– Беверли?

Она радостно улыбнулась.

– Да, конечно. О, Ли! – она мягко коснулась ладонью его головы. – Мы уже не надеялись, что ты сможешь подняться когда-нибудь. Лежи тихонько. Я так рада, что и Карл здесь! Он при­ехал на неделю.

Она торопливо вышла из комнаты. Ли с недо­умением осмотрелся. Он остался жив, в этом можно не сомневаться, но каким образом он сюда попал? Что имела в виду Беверли, когда сказала, что они не надеялись на его выздоровле­ние? Он взглянул в окно, на деревьях были жел­тые листья. Очевидно, стоял теплый осенний день, почти летний, слышался шум прибоя на пляже. Каким бы образом он сюда ни попал, по всей видимости, прошло не так много времени с тех пор, как он побывал в Батон-Руже. Он сможет еще найти Одри, по крайней мере, хотя бы к весне. Одри! Казалось, все в этой комнате напоми­нает о ее пребывании. О, как счастливы были они в то лето! Он, Одри и Джой. О, да… Джой. Он убил Джоя, не так ли? Когда это случилось? Как труд­но вспоминать даты. Когда он уехал из Батон-Ру­же? Кажется, в сентябре, верно? Да, двадцать пятого сентября. Сейчас погода должна быть бо­лее холодной, а на улице, судя по всему, совсем тепло. Он попытался вспомнить, что с ним случи­лось, и почему он очутился в собственной комнате и своей постели? Смутно припомнил человека в очках, мужчина сообщил, что Одри уехала в Канзас. Он собирался поехать следом, когда что-то или кто-то ударил его по голове. Больше он ничего не может припомнить. Однако он на­ходится дома, ему здесь хорошо. Было приятно представлять, что его мама играет на фортепьяно в гостиной. Как было бы прекрасно, если бы сейчас в комнату вошли мама и Одри с улыбка­ми на очаровательных лицах. Но такого не может произойти, разве не так? Нет, мама умер­ла. Умер отец… О, как больно думать и вспоми­нать! Так много осталось невысказанного. Так много. Отец теперь лежит рядом с матерью. Ли еще ни разу не посетил кладбище, не побы­вал на отцовской могиле. Когда вернулся с войны, он навестил Карла в Нью-Йорке и Беннета Джеймса.

Война… Она изменила судьбы слишком мно­гих людей. Что произошло с Одри? Где она сей­час? Как у нее дела?

Кто-то неслышно вошел в комнату и склонился над ним.

– Карл? – Но почему на глазах брата слезы?

– Ли! О Боже! Как ты себя чувствуешь? Ты можешь двигаться?

Двигаться? Почему он, черт возьми, не должен быть в состоянии двигаться? Ли сцепил пальцы и поднял руки. Слабость. Он очень слаб. Ли внима­тельно посмотрел на руки, почему они у него такие худые?

– Карл? Что случилось? Каким образом я сюда попал? – неожиданно он почувствовал страшную усталость, ему трудно даже говорить.

Карл придвинул к кровати стул и сел, Беверли стояла рядом.

– Ты совсем ничего не помнишь? Что и как с тобой произошло?

Ли снова внимательно оглядел комнату, при­стально посмотрел на брата.

– Только… Я поехал в Батон-Руж, чтобы найти Одри. Она отправилась в Канзас. Я… дол­жен найти ее.

Карл положил руку на его ладонь.

– Но не сейчас, Ли. Потребуется много време­ни для того, чтобы ты хорошенько окреп. Доктор сказал, что если ты когда-нибудь и придешь в себя, то тебе будет необходимо начать все сначала. Придется учиться ходить. Ты лежал без движения слишком много времени. Мы делали тебе массаж, чтобы мышцы не атро­фировались совсем.

– Я не… не понимаю, за пару недель такого не могло произойти.

Карл вздохнул, печально и сочувственно глядя на брата.

– Ли, группа молодых мятежников избила тебя до бесчувственности в Батон-Руже. У тебя было множество переломов, но кости уже срос­лись. Когда это случилось, нашлись добрые лю­ди и выяснили, кто ты. Доктору удалось отыскать меня и сообщить о тебе. Я приехал за тобой и за твоими вещами. Ты находился без сознания, и доктор не был уверен, когда ты при­дешь в себя. К тому времени, когда я приехал в Батон-Руж, чтобы забрать тебя домой, ты все еще был в беспамятстве, приходил в себя только, чтобы немного поесть, но все время молчал, не двигался и никого не узнавал. Мы уже начали опасаться, что так будет всегда, – он крепко сжал руку брата. – Ты и не представляешь, как мы рады, что ты, наконец-то, заговорил и вспомнил нас. Удавалось только кормить тебя супом и поить водой, но и только. Ты очень исхудал и потребу­ется слишком много времени, чтобы снова попра­виться.

Ли попытался положить руку себе на лоб, но не удалось. Тревога охватила его, когда он понял, что не мог так сильно ослабеть за короткие две недели.

– Сколько времени я уже здесь?

Карл на мгновение закрыл глаза, не выпуская руки Ли.

– Ли, прошел уже почти год, как ты нахо­дишься здесь. Сейчас октябрь шестьдесят ше­стого.

Кровь заледенела от ужаса, охватившего Ли. Год! Это невозможно! Одри! Мой Бог! Целый год! Но ведь он обещал Джою! Что случилось с Одри?

– Этого не может быть, – растерянно ска­зал он, чувствуя, что его голос снова ослабел. – Я должен… найти Одри. Я должен сейчас же ехать в Канзас! – он попытался подняться, но сил у него абсолютно не осталось, он да­же не смог поднять от подушки голову. – О Боже! – он чуть не заплакал от отчаяния. – Целый год!

– Ли, радуйся, что пришел в себя, что не потерял память и рассудок, что тебя не парализо­вало навсегда. Доктор не мог предсказать, что будет после того, как ты придешь в сознание. У тебя была серьезная травма, кто-то ударил тебя кирпичом по голове. Доктора почти не лечат таких травм, лечит время. А нам оставалось толь­ко ждать. Благодари Бога, что пришел в себя. Ты слишком сильно ослаб из-за недостаточного пита­ния. Мы не знали, сколько ты еще протянешь. Я решил перевезти тебя в Мэпл-Шедоуз, потому что знал, как сильно ты любишь загородный дом. Мы подумали, что, вероятно, здешний воздух помо­жет тебе выздороветь. Наша мама очень любила бывать здесь. Потом Беверли перебралась сюда с детьми, чтобы ухаживать за тобой.

Ли закрыл глаза, чтобы не плакать, чувствуя себя слабым, беспомощным, подавленным и опу­стошенным. Как странно, что самое сильное ра­нение он получил после войны.

– Я должен набраться сил и подняться, дол­жен поехать в Канзас, – повторил он.

– Для этого потребуется время, Ли, – успо­коила Беверли. – Доктор сказал, что когда ты придешь в себя, ты должен начинать есть твердую пищу очень осторожно. Желудок не может сразу переваривать помногу. Тебе понадобится помощь, когда ты будешь учиться ходить. На это уйдут не дни – месяцы.

– Нет, – рыдания подступили к горлу, Ли не мог больше сдерживаться. – У меня… нет време­ни. Я должен поехать в Канзас.

Карл наклонился над ним, обхватил за плечи.

– Ты обязательно поедешь, Ли, но не сейчас. Я пошлю за доктором, привезу лучших специали­стов из Нью-Йорка. Они будут лечить тебя и помогут снова стать сильным. Очень многие будут искренне рады, когда узнают, что ты пришел в себя и все вспомнил. Ты же помнишь Беннета Джеймса, правда?

Ли изо всех сил пытался сдерживаться, чтобы не заплакать, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Карл вытащил из кар­мана пиджака чистый носовой платок и вытер брату слезы.

– Да, конечно, я помню Беннета, – вздох­нул Ли.

– Он еженедельно поддерживает по телеграфу связь с Беверли, надеясь узнать, пришел ли ты в сознание. Думаю, он скоро приедет навестить тебя. Дженин тоже иногда приезжает сюда, ты помнишь, кто такая Дженин?

– Жена Дэвида.

– Она встретила другого человека и скоро выйдет замуж, но иногда приезжает сюда на пару недель, чтобы подменить Беверли. Уход за тобой стал настоящей проблемой. Но мы очень любим тебя.

– О Боже, – простонал Ли. – Я… всех вас оторвал от важных дел, да?

Карл улыбнулся сквозь слезы.

– Нет. Ты дал нам возможность чаще приез­жать сюда и проводить время вместе. Я в чем-то стал походить на отца, слишком много времени посвящал бизнесу и уделял мало внимания семье. Твоя болезнь вынудила нас больше времени про­водить в загородном доме. Удивительно, это всем принесло пользу. Может быть, мама сделала так, чтобы мы, наконец, собрались вместе. Мы с тобой остались вдвоем. Очень хочется, чтобы Мэпл-Ше­доуз больше не пустовал, Ли. Знаю, что дом теперь принадлежит тебе, но когда ты не сможешь здесь бывать, то я буду приезжать сюда. Хочу, чтобы каждым летом дом открывался, чтобы ни­когда не пустовал. Мама очень хотела этого, всег­да мечтала об этом. Нынче мы прожили здесь весь год. Зима была довольно суровой, выпало много снега, но детям понравилось, им было весело.

Ли взял носовой платок, наконец, ему удалось приподнять платок к лицу.

– Кто играет на пианино?

– Наша дочь Николь, – ответила Беверли. – Девочке исполнилось шестнадцать. Она давно занимается музыкой. Думаю, что девочка унас­ледовала бабушкины способности. Как ты ду­маешь?

Ли прислушался к прекрасной музыке. Он ясно представил за фортепьяно Энни, Одри, стоящую рядом. Девушка поет прекрасным голосом, очарование которого ни с чем нельзя сравнить.

– Да, девочка очень хорошо играет. Маме бы понравилось.

– Она становится похожа на нашу маму, – сообщил Карл. Он коснулся ладонью волос Ли. – Эй, мой маленький брат, у тебя все будет хорошо. Вместе с доктором и с помощью специалистов ты сможешь восстановить силы быстрее, чем предпо­лагаешь. И ты сможешь найти ту южанку, кото­рую любишь много лет. Возможно, вы, в конце концов, будете вместе. Хочу сказать только од­но – мы будем рады увидеть ее в нашем доме. Пришло время покончить с войной и ненавистью, а тебе давно пора жениться, создать семью и стать счастливым человеком.

Ли задумался. Он не был уверен, что так все и случится после того, как он решится рассказать Одри правду о смерти Джоя. Случилось самое страшное, из-за чего Одри может возненавидеть его. Они не смогут по-прежнему нежно любить друг друга. Возможно, их горячая страсть и чув­ственное желание остынут. Одри, вероятно, уже снова вышла замуж, вполне вероятно, расста­лась с неграми и уехала в Денвер или куда-нибудь еще, чтобы начать новую жизнь. Одри! Каждый день теперь имеет значение, а он пока ничего не может, он только в состоянии приподнять к лицу руку.