Глава 7

Одри открыла балконную дверь, зябко поежи­лась и потерла руки. С океана дул прохладный ветер. На похоронах говорили, что в воздухе чувствуется дыхание зимы. Листья кленов пожел­тели и падали на землю. Похолодание, непогода окрасили похороны особенно печальными крас­ками. Жизнь покинула Энни Джеффриз. Жизнь покидала Мэпл-Шедоуз. Скоро, совсем скоро ста­нут безжизненными деревья, кустарники, в доме поселится глухая тишина. Зима придет не только на землю, но и в сердца тех, кто любил Энни.

Одри понимала, что нужно закрыть дверь. Но на берегу шумели волны, прохладный ветер помо­гал ощущать себя живой. Именно сейчас жизнь казалась девушке такой ценной. Как быстро че­ловек может умереть! Одри никак не могла забыть выражение глаз Энни, когда женщина беспомощ­но цеплялась за ее руку в последние мгновения, как упала и умерла. Одри никак не могла изба­виться от мучивших ее кошмаров.

Она и сегодня попыталась уснуть пораньше. Но снова приснилась Энни, повисшая над бездной. Сегодня был необычайно длинный, утомительный день. На похороны Энни Джеффриз собралось много людей. Они заполнили дом, веранду и лу­жайку перед крыльцом. Несмотря на то, что по­года была прохладная, окна и двери были распах­нуты настежь. Все могли услышать церковные песнопения, которые когда-то любила Энни. Одри надеялась, что Ли остался доволен ею. Девушка исполнила песнопения с таким подъемом, с каким не пела никогда раньше. Она молила Бога, чтобы он дал силы с достоинством пережить все. Старалась не смотреть на Ли, чтобы не видеть выражения одиночества в глазах молодого чело­века. Не могла она спокойно смотреть на Джоя. Мальчик выглядел таким беззащитным, таким испуганным. Но тяжелее всего девушке было осознавать, что рядом стоит гроб с телом Энни Джеффриз.

Одри услышала шаги. Кто-то шел по балкону. И очень удивилась, когда в прямоугольнике осве­щенного пространства возникла высокая фигура. Ли остановился напротив открытой двери. Он сильно похудел, глаза ввалились и ничего не выражали. Несмотря на то, что было довольно прохладно, Ли разгуливал без рубашки и без ботинок. На обнаженной груди темнел треуголь­ник вьющихся волос. Одри слегка смутилась. Ей хотелось жадно смотреть на сильные мускули­стые руки, широкую грудь, но она не могла.

– Ли, ты, наверное, замерз! – воскликнула Одри, глядя в глаза молодому человеку. – Что ты делаешь здесь так поздно?

Ли пожал плечами.

– Я не мог заснуть. Ты ведь тоже не спишь, – он стоял в дверном проеме и осматривал комна­ту. – Решил пройтись. Хотел ощутить кожей прикосновение холодного ветра, – он пристально посмотрел на девушку. Под тонкой тканью сороч­ки угадывались очертания ее упругих сосков. От прохлады они стали очень тугими, набухли.

– А ты разве не замерзла?

Одри прижала ладони к груди. Боже, она за­была накинуть халат!

– Немного, – тихо сказала она. Как странно, Ли стоит здесь, обнаженный по пояс. На ней прозрачная ночная сорочка. Почему ее совершен­но не беспокоит и не очень смущает, что она полуодета?

– Тебе лучше закрыть дверь. Я привычен к такой погоде, но ты можешь простудиться и забо­леть. Мистер Бреннен очень огорчится, если, при­ехав, застанет больную дочь, – глаза Ли стали грустными и такими глубокими, казались почти синими. – Ты же знаешь, что Мэри Элен умерла от пневмонии.

Одри почувствовала слабый запах виски. Ли пытался заглушить горе спиртным.

«Всегда остерегайся пьяных мужчин, – не однажды предупреждала ее Лина, – они плохо контролируют себя».

Но Ли не был пьян. В ее понятии пьяный человек совершенно не такой. Кроме того, он сегодня похоронил мать и имел право выпить немного виски.

– Я закрою дверь, если ты войдешь. Ты не должен сегодня оставаться один, – сказала спо­койно Одри, размышляя, не потеряла ли она рассудок. И отступила в глубь комнаты. Ли коле­бался.

– Возможно, это не такая уж и нелепая мысль, – тихо сказал Ли, лицо исказилось страданием, выдавая терзавшую его внутреннюю боль.

Одри внимательно смотрела на него. Ветер перебирал темные волосы молодого человека. Он казался Одри самым красивым мужчиной на све­те и напоминал изображения греческих богов, о которых она читала в книгах.

– Никто не узнает, что ты находишься здесь, – прошептала Одри. – Все будет хорошо. Тебе необходимо поговорить с кем-нибудь.

Ли потер глаза ладонями, словно очень устал. Потом огляделся по сторонам, убедился, что его действительно никто не видит, и шагнул в комна­ту. Одри закрыла дверь, вспомнив, что в ту ночь на пляже он тоже был выпивши. Что она делает? Почему позволяет полуодетому, пьяному янки войти в комнату?

Одри бросилась к стулу, схватила ночной халат и торопливо оделась. Когда обернулась, Ли стоял у кровати и наблюдал за ней. Одри плотно запах­нула халат и приблизилась к нему.

– Может быть, тебе дать одеяло, чтобы ты закутался? – предложила она заботливо.

Ли отрицательно качнул головой, прошел ми­мо нее, взял со стола небольшой портрет ее мате­ри, который Одри привезла с собой. Долго рас­сматривал женское лицо, затем поставил портрет на место.

– Знаешь, – тихо заговорил он, – когда становишься старше, тебе уже не нужна мать, не столь необходимы ее заботы, ласка. Но все равно ты всегда знаешь, что она живет где-то, ду­мает о тебе, любит тебя. Это довольно странно. Можно целый год не видеть ее и не волно­ваться. Ты знаешь, что в любой момент соберешь­ся и поедешь повидаться с ней. Но если мама умерла… Когда знаешь, что больше не увидишь ее никогда… – голос сорвался, Ли потер лицо ладонями.

– Со временем тебе станет легче, Ли. Так всегда бывает.

Он обернулся к девушке, во взгляде светилась нежность.

– Ты потеряла мать еще в детстве. Я кажусь тебе эгоистом, верно, Одри?

Девушка неосторожно подошла к нему совсем близко.

– Нет, не кажешься. Ты ведешь себя так, как человек, который очень любил свою мать и потерял ее. В этом нет ничего плохого. Если тебе хочется поговорить о ней, ты должен пого­ворить.

Ли смотрел в зеленые глаза, думая о том, как очаровательна Одри без румян на щеках, без замысловатой прически. Она красива простой, естественной красотой. Несмотря на все аргумен­ты, которые он приводил когда-то, уверяя ее и себя в невозможности совместной жизни, он не мог не любить ее. У Карла и Дэвида есть жены, их есть кому утешить. Так и должно быть в жизни. Мальчик становится мужчиной, женится. Жена любит мужчину и заботится о нем, вместо матери. Он слишком много .времени отдавал рабо­те, пытаясь доказать отцу, что сможет добиться успеха в жизни, не участвуя в семейных предпри­ятиях. Он почти не задумывался о любви и же­нитьбе после смерти Мэри Элен. Так продолжа­лось до тех пор, пока в Мэпл-Шедоуз не приехала Одри, нежная женщина-ребенок. С тех пор мысли о ней не покидали его. Но он не имел права владеть этой женщиной. Она принадлежит план­тации Бреннен-Мэнор, мистеру Бреннену, брату и Югу.

Нельзя смотреть на нее, оставаться с ней на­едине. Боже мой! Как она прекрасна! Какие у нее роскошные волосы! Как красиво они рассыпались по плечам! Он не рассчитывал встретить ее ночью в прозрачной сорочке, через которую так откро­венно просвечивают соски. Он думал, что она давно спит, что дверь в ее комнату заперта. Он должен забыть сладкий вкус ее губ, груди, глад­кой девичьей кожи. Разве не обманывал он себя, когда надеялся, что она не спит, что он сможет войти в ее комнату?

Одри позвала его сюда так уверенно, так спо­койно, словно вышла встретиться с ним, завлечь его. Его тянуло к ней неодолимо. Она привлекала его просто своим существованием, тем, что живет в его доме. Она была для него сейчас олицетворе­нием молодости и жизни. Тем, чего ему так не хватает сейчас. Он чувствовал неодолимую по­требность ощутить дыхание жизни. Хотелось от­бросить покров смерти, нависший над домом. Перед ним стояло явное воплощение жизни – Одри Бреннен.

«Убирайся отсюда к черту!» – попытался пре­достеречь себя Ли. Но отогнал отрезвляющую мысль. Он должен побыть с кем-нибудь. С Одри ему всегда было легко общаться. Если только речь не заходила о рабстве или правах штатов. Он подошел к шкафу с выдвижными ящиками, по­трогал керамические ручки.

– Мама любила украшать что-нибудь. Она украсила шкаф этими ручками, когда я был еще маленьким. Помню, как с интересом наблюдал за ее движениями, – Ли глубоко вздохнул. – Но с тех пор, как она умерла… – молодой человек провел рукой по волосам, – хотя, наверное, это началось с тех пор, как я уехал отсюда. Когда мы поспорили с тобой о возможности войны и про­чем… С тех самых пор я чувствую, как все вокруг изменилось. Подкрадывается что-то недоброе и зловещее… Трудно найти определение. Сейчас я понимаю, что меняется абсолютно все. Смерть матери послужила завершением некого периода моей жизни. Иногда мне кажется, Бог забрал ее, чтобы она не увидела дальнейших событий, мо­жет быть, очень страшных, – Ли повернулся к девушке, мрачно посмотрел на нее. – Вероятно, было бы лучше, если никто из нас не увидит, что предстоит всем пережить.

Одри прижала руки к груди. Мрачные предска­зания Ли пугали.

– Не понимаю…

– Я тоже, – горько засмеялся он. – Но все равно, что-то нас ждет не слишком веселое. Слов­но чудовищный монстр спрятался в тени, готовый наброситься и крушить все вокруг, – Ли заметил страх в зеленых глазах Одри и покачал голо­вой. – Извини, что я говорю так, будто получаю удовольствие от чудовищных предсказаний. Ду­маю, я такой мрачный сегодня потому, что похо­ронил мать. Ну и события в стране не могут радовать.

Положив руки на бедра, он осматривал комнату, которая до этого лета принадлежала ему. Он помнил, как мальчиком любил скакать на кровати, а мать только мягко выговаривала ему за это. Даже когда она сердилась по-на­стоящему, разговаривала со всеми тихо и спо­койно.

– Без нее Мэпл-Шедоуз будет совсем другим, Одри. Я не смогу приехать сюда следующим ле­том. Мама была светилом, вокруг которого мы вращались. Она объединяла семью. А теперь каж­дый будет жить только своей жизнью и от этого мне неизъяснимо больно.