Мы прожили в Сен-Пьере почти год, когда я получил срочное донесение от управляющего. В нем сообщалось, что пожар уничтожил западную часть тростниковой плантации, включая установку по изготовлению рома, и меня срочно вызывают в Бельфонтен, чтобы поправить дела. Когда я объявил Сесили, что нам придется поехать на плантацию на неопределенное время, она плакала, спорила и протестовала, но в конце концов вынуждена была уехать со мной. Вот тогда-то и начались серьезные проблемы.

Филип пристально посмотрел на Габби, как бы прося ее понять то, что произошло затем.

– С первого дня нашего пребывания в Бельфонтене Сесили отказала мне в близости. А я, как влюбленный глупец, находил для нее оправдания и говорил себе, что она привыкнет и вскоре вернется в супружескую постель. Тем более одно можно было сказать о Сесили – она была исключительно страстной женщиной, и я был уверен, что зов плоти вскоре пересилит ее детские капризы.

– И что, твои ожидания оправдались? – спросила Габби. Она легко могла себе вообразить капризную красавицу Сесили, которую обожал Филип.

– Все наоборот, – сознался он, и воспоминания омрачили его лицо. – Она почти перестала со мной разговаривать. А потом я совершил нечто, что невольно ускорило ее смерть. Я обратился за утешением к Амали и в ее объятиях нашел то, в чем мне отказывала жена.

– Твоя любовница!

– Да, но она стала моей любовницей только тогда, когда Сесили отказалась быть мне женой. Я обратился к Амали за утешением. Я мужчина, Габби, – сказал он, как будто это все объясняло. – Когда Амали щедро предложила мне то, в

чем отказывала Сесили, я принял ее дар и в ее объятиях смог забыть, хотя бы на время, отчаяние, которое я испытывал из-за постоянных отказов Сесили.

– А кто такая эта Амали? – спросила Габби, в которой пересилило любопытство.

– Она дочь тетушки Луизы, моей домоправительницы, и Жерара – он моя правая рука на плантации. Они оба принадлежат мне, так же, как и Амали, и все трое всю жизнь прожили в Бельфонтене. Амали невероятно красива и притягательна, – добавил он, предвосхищая следующий вопрос Габби.

– Она негритянка? – спросила Габби, раскрыв глаза от изумления. Не может же Филип спать с черной рабыней!

– Цветная лишь на одну восьмую, и кожа у нее не темнее, чем у кого-нибудь из нас.

Габби обдумала его слова, вспомнила Мари, любовницу Лафита, и потом спросила:

– А как Сесили относилась к тому, что у тебя есть любовница?

– В один прекрасный день она взяла карету и исчезла. Я обыскал всю плантацию, и, когда наступила ночь, а она не вернулась, я немедленно отправился в Сен-Пьер, рассчитывая найти ее в своем городском доме. Но там ее не было, и вообще нигде в Сен-Пьере ее не было. Через неделю я вернулся в Бельфонтен в смятении, решив порвать с Амали, как только Сесили вернется. В конце концов, Сесили была моей женой и когда-нибудь стала бы матерью моих наследников, она была гораздо важнее для меня, чем кто-либо. Я все еще безумно любил ее и был уверен, что разрыв между нами может быть преодолен, пускай мне придется пообещать ей вернуться в Сен-Пьер, как только я наведу порядок на плантации.

– И что, она вернулась? – Габби была полностью поглощена его рассказом.

– Нет, – сказал Филип печально, – я не получал от нее никаких известий до тех пор, пока через пару недель в Бельфонтен не приехали сестры Марселя Дюваля и не рассказали мне, что Сесили живет в Ле Шато, поместье Марселя. Он запретил им сообщать мне об этом, но, по-видимому, моя свое нравная жена непозволительно по-хозяйски вела себя в их доме. По словам сестер Дюваль, она стала раздавать приказы слугам и своими требованиями поставила все в доме вверх дном. Поэтому, рискнув вызвать недовольство брата, они приехали ко мне, чтобы я забрал свою капризную жену. Нечего и говорить, что я поехал за ней немедленно.

Когда я приехал в Ле Шато и встретился с Сесили, она отказалась ехать со мной. Мне было ясно, что они с Марселем любовники, хотя оба отрицали это. Сестры Дюваль не могли ни подтвердить, ни опровергнуть мои подозрения. Марсель же, считавшийся моим другом, настаивал на том, что просто предложил Сесили приют. В конце концов я заставил Сесили вернуться в Бельфонтен. – Филип перестал ходить по комнате и опять сел на кровать рядом с Габби. – Я поклялся Сесили, что Амали ничего для меня не значит, но она лишь засмеялась и сказала, что я могу завести дюжину любовниц, если мне хочется. Она по-прежнему отказывала мне в близости и говорила, что, если бы у нее была возможность, она бы покинула меня. Тогда я понял, что должен принять решительные меры, или я ее потеряю. Днем я поручил моим людям неотступно следить за ней, а ночи сам проводил с ней, принуждая ее спать со мной. Я решил, что если она забеременеет, ее отношение ко мне и к Бельфонтену изменится и она снова станет любящей и страстной женщиной, на которой я женился. С помощью грубой силы я преодолел ее слабые протесты в попытке зачать ребенка. Я чувствовал ее нарастающую враждебность, но после того, как я преодолел ее сопротивление, она смирилась с моим вниманием.

Габби вспомнила, как она сама уступила Филиппу, и ей было понятно, каким он мог быть непреклонным в достижении поставленной цели.

– Через удивительно короткое время Сесили объявила мне, что ждет ребенка. Я поверил ей, только когда доктор подтвердил это. Я был счастлив от того, что мои мечты о ее беременности так быстро осуществились. Как я и надеялся, Сесили восприняла предстоящее материнство очень хорошо и стала удивительно милой и ласковой. Это было похоже на чудо. Я сказал Жерару, что следить за ней больше не надо, пусть делает что хочет. Я даже пообещал ей, что после рождения ребенка половину времени мы будем проводить в городе.

– Если вы были так счастливы, почему она умерла?

– Оказалось, что я был единственный, кто испытывал счастье. Однажды ночью, сразу после того, как мы занимались любовью, Сесили объявила, что больше никогда не будет со мной в постели как жена. Она обвинила меня в эгоизме, в том, что я не обращаю внимания на ее чувства. Сказала, что мое присутствие ее душит и что она собирается уехать от меня и жить в Сен-Пьере. Я ошибался, решив, что это обычная вспышка, свойственная беременным женщинам. В ответ я засмеялся и сказал, что она говорит глупости и что на следующее утро все будет выглядеть по-другому.

Сесили в ярости вскочила с кровати. Никогда в жизни я не видел ее такой взбешенной, она как будто обезумела.

Филип замолчал, и пауза показалась зловещей. Габби протянула руку и дотронулась до его плеча. Это прикосновение придало ему сил, он прокашлялся и продолжал:

– Она сказала мне... что в дураках остался я сам, что ребенок, которого она ждет, не мой... что он от Марселя.

– О нет! – воскликнула Габби, всем сердцем ощутив его боль.

– Меня как громом поразило. Я даже не мог пошевелиться, чтобы удержать ее, когда она выбежала из комнаты. В конце концов, куда она могла деться посреди ночи? Я недооценил ее отчаянную решимость навсегда покинуть меня и Бельфонтен. Она взяла лошадь из конюшни, прежде чем я сообразил, что она делает. Только услышав стук копыт, я очнулся от столбняка и последовал за ней. По направлению тропы в банановых зарослях, по которой она поехала, я понял, что она направляется в Ле Шато, к Марселю. Я был вне себя от страха. Банановые заросли вообще опасное место для прогулок, а ночью риск возрастал в тысячи раз. К тому же Сесили опередила меня минут на пять, пока я стоял как пригвожденный.

Пока я скакал ей вдогонку, я убедил себя, что она солгала насчет ребенка, чтобы причинить мне боль. Правда, она провела две недели в Ле Шато, но они с Марселем оба отрицали, что находятся в любовной связи. Чем дальше, тем больше я убеждал себя, что ребенок, которого она носит, мой, и я решил, что никогда не буду думать иначе об этой невинной жизни.

Внезапно я услышал непонятный звук в темноте и пришпорил своего коня, уворачиваясь от толстых, похожих на веревки лиан, загораживавших тропу. И вдруг, Боже мой... – Филип запнулся, вновь переживая ужас этой ночи. – Я увидел ее. Она висела в петле из лианы, а лошадь стояла рядом. Я освободил ее, но слишком поздно – она была мертва. Очевидно, она не заметила лиан в темноте и въехала прямо в их сплетение. Опутавшие ее растения сорвали ее с лошади, и, пытаясь освободиться, она затянула петлю на своей шее и повисла в нескольких дюймах от земли.

Габби закрыла лицо руками и заплакала по загубленной жизни этой несчастной женщины, которая не вынесла уединения в Бельфонтене и замыслила побег, ставший причиной ее гибели.

– Мне очень жаль, Филип, поверь мне, – прошептала она. – Но зачем ты мне сказал, что убил Сесили? Это же несчастный случай. – Разумеется, власти не сомневались, что это несчастный случай, но я считал, что я так же виноват, как если бы убил ее собственными руками.

– Ну как ты можешь так говорить? – возразила Габби.

– Это ведь я использовал всевозможные способы, чтобы удержать ее в Бельфонтене, и даже прибегал к силе, заставил ее забеременеть. Я делал все, что мог, чтобы вернуть ее любовь, а в итоге лишь погубил ее и моего ребенка.

– Так ты уверен, что ребенок был твой?

– Скорее всего я никогда не узнаю этого наверняка. Даже если Сесили и Марсель были любовниками, она вряд ли могла с уверенностью сказать, чей это ребенок. Она была моей женой, значит, как бы то ни было, я был отцом. Но с того самого дня, как только я вспоминал о Марселе, мне хотелось убить его. Я всегда буду обвинять его в том, что он разжигал недовольство Сесили мной и нашей жизнью и поддерживал ее намерения оставить меня.

– А когда ты решил снова жениться?

– Это произошло много времени спустя. За утешением я все больше обращался к Амали и к морю. Почти в каждом плавании я сопровождал капитана Жискара на «Стремительном». Мы плавали вдоль всего американского побережья и ловко уходили от английских судов. Надо заметить, что к тому времени Англия и Америка находились в состоянии войны. Когда мы стояли в Бостоне, ко мне обратился агент американского правительства, который прослышал о нашей доблести на море. Он спросил, не возьмусь ли я выполнить поручение его правительства. Я должен был отвести «Стремительный» во Францию и в назначенный день встретиться с секретным агентом в Париже, англичанином, защищавшим интересы американцев. Мне сказали, что агент передаст мне секретные документы, содержащие сведения об атаке британцев крупного американского порта с указанием вероятной даты, количества кораблей и личного состава, которые примут в этом участие.