Всё моё платье!

– Но это несправедливо! Вам это могли сделать где угодно! – уверенно держался Метёлкин, чувствуя, что совершил оплошность, просчитался. Он, вымыв доску, подошёл к двери, хотел выйти, но тут его внимание привлекла огромная, развороченная замочная скважина. Он посмотрел в неё и увидел стоящую спиной к двери одну из одноклассниц – кто ж ещё может расхаживать по школе в коричневом форменном платье? И давай харкать – увлечённо, самоотверженно, с азартом.

– Признайся! Ведь это ты, Метёлкин! Ты испортил мне платье! – допытывалась Клара Степановна, усомнившись в своей догадке.

– Нет! Вот честное слово! Не я! – очень убедительно проговорил Юрик.

– Ну хорошо. Тогда скажи мне, Метёлкин, что ты делал у себя в комнате в полпервого ночи? Ребята! Иду вчера мимо Юриного дома, поднимаю голову, а в его комнате свет горит! И это в половине первого ночи! Ты почему не спишь в такой поздний час? Что ты делал? А, Метёлкин?

– А что вы, Клара Степанна, делали вчера ночью на улице, возле моего дома в полпервого ночи? – нахально спросил Юра.

– Так! Метёлкин! К доске! Живо! – Ей ничего иного не оставалось, как отомстить охальнику именно таким способом. – Ребята! Повторим материал перед экзаменом! А Метёлкин расскажет нам о мирной линии в романе Толстого «Война и мир», о чувствах и любви персонажей. Живо, живо! – Клара Степановна прекрасно знала, что мальчишки пролистывают, оставляя без внимания, «мир» в романе и с упоением читают о «войне». Однако Юрик не читал ни того ни другого. Он вышел к доске, потоптался и, почесав затылок, торжественно начал:

– Анна Каренина, главная героиня «Войны и мира», была очень красивой женщиной. В молодости она была похожа на Арку Гаврилову, – и тут все два класса посмотрели на Аврору. Она залилась краской, Костик показал другу большой палец – молодец, мол, дело говоришь, а Клара Степановна прошипела, словно змея, радуясь в душе, что не зря вызвала Метёлкина к доске – сейчас она ему за всё, за всё отплатит:

– И откуда это у тебя такая информация? – ехидно спросила она.

– Так книжку надо читать! Я ж не понаслышке! Только вы меня, Клар Степанна, не перебивайте, а то я мысль теряю!

– Ну, хорошо, хорошо, давай дальше, – и литераторша затаилась в сладостном предвкушении близкой мести.

– Так вот эта Нюра...

– Кто? – удивилась Клара Степановна.

– Нюра Каренина на балу влюбляется в Пьера Безухова. Да так втюрилась, что не сказать ему об этом ну просто никак не может. А тут, как назло, война начинается, и Петьку на фронт забирают, прямо на передовую. Каренина сидит у окна, слёзы льёт – ведь она так и не успела ему ни в чём таком признаться. Тут к ней приходит Соня Мармеладова и говорит: «Ты чо, дура, что ль, Каренина! Езжай на фронт да выложи ему всё как на духу!» И Нюра, грабанув бабку-процентщицу (потому что денег-то у неё на тот момент совсем не было – она их все на наряды потратила, да и вообще время-то какое – война!), отправляется к Безухову. Приезжает прямо в Сталинград, бегает, ищет своего любимого – его нет нигде. И тут ей в голову умная мысль приходит – нужно в штаб сходить, там-то точно знают, где он. И правда, в штабе сидит поручик Ржевский в белых рейтузах с чёрными усами и со шпагой. Ну, он у них там по всяким таким делам служит... и говорит: «Глупая ты, Каренина, баба! Твой Безухов на передовой фрицев бьёт! Бери мою лошадь и скачи к нему! Заодно и поможешь!» И она поскакала! Нашла Петьку и так, знаете, поднаторела в военном деле, что стала самой настоящей пулемётчицей. Ну, все в полку её так и звали – Анка-пулемётчица. А когда они Сталинград-то отстояли, решили свадьбу сыграть. В общем, поженились они. Каренина обратно в Москву прикатила, а Безухов остался фашистов добивать... И родился у них через год князь Мышкин. Ну, натуральный идиот! В кого – непонятно! Ту самую обворованную процентщицу топором убил, своего двоюродного брата Карамазова на дуэли пристрелил из-за какой-то никому не известной Нетточки Незванцевой. С рук ему это, конечно, не сошло – он угодил в острог, но в одиночестве не остался, его всё дядька со стороны матери навещал – Нехлюдов такой. Даже по этапу с ним пошёл. «Чувствую, – говорит, – свою вину. Не вмешался я вовремя в воспитание племянника – вот и результат!» Но это не помогло Мышкину, он в тюрьме совсем сдвинулся и начал записки писать... Анна пережить такого поворота судьбы не смогла и скончалась... – с невыразимой грустью проговорил Метёлкин, но, озарённый новой мыслью, продолжил вдохновенно: – Но не до конца померла Каренина! Её в гроб положили, в церковь поставили, а она по ночам из гроба ка-ак выпрыгнет и давай носиться, как очумелая. Безухов такого безобразного поведения жены стерпеть не мог и нанял некоего Клима Самгина за ней присматривать. Анна, конечно, утихомирилась, в чувство пришла. В общем, её закопали и больше о ней не вспоминали. Но кончилось всё печально – Клима черти на сковородке поджарили, а Безухов совсем разорился, оплачивая адвокатов сына и услуги Клима. Короче, не в чем ему стало совсем ходить – шинелишка его совсем поизносилась, и он в кредит заказал новую, у портного по фамилии Белкин. Тот сшил, и стоило только Безухову расплатиться за неё, как к нему в гости нагрянул старый фронтовой друг – поручик Ржевский. Приехал и всё испортил – шинель пропил, дом Безухова в карты проиграл. Ну, Пётр такого пережить не смог и умер от апоплексического удара. После смерти он превратился в привидение и, по словам очевидцев, долго ещё летал над Красной площадью, пугая разных там поручиков, – Метёлкин замолк на минуту, поражённый собственным рассказом, взглянул на ребят – одни смотрели на него во все глаза, требуя продолжения, кто-то залез под парту и покатывался со смеху, Шуркина плакала, Клара Степановна, раскрыв рот, тоже, кажется, ждала второй серии бестселлера, придуманного Юркой на ходу.

– Я что-то не поняла, а откуда Ржевский-то взялся? Зачем он спустя столько лет к этому, как его... Петру-то приехал?

– Ой! Клара Степанна! Этот Ржевский, он вечно некстати появляется! – будто злясь на поручика, воскликнул Юрка.

– Так, Метёлкин! – словно очнувшись от цветного, увлекательного сна, Клара Степановна пропищала что было мочи: – Давай дневник! Кол! И родителей в школу!

– За что, Клар Степанна? При чём тут родители-то?!

– И правда, Клар Степанна!

– Метёлкин так интересно рассказывал!

– Он так хорошо сегодня отвечал! – просили за хулигана Метёлкина два класса, покатываясь со смеху.

– А за то, что у вас через две недели экзамены, а он даже представления не имеет, кто такой Пьер Безухов и кто такая Анна Каренина! – рвала и метала литераторша. – У него каша в голове!

– Это от больших умственных нагрузок, Клар Степанна! – Юрка пытался оправдаться.

– Дневник, я сказала! И родителей в школу! – требовала литераторша, и в эту секунду весело грянул звонок, заглушив её дикие вопли.

Надо сказать, что опасения Клары Степановны не оправдались – Метёлкин благополучно списал сочинение со шпаргалки, которую ему любезно предоставил Костик. Примерно таким же образом он сдал все экзамены и, получив свои законные тройки, наслаждался полной и заслуженной свободой.

Аврора с Жаклинским тоже сдали всё, что от них требовала школа, – не так хорошо, быть может, как хотелось бы их родителям, но всё-таки.

Была середина июня, когда Костик сказал возлюбленной о своей поездке в Саратов:

– Нужно бабушку с дедом навестить. Они скучают. Вот только за голубей боюсь – вдруг с ними тут без меня что-нибудь произойдёт? Ведь меня целое лето в Москве не будет! Попрошу-ка я, пожалуй, Метёлкина присмотреть за ними.

И Костя попросил друга присмотреть не только за пернатыми, но и за Авророй – чтоб к ней никто не приставал. Юрик охотно согласился:

– Что мне жалко, что ли?! Я всё лето буду в Москве ошиваться!

– Слушай, а ты куда-нибудь поступать собираешься?

– Чо я болезный, что ли? Мне десяти лет школьной каторги во как хватило! – И Юрик полоснул напряжённой ладонью, которая в тот момент напоминала острый широкий нож, по горлу. – Работать пойду. Мать с отцом к себе зовут.

– Это куда?

– На кондитерскую фабрику. Но я не хочу.

– Почему?

– Да там платят мало. Я, наверное, куда-нибудь на завод подамся!

– Я из Саратова приеду, тоже на работу устроюсь! Зачем куда-то поступать? Всё равно в армию идти, а там видно будет, – рассудительно проговорил Костик. – Ну, в общем, ты понял насчёт голубей и Авроры?

– Не волнуйся. Замётано, – пообещал Юрка, и Жаклинский со спокойным сердцем, поцеловав Аврору на прощание, уехал в Саратов.

* * *

Аврора вышла из дома в лакированных туфельках и сарафане «под крепдешин», что купила ей Зинаида Матвеевна по случаю окончания средней школы. «Куда бы пойти? Куда податься?» – думала она. Без Костика и Ненашевой, которая уехала отдыхать в Киев, ей оказалось совершенно нечем заняться. Но не успел ответ на этот вопрос сформироваться, как она услышала за спиной удалой свист: