Ему хотелось дотронуться до девушки, но она больше не хотела его прикосновений.

– Ты сказала то, что укоренилось в тебе, Одри. И я не хочу жениться на тебе ради того, чтобы через три или четыре года услышать от тебя то же самое, только высказанное с большей злобой и ненавистью. – Плечи Одри затряслись от рыда­ний. Сердце Ли болело от сострадания и любви.

– Пойми, если южные штаты решат отделить­ся, я поступлю так, как считает нужным прави­тельство. Мы должны сохранить Союз и искоре­нить рабство. Не думаю, что ты ясно понимаешь, насколько сейчас мрачна ситуация. Если в стране вспыхнет война, я буду обязан участвовать в ней. Черт возьми, я уверен, что буду воевать не на стороне южан. Что я должен буду чувствовать, если моей женой будет настоящая южная мятеж­ница?

– Война?– Одри резко повернулась к нему. По лицу катились слезы. – Ради Бога, Ли, о чем ты говоришь? Неужели ты веришь, что начнется война?Это же глупо!

– Разве? Тебе лучше сейчас понять, что все к тому склоняется. Твой отец отгораживает тебя от того, что происходит в мире, Одри. Но я сталки­ваюсь с напряженностью в отношениях между людьми ежедневно. Разве тебе не ясно, что страна разрывается на части? Конечно, сейчас не время любить друг друга для людей, так твердо убеж­денных в своей правоте и оказавшихся во враж­дебных лагерях.

– Думаю, любимых не выбирают по убежде­ниям, Ли, – она вытерла слезы. – Возвращайся в Нью-Йорк. Попытаюсь разобраться в том, о чем ты говоришь. Да, мне больше подходят люди, подобные Ричарду Поттеру. Он настоящий южа­нин, джентльмен, он разделяет мои убеждения…

В глазах Ли затаилась боль. Молодой человек поднялся и сказал, сдерживая готовый выплес­нуться гнев:

– Да, думаю, ты права, – голос у Ли был холоден и спокоен. – В конце концов, ты будешь самой счастливой и удачливой женщиной. У тебя будет самая большая плантация в Луизиане. Но, возможно, к тому времени уже не останется Юга, который для тебя привычен.

Она нахмурилась, в душе затаился страх, не­понятный, но неожиданно растревоживший.

– Что ты имеешь в виду?

Ли закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Хотелось бы надеяться, что тебе не придется узнать, Одри. Надеюсь, никто из нас не дожи­вет, – он провел рукой по волосам. – Я не хотел, чтобы наш разговор принял такой оборот, – Ли шагнул к Одри. – Меня мучает сознание того, что я позволяю тебе уехать. Но легче будет пережить страшное будущее, ожидающее страну, если мы расстанемся сейчас. Лучше переболеть сейчас, когда многое можно предотвратить, чем вознена­видеть друг друга и страдать в будущем.

– Ты считаешь, я испытываю не настоящую боль?

Он попытался взять ее за руку, но она резко отпрянула. Ли глубоко вздохнул, кляня себя за то, что причиняет ей боль.

– Когда ты вернешься в Бреннен-Мэнор, то поймешь, что я прав. Ты разберешься, где твое место.

– Я не хочу, чтобы ты был прав, – рыдала Одри отчаянно, злясь, что не может сдержать невольных слез.

– Знаю. Мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь убедил меня, доказал, что все сложится благопо­лучно. Но ты молода. Боль пройдет. Ты забудешь прошлый вечер. Или, что вероятнее, будешь вспо­минать о нем, как о маленьком летнем приклю­чении. Посмеешься над тем, как молодость и страсть заставили тебя забыть о здравом смысле.

Она содрогнулась от нового приступа гнева.

– А что заставило тебя потерять контроль над чувствами, Ли Джеффриз? Возможность восполь­зоваться моей молодостью, неопытностью, стра­стью? Возможность греховных объятий и поце­луев?

– Тебе лучше знать.

– Разве? – зеленые глаза, наполненные сле­зами, смотрели на него со злостью. – Я должна ненавидеть тебя. И я действительно ненавижу тебя! Возвращайся в Нью-Йорк к своим янки. Посмотрим, как далеко вы зайдете, пытаясь из­менить нас и наши убеждения! Вы представляете себя такими умными и добрыми. Но такие люди, как твой отец, относятся к своим рабочим не лучше, чем к рабам. Возможно, даже хуже! – гордо выпрямившись, Одри прошла мимо Ли. – Если начнется война, мы еще посмотрим, кто победит.

Девушка стремительно зашагала по дорожке. Ли совсем не предполагал, что разговор закончит­ся именно так. Но мог ли он ожидать чего-то другого? Он слишком больно ранил ее гордость, поступил жестоко.

– Да, – пробормотал он. – Мы посмотрим, кто победит.

Боль в сердце не отступала. Ли знал, что на территории штата Канзас уже идет настоящая война. Его называют Кровавым Канзасом. Сколь­ко потребуется времени, чтобы война разгоре­лась и в других штатах? Перед отъездом из Нью-Йорка он слышал разговоры о фанатичном аболиционисте по имени Джон Браун. Он собрал вокруг себя негров, призывая создать в горах Аппалачи собственную страну. Конгрессмены со сжатыми кулаками спорят о правах штатов, об управлении национальными банками, о налогах, законах, которые приводят в гнев ущемлен­ные южные штаты. Сейчас совсем неподходя­щее время для того, чтобы полюбить Одри Бреннен.

Ли направился к конюшне и приказал Тому запрячь коляску.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк, Том. Сейчас есть новый пассажирский рейс из Нью-Хэвена. Ежедневно в два часа дня. У меня осталось немно­го времени, чтобы поговорить с Джоем и попрощаться с мамой. После этого я буду готов к отъезду. Хочу, чтобы ты сам отвез меня, а потом вернешься в коляске домой.

– Да, мистер Джеффриз. Очень жаль, что вы так скоро уезжаете.

– Да, – вздохнул Ли. – Мне тоже очень жаль. Я очень люблю свой дом. Но, черт возьми, уж слишком много причин и поводов, чтобы именно сейчас вернуться в Нью-Йорк! – Он зашагал по дорожке к дому. По обочинам шелестели огром­ные старые клены. Отпуск прошел не так, как планировал Ли… Мог ли он предположить, что в его жизни появится Одри Бреннен, что он так потеряет голову из-за женщины, как случилось прошлым вечером? Внезапно Ли приостановился и вздрогнул, осознав, что Мэпл-Шедоуз и его жизнь уже никогда не будут прежними.

Глава 6

Одри пела итальянскую песню, вкладывая в нее страстность юной души. Энни Джеффриз от­мечала во время занятий, что девушка стала петь более выразительно и эмоционально. Интересно, догадывается ли Энни, что душевный подъем уче­ницы связан с Ли? Одри должна ненавидеть его, но ничего не получалось. Гнев, вызванный послед­ним разговором, давно прошел.

Уже стоит сентябрь. Скоро приедет отец Одри. Два месяца промелькнули после отъезда Ли. Скоро и Одри уедет отсюда. Она вернется домой и больше никогда не встретит свою летнюю любовь.

Сегодня она дает последний концерт в Мэпл-Шедоуз для друзей и соседей семьи Джеффриз. Лето прошло. Скоро все покинут этот дом. Одри вернется в Луизиану со сладостными, но горча­щими воспоминаниями.

Среди тех, кто сейчас сидит в гостиной, отец Ли и братья с женами. Когда они приехали сюда и познакомились с Одри, девушке не­стерпимо захотелось увидеть Ли. Братья были очень похожи на него. Только глаза у них были не голубые, как у Ли, а карие. Эдмунд Джеффриз, высокий, хорошо сложенный муж­чина, вел себя с Одри снисходительно и вы­сокомерно. Одри показалось, что он холодноват со всеми, кроме Энни. К ней он был чрезвы­чайно внимателен. Но вместе с тем властным и требовательным. Энни должна была согла­шаться с ним во всем.

Приезд семьи Джеффриз снова заставил Одри скучать по дому. Эдмунду не понравилось, что Одри приехала сюда в сопровождении рабыни. Он несколько раз вычитывал Одри, упрекал. Родст­венники Ли не церемонились с гостьей. Ее все время отчитывали, словно бы за какие-то грехи. Одри защищалась, как могла. Эдмунд оказался настоящим янки, именно таких ее отец считал своими злейшими врагами.

Братья Ли – Карл и Дэвид – и их жены были грубы с Одри, запрещали ей общаться и играть с детьми Карла, словно девушка могла оскорбить их достоинство. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Хотелось как можно скорее уехать домой, но Энни сумела настоять на послед­нем концерте. Она считала, что одаренность Одри гармонично объединит всех. Музыка – единст­венное, чем Одри может поделиться с каждым, независимо от взглядов и различий. Энни еще и еще раз повторяла, что музыка – универсальный способ общения, объединения всех возрастов, рас, вероисповеданий.

Отец Одри разрешал приходить в дом даже рабам с плантации, чтобы они могли послушать, как поет его дочь. В такие мгновения все казались равными. Одри всегда с удовольствием пела для них.

Девушка закончила последнюю песню. Все встали и зааплодировали. Певица присела в реве­рансе. Энни Джеффриз встала и взяла ее за руку. Даже Эдмунд, Карл и Дэвид были в восторге от голоса юной исполнительницы.

Неожиданно Энни сильно сжала пальцы. Одри показалось, что женщина хочет ободрить ее. Но через несколько мгновений аплодисменты стихли, зрители испуганно и растерянно уста­вились на хозяйку дома. Энни Джеффриз цеп­лялась за девушку. Одри повернулась, желая выяснить, понять, что происходит. Энни рух­нула на пол.

– Миссис Джеффриз! – испуганно воскликну­ла девушка, склонившись над Энни. Но мгнове­ние спустя рядом оказался Эдмунд Джеффриз и с силой оттолкнул девушку в сторону. Одри еле устояла на ногах. Гости встревоженно перешеп­тывались. Карл и Дэвид присоединились к отцу. Дэвид отбросил с дороги скамейку.

– Опять эти страшные головные боли, – заго­ворил Карл. – Нет здесь что-то не то, папа. Это не похоже на нервы.

– Пошлите скорее за доктором Келси, – за­кричали из толпы.

– Доктор принимает роды, – ответил кто-то другой. – Потому и не пришел на вечер.

Потрясенная и не на шутку испуганная, Одри пробиралась сквозь толпу к Джою. Мальчик за­травленно оглядывался по сторонам. Одри взяла брата за руку и повела в холл к замершей в ожидании Тусси.

– Что случилось, мисс Одри? – спросила служанка.

– О, Тусси, – прошептала девушка, не зная, что и как объяснить.

В гостиной неожиданно наступила тишина. Гости замерли. Эдмунд Джеффриз со стоном позвал Энни, в голосе слышались тоска и боль. Карл поднялся. Он был бледен, словно бумага.