Подержав чистое кухонное полотенце под холодной водой, я отжимаю его и возвращаюсь к Дилану.

– Этого мы не допустим, обещаю. – За руку я веду его к стулу и прошу сесть. – Скоро тебе в любом случае стало бы легче, все бы вымылось вместе со слезами, но так будет быстрее. Не пугайся.

Я осторожно и мягко вожу полотенцем по его глазам и вижу, как широкие плечи Дилана понемногу расслабляются, а он больше не зажмуривается. Наклонившись к нему, я внимательно осматриваю его глаза, но веки практически не покраснели. Сейчас пройдет. Моя ладонь в это время придерживает его за подбородок, в первый раз касается бороды, которая оказывается мягче, чем я ожидала. Пока я снова и снова медленно вытираю его глаза, понимаю, насколько близко к нему нахожусь. Я стою между ногами Дилана, руки он положил себе на бедра. Мои пальцы слегка приподняли его голову, и я чувствую его дыхание на своем лице.

А он мое тоже чувствует?

Он выглядит спокойным. Я уже давно могла бы уйти, могла бросить полотенце в раковину и продолжить готовить, но мне не хватает сил оторваться от Дилана. Он как магнит.

На заднем плане играет Соната для фортепиано № 11 Моцарта – одно из моих любимых произведений, а в голове у меня мысли о поцелуе, о может-быть и о что-было-бы-если звучат так громко, что я тяжело сглатываю. Сердце колотится быстрее, громче, сильнее, пальцы начинают дрожать, и я не двигаюсь ни вперед, ни назад. Спрашиваю себя, догадывается ли он, что со мной творится. Я в ловушке этого момента.

Я изучаю каждую черту его лица. Рука с полотенцем опускается, вместо этого мои пальцы, которые до сих пор находились у него под подбородком, поднимаются выше по щеке. Дилан открывает глаза, смотрит на меня. Но не шевелится. Я чувствую шрам под бородой, на его щеке. Он мягкий и глубокий – и намного длиннее, чем может показаться на первый взгляд. Что с ним произошло? Как это случилось? Мне хочется это знать, хочется знать о нем все. Но я все еще не решаюсь задать вопрос.

Проведя вдоль шрама до конца, моя ладонь добирается до его челюсти и полностью ложится ему на щеку.

– Лучше? – спрашиваю я севшим голосом.

– Лучше. Спасибо, Зоуи. – Вот оно. Мое имя, сказанное этим низким и, главное, проникающим под кожу голосом, который теперь звучит слегка хрипло. Никто из нас до сих пор не шелохнулся. Я дура, если желаю, чтобы так и оставалось?

– Зоуи… Я…

– Да, мы… продолжим. – Я отпускаю его, делаю шаг назад и хочу спрятать свои пылающие уши и щеки за волосами. Как глупо, что у меня заплетена коса и не получится так сделать. Поэтому я просто отворачиваюсь.

Но внезапно Дилан тянется ко мне, и я не могу отойти. Дыхание сбивается, и внутри меня неожиданно смешиваются недавнее ощущение и давний страх. Я стою к нему спиной, руки Дилана лежат на моей талии, и я… едва могу дышать.

Он поднимается, я чувствую это и вздрагиваю, вновь поворачиваюсь и скрещиваю руки на груди. Однако Дилан реагирует быстро, тут же меня отпускает и секундой позже стоит передо мной – с поднятыми вверх руками и встревоженным взглядом.

– Я не хотел тебя напугать. Прости.

Дышать. Мне нужно дышать. Я одна с Диланом, но он никогда не причинит мне вреда. Никогда. Сейчас все не как тогда. Прежде всего потому, что я знаю: неважно, где ты. Одна или нет. Нет никакой разницы. И в ту ночь тоже не было.

– Нет. Извини. Это… ничего. Давай продолжим?

Мы идем обратно и дальше работаем в тишине. Я показываю Дилану, как лучше всего обжаривать фарш и почему важна варка. Начинаем готовить соус, и на все уходит не меньше часа. Теперь соус для лазаньи может немного повариться на медленном огне.

– Готово. Все измельчается, чтобы у болоньезе была хорошая консистенция, когда будем выкладывать его между листами лазаньи.

– Понял. Неплохо. И по правде говоря, пахнет действительно вкусно. – Дилан принюхивается уже, наверное, раз сотый.

– Мы чертовски здорово поработали.

– Мне тоже так кажется. Ничто не мешает повторить.

– Лучше каждую субботу, – повторяю я радостно и шутливо, как будто мы еще об этом не договорились.

– Я в деле. Сегодня я многому научился, а у тебя все выходит так же хорошо, как у Энди, а может, даже и получше. Но это должно остаться между нами.

– Спасибо. – Прекрасный комплимент.

Мы вместе убираемся, чтобы поле боя опять превратилось в кухню, и достаем форму для запекания.

– Духовку разогреваем, как только становится понятно, сколько еще будет готовиться соус. По моим расчетам, это где-то минут пятнадцать, но время всегда меняется.

– Тогда тут мы закончили.

Я оглядываюсь по сторонам, все снова чисто, а грязная посуда убрана в посудомоечную машину.

– Похоже на то.

Желудок Дилана как по команде начинает урчать.

– Извини.

– Я удивлена, что мой еще не издает никаких звуков. Пошли, подождем в гостиной и выпьем по стакану воды.

– Хорошая идея. – Дилан подхватывает бутылку, я – стаканы, и мы вдвоем усаживаемся на диване.

– Я больше никогда отсюда не встану, тут так хорошо.

– Ты пропустишь вкусную еду.

– Но здесь так уютно. Ты же можешь меня накормить?

Но Дилан никак не реагирует на мой дерзкий ответ. Он вдруг словно уносится мыслями куда-то далеко и в это время наливает нам – тише, чем мне хотелось бы – немного минералки.

Потом он произносит мое имя. И оно звучит настолько серьезно, что я на самом деле вся обращаюсь в слух и сажусь прямее.

– Зоуи? Я… Черт, это не так просто, но…

– Что случилось?

– Я пообещал не задавать вопросов, пока ты не захочешь дать на них ответы, и держу слово. Но… покажи мне, что заставляет тебя нервничать. Что приводит к тому, что ты чувствуешь себя некомфортно.

– Дилан, я…

– Я серьезно. Если не захочешь, то я пойму и подожду, но я хочу знать. Потому что не хочу пугать тебя и быть ответственным за ситуацию, в которой тебе будет плохо. Потому что хочу тебе помочь, черт возьми. Пожалуйста, Зоуи.

– Все было довольно очевидно, правда? – шепчу я, опуская взгляд.

– В клубе, в университете и только что, да. Я просто не улавливаю общий знаменатель.

Я сражаюсь с собой. Так сражаюсь, что становится больно. Слова Дилана похвальны, но если я начну, то не будет никаких только-чуть-чуть – не с ним. Останется лишь все-или-ничего. И мне предстоит выбрать что-то одно. Прямо сейчас.

Взволнованно заламываю руки, не смея на него взглянуть.

– Есть… не один триггер. Общий знаменатель – это та ночь… – Я сглатываю тугой комок, горло сдавливает, однако я наконец набираюсь смелости и поднимаю глаза. Смотрю на него совершенно осознанно. – Меня изнасиловали, Дилан. – Слова звучат очень тихо, но внутри меня – так громко, что я вот-вот в них задохнусь. Глаза наполняются слезами, и я благодарна, что он остается спокоен, просто сидит рядом. – Сегодня я могу это произнести, но стараюсь этого не делать. Потому что это больно. Понимаю, что тебе все давно известно, просто… я хотела сказать это сама. – Сделав глубокий вдох, я немножко прихожу в себя, после чего продолжаю: – Затем последовало несколько тяжелых месяцев, психотерапия и снова тяжелые месяцы. Пока терапия не дала результат, помогла мне пережить все это. С тех пор я опять счастлива – а этого долго не было. Только иногда… Не знаю, как объяснить. Мой психотерапевт говорит: «Пройдено – не значит забыто». И порой жизнь показывает мне, что это правда. Определенные запахи способны вызвать флешбеки или страх и часто ведут к панической атаке. То же самое с людьми, которые очень похожи на тех парней, с голосами, напоминающими их, или прикосновениями…

Дилан все так же сидит около меня и не произносит ни слова. Лишь его взгляд не отрывается от моего, лицо серьезно, а губы плотно сжаты. Я боюсь, что стакан у него в руке сейчас лопнет на тысячу осколков, так сильно он стискивает его пальцами, поэтому меня охватывает чуть ли не облегчение, когда он в первый раз шевелится и ставит его на стол.

– Какие?

– Ты имеешь в виду запахи?

– Да.

– Пиво. Они пили пиво, – шепчу я. – Я ненавижу запах пива с той ночи. И травки, смешанной с какими-то другими вещами, не знаю точно какими. Запах старых или грязных ковров… мне от них плохо. – Выражение его лица все больше мрачнеет, на щеках играют желваки, однако я продолжаю. Если сейчас остановлюсь, никогда не сумею начать снова. Я должна пройти через это, нет, я хочу через это пройти, чтобы у того, что между нами – чем бы оно ни было, – появился шанс. – Басы, без музыки. Только басы и вибрация подо мной. Тогда были только они и тишина. Больше ничего.

– Поэтому ты любишь музыку? – Я киваю.

– Когда играет музыка, нет тишины.

– Спасибо. Спасибо за ответы, Зоуи, – говорит от настолько искренне, что я натянуто улыбаюсь. – Ты покажешь мне? – Я понимаю, о чем он. Я так далеко зашла, я… не могу сейчас сдаться. Поэтому отпиваю глоток воды, встаю и прошу Дилана сделать то же самое.

Он возвышается надо мной, и я запрокидываю голову, прежде чем досчитать до трех и медленно повернуться. Теперь я стою к нему спиной, и, хотя между нами есть расстояние и он до меня не дотрагивается, ощущаю страх, который подкрадывается ко мне изнутри, как змея, выползающая из клетки. Я почти задыхаюсь и начинаю потеть.

– Спина – это спусковой механизм, – с трудом выговариваю я. – Не во всех ситуациях, но в большинстве. Если у меня за спиной находится что-то, чего я не знаю, что застает меня врасплох или оказывается чересчур близко, то я впадаю в панику. Даже с помощью психотерапии удалось лишь облегчить ее. Раньше было еще хуже. – Невзирая на то, что я сама хочу это сделать и могу это контролировать, мне приходится собрать всю свою храбрость, чтобы потянуться назад и взять Дилана за руку. Он автоматически подходит ближе, встает прямо позади меня.

– Положи ее мне на талию, как на кухне. – Он тут же выполняет мою просьбу. – Другую тоже. – Когда обе ладони оказываются на моих боках, я делаю небольшую паузу, даю себе самой время.