— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил виконт. Волосы его были всклокочены, грудь поднималась и опускалась, как кузнечные мехи.

Не в силах говорить, женщина кивнула и тут же краем глаза увидела, что Везель потянулся за своей тростью. За считанные доли секунды, пока виконт смотрел на Диану, француз сорвал с трости наконечник в виде змеиной головки, и в предвечернем полумраке тускло блеснула длинная шпага. Диана в ужасе закричала, а граф, вскочив на ноги, сделал молниеносный выпад, направленный в сердце англичанина.

Осознав опасность, Джерваз отпрянул назад, однако он стоял слишком близко к кустарнику и отступать было некуда. Виконт стал прыгать из стороны в сторону, но острие шпаги неотступно следовало за ним. Внезапно Диана осознала, что Джервазу не избежать смертельного укола.

Времени на размышления не осталось. Заученным движением она задрала подол платья, выхватила из ножен кинжал и изо всех сил метнула его через всю лужайку.

Сила броска была такова, что Диана упала на колени. Оцепенев от ужаса, она увидела, как брошенный ею кинжал вонзился в горло Везеля. Брызнул фонтан крови, граф, пошатнувшись, упал на землю, увлекая за собой и Джерваза. Когда они падали, острие шпаги слегка задело ребра виконта, на которого низвергались потоки крови. Повернувшись, Сент-Обен увидел застывшие, полные безумной ненависти глаза француза.

Виконт замер на мгновение, все еще не веря в свое спасение. Затем оттолкнул неподвижное тело Везеля, который больше не представлял опасности. Надо было заняться Дианой.

Вскочив на ноги, Сент-Обен бросился к жене, которая, свернувшись клубочком, лежала на земле. В ее лазурно-голубых глазах стоял ужас. Опустившись рядом с Дианой на колени, Джерваз крепко ее обнял. Ее трясло как в лихорадке. Прижавшись щекой к его груди, женщина вновь и вновь повторяла его имя.

— Все уже кончено, любимая, все кончено, — успокаивал он ее. — Теперь ты в безопасности.

Укачивая Диану, Джерваз возносил небу благодарственные молитвы. Ему все еще не верилось, что она жива, и даже не ранена серьезно, и рада его появлению не меньше, чем он был рад прижимать ее к своему сердцу.

Сент-Обену пришло было в голову, что она в точности так же прижималась бы к любому мужчине, пришедшему ей на помощь, но он отогнал от себя эту недостойную мысль. Он больше не позволит сомнениям и ненависти править своей жизнью. Как-то раз в одной книге на глаза ему попалась фраза о том, что добродетель всегда заслуживает любви и поклонения. Тогда он не понял всей глубины этой фразы, и лишь теперь ее смысл полностью дошел до него.

Перед внутренним взором Джерваза калейдоскопом проходили картины их долгого знакомства: вот он впервые задерживает взгляд на Диане в салоне Гарриет Уилсон, вот они в первый раз занимаются любовью, и она просит его вести себя так, словно он впервые оказывается в постели с девушкой… Ему вспомнилось, как он тосковал по Диане, вспомнились даже их ссоры и последняя размолвка…

Диана застыла от сковавшего ее ужаса, ее лазурные глаза затуманились, она все крепче прижималась к мужу, стараясь изгнать из памяти ужасную сцену.

Через несколько минут на лужайку выбежал запыхавшийся Франсис в сопровождении двух рослых лакеев. Не выпуская из рук Диану, Джерваз поглядел на своего кузена.

— Везель пытался убить ее, — объяснил он. — Пусть кто-нибудь… позаботится о трупе. Ты можешь дать мне фрак?

Ни слова не говоря, Франсис стянул с себя отлично сшитый шерстяной фрак и протянул Джервазу. Тот бережно завернул в него Диану — чтобы согреть ее и прикрыть обнаженную грудь женщины. Она была такой легкой и хрупкой. Закрыв глаза, Диана положила голову виконту на плечо, спутавшиеся волосы закрывали ее лицо.

— Я отнесу ее в дом, — сказал Сент-Обен кузену. — Пожалуйста, иди к гостям, извинись перед ними от моего имени и скажи, что я не могу выйти. Выдумай любую причину, только не говори правду. Пусть веселятся, едят и пьют. Я потом придумаю, как все объяснить.

— Конечно, — поддержал Франсис Джерваза. Виконт понес жену в дом, а молодой Брэнделин стал отдавать короткие приказания лакеям.

Сент-Обен вошел в дом с черного хода — там никто не мог увидеть их. Он уже дошел до лестницы, как навстречу вышла перепуганная Мадлен. Рядом с нею бежал Джеффри с округлившимися от страха глазами. Чтобы как-то успокоить мальчика, Джерваз присел на колени и кивком головы подозвал сына к себе.

— Мама? — вскричал мальчик, протягивая к Диане руки. — Что с мамой?

Голос сына вернул Диану к действительности, и, открыв глаза, она слегка улыбнулась.

— Со мной… все в порядке… — едва слышно прошептала она. — Ты все сделал правильно…

Джеффри погладил лицо Дианы и посмотрел на отца.

— Мама не ранена, она просто в шоке, — успокоил его Джерваз. — С ней все будет хорошо. Это кровь Везеля, а не ее и не моя. — Взяв Диану поудобнее, виконт добавил:

— Если бы не ты, он бы убил маму.

Глаза мальчика наполнились слезами, он качнулся, но был удержан уверенными руками Мадлен.

Взглянув на приятельницу жены, Джерваз сказал ей:

— Не беспокойтесь, Мадлен. Я позабочусь о ней. Женщина внимательно посмотрела на Сент-Обена. Видимо, его выражение удовлетворило ее, потому что, кивнув, она повернулась и повела Джеффри в детскую.

Джерваз отнес Диану не в свою комнату, а в ее покои, где когда-то они часами предавались любви. Положив ее на кровать, он хотел было отойти, но женщина повелительно сказала:

— Нет! — обхватив мужа руками за шею, она притянула его к себе, не желая отпускать ни на мгновение.

Они оба были в крови Везеля, но Диана в первую очередь нуждалась в ласке и утешении, а не в ванне и свежей одежде. К тому же виконт испытывал необходимость прижимать ее к себе — ему казалось, что так она в большей безопасности. Вновь подняв жену на руки, он отнес ее к большому креслу-качалке. Так они сидели вместе, пока Джерваз не почувствовал, что напряжение постепенно уходит и Диана расслабляется.

Джервазу было двадцать пять, когда он впервые убил в бою человека. У нападавшего были безумные глаза, и он явно собирался убить англичанина, но, даже несмотря на это, виконт потом долго переживал. Однако ему все равно было не понять в полной мере страданий Дианы. Любовь и нежность составляли" суть ее натуры. Как-то раз Сент-Обен видел, как его жена поймала бабочку, но, налюбовавшись ею, отпустила: Диана не могла лишить жизни даже насекомое. А в этот вечер ей пришлось убить человека.

Виконт снова заговорил, нежно поглаживая жену. Он шептал ей, что все хорошо, опасность позади, с Джеффри все в порядке, и он очень-очень любит ее… Наконец Диана шевельнулась, ее глаза все еще были испуганными, но она уже не смотрела перед собой невидящим взором.

— Джерваз… — тихо проговорила она. — Я убила его, да?

Отрицать было бесполезно.

— Да. Жаль, что все так получилось. — Виконт поцеловал жену в лоб. — Диана, ты многому научила меня. Благодаря тебе я понял, что такое прощение. Ты учила меня и словами, и собственным примером. Плачь, ругайся, если тебе надо — страдай, но обязательно прости сама себя. Да, лишить кого-то жизни — страшно, но ведь ты спасла себя и меня. Ты поступила правильно.

Зарывшись лицом в его плечо, Диана разрыдалась. Ее пальцы судорожно сжимали залитую кровью рубашку Джерваза. Но ее вспышка горя быстро прошла, женщина затихла, уронив голову вниз, ее каштановые кудри свешивались на грудь Джерваза. Вдруг Диана посмотрела на него и прошептала:

— Я хочу тебя, Джерваз.

Виконт сразу не понял ее слов, решив, что Диана не в себе. Она вся была в синяках, в крови, пережила ночью сцену с ним, а затем стала жертвой Везеля…

— Пожалуйста, любимый, — хрипло проговорила она. — Ты так мне нужен.

Внезапно, взглянув в лазурную бездну ее глаз, Джерваз все понял. Ей надо было все забыть, и они оба так нуждались в любви. Поднявшись, виконт отнес Диану на кровать, откинул покрывало и уложил ее на прохладные простыни, а затем зажег свечу, чтобы они могли видеть друг друга. Не сводя с жены глаз, Джерваз промолвил:

— Ничто не излечивает человека лучше, чем любовь, и никто — ни твои сердечные друзья, ни даже твой сын — не сможет любить тебя так сильно, как я. Ты мое спасение, в тебе я вижу свет Божий, хотя, признаться, никогда не верил в Господа.

Виконт стал раздеваться, но при этом ни на шаг не отошел от Дианы, чтобы она и на миг не почувствовала себя одинокой. Потом он осторожно снял с нее запятнанное кровью платье, не переставая говорить что-то ласковое. Впрочем, слова были не важны — Диану успокаивал его тон. Ее нежная кожа была в синяках, и Джерваз осторожно целовал их.

Сначала Диана лежала не двигаясь, лишь глядя на виконта и слушая его. Они не занимались любовью почти три месяца, за исключением того единственного раза, когда Джерваз вернулся с континента. Но, к величайшему удивлению Сент-Обена, на этот раз страстной одержимости в нем не было. Он очень хотел Диану, но желание обладать ею стало иным, оно словно перешло в другое, более высокое качество.

Вытянувшись рядом с женой, виконт оглядел ее хрупкое тело с изящными, плавными изгибами и манящими выпуклостями. Положив руку ей на сердце, он прошептал:

— Ты прекрасна, Диана, но лишь теперь я понял, до какой степени. У тебя великолепное тело и неземной красоты лицо, но это не самое главное. Прекрасна твоя душа, и ее красота с годами не увянет, а станет еще совершеннее.

Наклонив голову, виконт бережно поцеловал Диану в губы. Она ответила на его поцелуй — сначала робко, а затем все требовательнее приникая к его губам.

Диана лихорадочно ласкала бедра и спину мужа, желая почувствовать его силу, сильнее прильнуть к нему. Джерваз осторожно целовал наиболее чувствительные ее места, но опасался крепко прижиматься к ней, чтобы не напомнить о Везеле. Умело, не спеша он осыпал поцелуями ее лицо, шею, грудь. Диана была наверху блаженства, но не желая плыть по волнам наслаждения в одиночестве, она подалась к Джервазу, требуя, чтобы он вошел в нее. Поняв ее безмолвный приказ, Сент-Обен перевернулся на спину и легко посадил на себя Диану. Она слегка вскрикнула, но, заметив, что Джерваз готов вот-вот взорваться внутри нее, замерла на несколько мгновений, желая продлить блаженную муку. Потом, не в силах терпеть, она стала приподниматься и опускаться — сначала медленно, а потом все быстрее. Соединялись не только их тела. На этот раз души их воспарили над телами вместе, их сердца бились в унисон, их дыхание слилось… Океан божественных ощущений нес их вперед на своих волнах, пока они не пришли к торжественному финалу любви…