– Я любил тебя, Нина. Я позволял тебе все. Я выполнял любое твое желание. И после этого ты говоришь, что я убивал тебя каждый день? – мрачно спросил Глеб. – Почему же ты не ушла от меня? Почему ты мне мстила – за один поцелуй, подаренный другой женщине? – исступленно повторил он вопрос, который продолжал мучить его. – Двадцать лет ты мне мстила, изничтожала наших общих детей… Зачем? Если ты меня так ненавидела – ушла бы, и точка!

Нина остановилась перед Глебом. Она выглядела настоящей фурией – горящие глаза, искаженное лицо, скрюченные руки… Он давно не видел жену в таком состоянии. Если точнее – он никогда ее такой не видел.

– Я люблю тебя, – надменно бросила Нина. – Вот почему.

– Такая любовь – хуже наказания, – покачал головой Глеб.

– Давай забудем все. Давай начнем все снова. Никогда не поздно!

– Нет.

– Ты нашел себе другую, да… Предатель! Я же говорила, ты – предатель!

– Нина, мне кажется, я все равно ушел бы от тебя, – медленно произнес Глеб. – Все к тому клонилось. Раньше еще ничего, а вот последние лет пять… Это вообще не жизнь, если подумать. Спектакль. Кукольный дом. Внешне все красиво, правильно… Барби и Кен – вот кто мы с тобой. Ты как маньячка бегала по врачам, я работал и пил, работал и пил… Потому ни одного искреннего слова… Наши отношения изжили себя, Нина. Наша любовь мертва. И Евгения тут ни при чем.

Нина поправила волосы.

– Тогда брось ее, – быстро, с ненавистью произнесла она. – Ты что, любишь ее, эту свою новую?

– Я ничего пока не могу сказать. Мы с ней лишь несколько дней вместе, – честно ответил Глеб. – Я знаю только одно: Евгения мне нравится. Мне хорошо с ней. Я… счастлив, да.

– Брось ее.

– Нина, брошу ли я ее, останусь я с ней – тебя это не касается. К тебе я не вернусь в любом случае.

– Ты что, хочешь развестись?!

– Да.

Жена прижала ладони к щекам. Она уже не следила за своими словами, движениями, интонациями…

– И… и как теперь? – прошептала она.

– Разведемся. Разменяемся.

– Ты хочешь разменять квартиру? – Нину вдруг затрясло.

– Да. А где ж мне жить? – удивился Глеб.

– У нее!

– Нин, я не альфонс.

– Тогда заработай себе на новую квартиру! – страстно закричала Нина.

– Нин, я не олигарх. Не миллионер даже.

– Снимай тогда! Сейчас все снимают!

– Зачем? Зачем, если у меня есть своя жилплощадь? Нина, я лишнего не собираюсь брать. Поделим все пополам, по закону.

– Нет! – Из глаз жены полились слезы. – Ты… ты меня бросил, обобрал…

– Нин, я что, должен после всего того, что ты мне устроила, отдать тебе все и благородно уйти? Ты в своем уме? Ты об меня ноги вытирала двадцать лет, а я – должен остаться бездомным? Поделим все – квартиру, дачу, деньги на счете. Пополам. Машина одна твоя, другая моя, как и было, – сквозь зубы процедил Глеб. – Послушай, я хочу создать новую семью. Детей хочу. Я собираюсь отдать все своим детям, ты понимаешь? Я не намерен и копейки лишней отдать – из того, что должно принадлежать моим будущим детям.

– Ага… Все – детям! Ты как Ленин прям!

– Нина, половину. Ты никак не пострадаешь. У нас большая четырехкомнатная квартира в центре… Можно очень хорошо разменять. Тебе не придется жить в коммуналке, о чем ты?

– А как я буду жить? Как? На что?

– Ты пойдешь работать, – спокойно ответил Глеб.

– Куда я пойду? Ты в своем уме? Мне сорок один год – пятый десяток пошел! Кто меня возьмет? Куда? В уборщицы мне идти?

– Не знаю. Это уж ты сама думай.

– Я больной человек… Я не могу – в уборщицы! У меня сердце… давление…

– Нин, возьми справку, что ты инвалид, и требуй с меня алименты. Имеешь право.

– Какой же ты негодяй, какое ты ничтожество… – схватившись за голову, прошептала Нина. – Я не ожидала!

– Найди другого. Хорошего. – Глеб встал, направился в свой кабинет.

– Куда ты? – вскинулась жена.

– Кое-что соберу. Не хочу тут оставаться. Не беспокойся, я возьму только свои вещи…

Глеб зашел в кабинет, достал из шифоньера чемодан.

Нина встала в дверях, сложив руки на груди.

– А это еще зачем? – воскликнула она, когда Глеб взял фотопортрет, сделанный Евгенией. – Оставь.

– Почему?

– Я… ну пусть хоть что-то… – Голос у Нины дрогнул. – Какая-то память… о тебе.

– Вот фотоальбом с нашими семейными фото. – Глеб указал на полку с альбомами. – Бери все себе.

– Глеб… – В голосе жены опять послышались слезы. – Не уходи. Мне будет плохо без тебя. Не уходи! Глеб!!!

Она вдруг подбежала, обхватила его за плечи:

– Глеб!

Глеб молча оторвал ее руки от себя.

– Глеб! Останься… начнем заново! С чистого листа. Я рожу тебе. Правда, клянусь! Будем вместе. Только ты! Глеб!

– Нина, не надо.

– Не уходи! Все равно у тебя там ничего не получится! Она дура, она шлюха, она собственному мужу не нужна! Она умрет! – бессвязно выкрикивала Нина.

У Глеба сжалось сердце, когда Нина произнесла это – «Она умрет». Он закрыл чемодан, пошел к входной двери.

– Глеб!..

Он захлопнул за собой дверь.

Внизу положил чемодан в багажник, сел за руль. И только тогда почувствовал, как тяжело, муторно на душе. Но не из-за того, что Глеб сожалел о своем уходе от Нины.

Из-за этих слов: «Она умрет».

Глеб взял в руки сотовый, нажал на кнопку.

– Алло… – услышал он в трубке знакомый, милый голос.

– Женя, ты как? – спросил он, стараясь не показывать своего волнения. В трубке что-то тарахтело на заднем фоне.

– Все в порядке. Я еду на катере.

– На катере?

– Да, весь центр перекрыт, сплошные народные гулянья и демонстрации. На катере быстрее и удобнее попасть на Солнечный остров.

– Я сейчас приеду.

– Ты на машине? Глеб, ты не проедешь… Не надо. Я уже скоро вернусь! – засмеялась Евгения.

Глеб нажал кнопку отбоя. Припарковался у дома Евгении, хотел выйти – благо Евгения дала ему ключи от квартиры.

Но на сердце было как-то неспокойно. «Она умрет». Что еще сказала Нина? «Она не нужна собственному мужу».

Откуда Нина знала, что Евгения была замужем? Догадалась? Или – знала? Но откуда? Светка Злобина рассказала? Нет, Света не в курсе того, что Евгения была замужем. Потом, эти звонки. Почти одновременно – звонок Толика и звонок Нины.

Странное совпадение. Нехорошо…

Глеб никогда не страдал повышенной тревожностью, не придумывал себе страхов, но слова жены тревожили его. Не давали покоя.

Минут пять он неподвижно сидел в машине, а затем решительно нажал на педаль газа.

* * *

– Разве «лейка» не у тебя в офисе? Куда мы идем? – удивленно спросила Евгения.

– К моему дому…

– К тому самому?! – воскликнула она. – Толик, а зачем?

– Я оставил твою «лейку» там.

– Но зачем – там?!

– Ты не понимаешь? – раздраженно вздохнул он. – У меня нервы… Ходил вчера вечером, бродил, метался по Солнечному острову… Я ведь разбить ее хотел, твою «лейку», уничтожить – вот как я был зол. Ну, оставил ее в старом доме.

– Толик, зачем? – прошептала огорченно Евгения.

– Я не знаю, – вздохнул он. – Утром сегодня проснулся – на душе кошки скребут. Почему, думаю, не отдал Женьке ее фотоаппарат? Это все из-за матери. Она меня довела.

– Ага, она тебя довела, а ты на мне отыгрываешься… – пробормотала Евгения. – «Лейки» там уже нет. Ее взяли.

– Кто? Бомжи? Перед Днем города из центра всех бомжей выгнали. Дети? Это не жилой район, детей тут нет. И потом, я ж ее, твою «лейку», не на виду оставил, а спрятал на одном из этажей. В углу, газеткой еще прикрыл…

– Толик, ты все равно странный.

– Да там она, твоя «лейка», никуда не делась со вчерашнего дня! – раздраженно закричал бывший муж. – Забирай и уходи.

– На каком хоть этаже ты ее спрятал? – опять вздохнула Евгения.

– На втором. В той комнате, где еще лепнина на потолке. Или на третьем? Нет, все-таки на втором! – твердо ответил Толик.

Было солнечно, вторая половина дня. Вчера дул прохладный ветер, словно отмечая то, что началась осень, а сегодня, второго сентября, лето снова напомнило о себе. Тепло, ясно…

Толик поднял лицо, вдохнул речной воздух. «Хорошо…»

Самое интересное, что Толик был почти спокоен. Когда он наконец решился на поступок, раздражение вдруг исчезло.

«Убьем двух зайцев, – сказала вчера эта женщина, Нина. – Никто ни о чем не догадается. Все подумают – случайность!»

…Толик с Евгенией подошли к старому дому. Здесь было тихо – ни одной живой души поблизости. Да и кому охота в такой день ошиваться на пустыре у заброшенного дома? Все в центре. Все празднуют… Если и гуляют по Солнечному острову, то не здесь, а вдоль набережной, наслаждаясь видами Москвы. А тут смотреть пока не на что.

– Ты быстро добралась… – заметил Толик.

– На катере приехала, – сказала Евгения. – Центр же перекрыт… Толик, я вот думаю все время… Вы правда с Ластиком решили этот дом разрушить? Не надо! – Она остановилась, посмотрела ему в глаза. Бывший муж спокойно вынес ее взгляд. – Это неправильно и… опасно. Я даже не столько за тебя переживаю, сколько за Ластика.

– А ты правда хочешь наслать на меня архпатруль? – с улыбкой спросил Толик.

– Не знаю. Я надеюсь, до этого не дойдет – ведь так?

– До этого не дойдет, – успокаивающе кивнул он. – Я не стану рушить дом. Я… я, в общем, понял, что моя мечта о клубе одиноких сердец – полная туфта. У меня все равно ничего бы не вышло. Мать права. Продадим этот дом другим инвесторам, пусть они с Москомнаследием договариваются, пускай они его реконструируют, если деньги найдут… Под офис или под банк. А клуба не будет.

Евгения вошла в подъезд первой, Толик – за ней. Он вспомнил, как несколько дней назад пытался задушить тут бывшую жену, но вовремя опомнился. Наверное, старый дом притягивал к себе зло. Жаль, что Евгеника этого не понимала…

А еще – она ничего не боялась. Вот сейчас – шла, даже не оглядываясь.