Услышав ее крик, Филип вскочил, как чуткий зверь. В одно мгновение он оценил ситуацию и принял решение. Молниеносным движением он распахнул дверцу со своей стороны кареты, схватил Габби за талию и вместе с ней выпрыгнул наружу, стараясь откатиться в сторону, чтоб не попасть под задние колеса кареты, закрывая Габби своим телом. Колеса прошли так близко от головы Габби, что задели ее выбившиеся из прически локоны... а потом она уже ничего не чувствовала.

Когда Габби пришла в себя, солнце светило ей в глаза. Она попыталась повернуться и мгновенно ощутила резкую боль в голове. Тотчас Филип оказался рядом с ней, и она успела разглядеть тревогу на его лице, прежде чем оно приняло привычное бесстрастное выражение.

– Где я? – спросила она, осторожно прикасаясь к голове. – Что случилось?

– Мы с кучером принесли тебя сюда, на постоялый двор, – ответил Филип. – Ты сильно ударилась головой, но других повреждений вроде бы нет. А я долго была без сознания?

– Да, малышка, всю ночь.

– А кто же раздел и уложил меня? – спросила Габби застенчиво. Ее удивило, что она одета в собственную ночную рубашку с высоким воротом.

– Я, конечно. Но не бойся, – поспешно добавил он, увидев, что она покраснела, – я не пользуюсь беспомощностью женщин. – Она уловила нотку веселья в его голосе.

– Я помню только, как вы вытащили меня из кареты, и больше ничего, – сказала Габби, чтобы поменять тему разговора. – А что, тот валун попал в карету?

– Да. Если бы мы остались в карете, то погиб ли бы.

Она невольно вздрогнула.

– А что с кучером?

– У него тоже хватило сообразительности во время соскочить. Даже лошади не пострадали. Но карета полностью разбита.

– Какая невероятная случайность!

– Да, – хмуро ответил Филип. – Действительно, невероятная случайность, как ты выразилась. – Но слова его звучали неубедительно.

– А что же делать? – спросила Габби, надеясь, что теперь ей будет позволено отдохнуть денек на постоялом дворе, прежде чем продолжить путешествие.

Филип пристально посмотрел на нее.

– Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы ехать дальше? Нам обязательно надо добраться до «Стремительного».

– К чему такая спешка, Филип? – раздраженно спросила Габби. – У меня все болит, и я из мотана. Какая разница, приедем ли мы в Брест на день или два позже?

– Не расспрашивай меня, Габби, – строго сказал Филип. – Я хочу только знать, можешь ли

ты ехать дальше. У нас впереди меньше чем один день пути, и я полночи провел в поисках новой кареты. Я сам устал, и мои мысли заняты более серьезными вещами, а не тем, как ублажить капризную жену.

Глаза Габби засверкали от гнева.

– Капризная жена! – закричала она. – Если бы не вы, я была бы в безопасности за стенами монастыря. По-вашему, послушная жена должна и больной следовать за мужем, ведь я по вашей милости чуть не погибла?!


Филип сдержался ценой огромного усилия. Габби сказала правду. Если то, что он подозревает, верно, значит, он вовлек ее в опасную ситуацию, о которой она ничего не знает и, уж конечно, не виновата. Надо было прислушаться к своей совести и не осложнять свою жизнь в такой момент повторной женитьбой. Но ведь, когда он согласился выполнить поручение, ему потребовалось прикрытие, а что может быть более естественным, чем поездка во Францию в поисках жены. Все знатные мужчины с Мартиники привозили себе жен из Франции, а девушки из благородных семейств острова выходили замуж за французских аристократов. Поездка Филиппа во Францию должна была быть вне подозрений, к тому же раз он вообще собирался жениться, а это было необходимо, так как он хотел наследника, то что может быть лучше, чем покорная девица, воспитанная в монастыре. И почему, черт возьми, он выбрал эту маленькую дикую кошку в монашеской одежде, которой еще долго предстоит учиться кротости и покорности?!

– Если ты достаточно здорова, чтоб проявлять строптивость, значит, достаточно здорова, чтобы продолжить путешествие, – холодно сказал Филип. – Даю тебе полчаса, чтобы подготовиться. – Горящие глаза Габби и манящие прелести, скрытые ее чопорной ночной рубашкой, искушали его. Ему хотелось забыть о «Стремительном» и задержаться настолько, чтобы сделать свой брак полноценным. Хотя накануне вечером он был расстроен и озабочен ее состоянием, он не мог не заметить, сколь восхитительно тело у его молодой жены. Сжав зубы, Филип поспешил выскочить из комнаты, пока окончательно не потерял самообладание и не присоединился к своей жене в постели.

К вечеру того же дня они прибыли в Брест. Стемнело, и Габби не смогла разглядеть города из окна кареты. Они проследовали прямо в порт, где огоньки судов, стоящих на рейде, напоминали светлячков. Филип помог ей выйти из кареты, повел на причал, где стоял на якоре «Стремительный», и они поднялись по сходням на борт. Габби с изумлением увидела, что матросы сразу же втащили сходни наверх и начали ставить паруса и поднимать якорь. Она с тоской смотрела, как подняли якорь и корабль тихо под покровом темноты отошел от причала, и одновременно с удаляющимся берегом удалялись ее родина и ее прежняя жизнь.

3

Пока «Стремительный» маневрировал между судами, стоявшими в бухте, к Филиппу и Габби подошел мужчина. По его уверенному виду и форменной одежде она поняла, что это капитан.

– Мы ждали тебя вчера вечером, друг мой, – обратился он к Филиппу после того, как огляделся. – Когда ты не прибыл, мы уже начали бояться, что случилось что-то непредвиденное.

– В самом деле произошло нечто непредвиденное, Анри, – ответил Филип. – Мы чуть не погибли, когда сорвавшийся с холма валун разбил нашу карету по дороге в Брест. Мы спаслись в последнюю секунду.

– Разрази меня гром! – воскликнул капитан. – А что было причиной этого несчастного случая?

– Я потом вернулся на это место, но не нашел никаких следов того, что это не несчастный случай.

Очевидно, дожди размыли склон, и валун сорвался как раз в ту минуту, когда мы проезжали. – Тут Филип вспомнил о девушке, стоящей рядом, и сказал: – Габби, это Анри Жискар, капитан «Стремительного» и мой хороший друг. – А потом капитану: – Анри, вот моя жена, Габриэль Ла Фарж Сент-Сир.

– Боже мой, Филип, ты не предупредил меня, что твоя жена такая красавица, – сказал капитан

Жискар и, склонившись, поцеловал руку Габби. – Но она настоящее дитя, мой друг. Повезло тебе, что ты одним махом заполучил и молодость, и красоту.

– Это не просто везение, Анри, – отозвался Филип, искоса взглянув на Габби, которая застыла в испуге, думая, что он начнет рассказывать о подробностях сватовства.

Капитан Жискар прервал его, и Габби вздохнула с облегчением.

– Не имеет значения, она будет настоящим украшением нашего маленького острова. А тебе, Филип, будут завидовать все мужчины.

Габби едва успела поблагодарить капитана Жискара за галантность, как Филип взял ее за руку и повел в каюту на корме, которая должна была стать их домом на ближайшие недели.

Каюта хотя и не роскошная, на первый взгляд выглядела удобной. Габби заметила, что ее сундук доставили на борт и поставили рядом с морским сундуком из кожи, который, вероятно, принадлежал Филиппу. Письменный стол, заваленный картами, стол и стулья, привинченные к полу, и умывальник с необходимыми принадлежностями – вот и вся мебель. Мужской запах кожи и табака ударил ей в ноздри, а вместе с ним свежий, соленый запах морских брызг. Совсем не похоже на сладкий, душный аромат помады и духов, который окружал ее отца.

Габби вздрогнула, услышав голос Филиппа.

– Я понимаю, что апартаменты довольно тесные, малышка, но придется этим довольствоваться.

Впервые он обратил внимание на то, что она валится с ног от усталости. Он снял с нее плащ и заговорил более мягко, чем до этого, но все-таки без теплоты, которую можно было ожидать от молодого мужа.

– У меня срочные дела с капитаном, поэтому я должен оставить тебя. Я договорюсь, чтобы тебе принесли ужин в каюту, и можешь лечь, когда захочешь. Путешествие в Брест было для тебя трудным, а мне не хочется иметь на руках больную жену.

Габби недоверчиво смотрела на Филиппа, не в силах поверить, что и теперь он не стремится предъявить свои супружеские права. Но, когда она увидела, что он в самом деле собирается выйти из каюты, она прошептала усталым, но благодарным голосом:

– Благодарю вас, месье, я ценю вашу заботливость.

Слишком поздно она заметила свою оговорку.

Филип замер при этих словах, окинул ее фигурку стальным взглядом, в два шага приблизился к ней, схватил за плечи и стал трясти, пока она не вскрикнула испуганно.

– Мое имя, Габби, черт подери! Почему ты продолжаешь делать мне назло?

– Филип! – воскликнула она, испуганная его вспышкой гнева.

– Вот так. Я Филип, твой муж. Не забывай этого, – сказал он и отпустил ее так резко, что она чуть не упала. И он в ярости вышел из каюты.

Оставшись наконец одна, Габби легла на кровать. Она была так измучена душевно, что не ощущала боли в том месте, где Филип схватил ее цепкими пальцами. Впервые за две недели она дала выход своим чувствам и безутешно зарыдала, испытывая такое отчаяние, что, будь она на палубе, она бы бросилась за борт. Скоро она забылась в целительных объятиях сна.

Необъяснимая вспышка гнева Филиппа прошла, пока он шел темным коридором в каюту капитана Жискара. Собственно говоря, он вообще забыл про Габби и снова потрогал через подкладку зашитый пакет, как бы удостоверяясь в тысячный раз, что документ, ради которого он рисковал жизнью, все еще цел.

Филип остановился перед каютой капитана Жискара и был поражен голосами, которые доносились из-за двери.

– Черт возьми! – выругался он, когда узнал голос собеседника капитана. – Не может быть! – яростно воскликнул он и ворвался в каюту.

– В чем дело, Филип? – встревоженно воскликнул капитан Жискар, когда увидел лицо друга.

– Как, черт возьми, Дюваль очутился на борту «Стремительного»? – спросил Филип, указывая пальцем на высокого, стройного мужчину с зелеными глазами. – Я дал строгий приказ в этот рейс никаких пассажиров не брать. Ты не хуже меня знаешь причину, Анри.