— И что же ты собираешься делать? — спросила она.

— Отвезу вас троих на север, к родственникам матери. Тогда если даже люди Конна явятся в Дэйр, мать и Фиона будут уже в безопасности.

— А мы тоже останемся там?

Нилл горько рассмеялся:

— Думаешь, люди Конна не догадаются отправиться на север? Я решил отвезти тебя на остров Айона.

— Конну не удастся нас там отыскать! — согласилась Кэтлин, не сомневаясь, что рядом с Ниллом будет в безопасности.

— Но я не смогу остаться на Айоне. — Руки Нилла сжались в кулаки.

— О, я понимаю, — тихо пробормотала Кэтлин.

Лицо ее потемнело от разочарования, и Нилл вдруг почувствовал ужас. О чем она думала, эта женщина, когда он целовал ее? Или решила, что этот поцелуй — нечто вроде клятвы, которой обмениваются любовники?

— Я должен вернуться в Ирландию и явиться к тану, — угрюмо объяснил Нилл, нарочито безразличным тоном стараясь воздвигнуть непреодолимую стену между собой и этой девушкой с мягкими печальными глазами. — Я должен заставить его поверить, что тебя нет в живых.

Надежда снова зажглась в ее глазах — небесно-голубых глазах женщины, рожденной для счастья.

— Значит, ты сможешь снова вернуться к прежней жизни, да? И все будет как прежде?

— И ты считаешь, я смогу это сделать? Снова каждый день смотреть в глаза тану, зная, что солгал ему?

Ниллу вдруг представилось, как он опускается перед таном на колени, сознаваясь в измене, и ждет неизбежного наказания. В этой мысли была какая-то спокойная, горькая обреченность — за предательством должна последовать кара, в глазах воина это нормально. Но как же это далеко от того мира, в котором жила Кэтлин, мира, в котором царили мужество и сострадание! Понимать это было больнее, чем чувствовать, как в тело входит острое лезвие меча.

— Нилл, что ты собираешься делать? — Голос Кэтлин дрогнул.

— Откажусь от благородного имени, которое обещал мне Конн, и навсегда оставлю Гленфлуирс.

— Уедешь?! Но куда?

Нилл поднял взгляд к узкому стрельчатому окну.

— Это не так уж важно. Только куда бы я ни уехал, хоть на край света, ничего уже не изменишь — я навсегда останусь предателем.

Кэтлин уже открыла рот, чтобы успокоить его. Ей хотелось сказать, что истинное мужество, истинная честь не имеют ничего общего с надуманным представлением о том, каким должен быть рыцарь без страха и упрека.

Но она стояла молча. Сердце ее разрывалось. Никакие ее слова не смогли бы залечить кровоточащую рану — сознание измены не только своему тану, но и всему, что до сих пор составляло смысл его жизни.

Слезы хлынули из глаз Кэтлин. При мысли об этом сильном, благородном и мужественном человеке, обреченном скитаться по миру, словно обломок разбитого бурей корабля, у нее разрывалось сердце.

Ради нее он пожертвовал всем, что у него было. И самое малое, что она могла сделать для него, — это устроить так, чтобы после того, как изгнание Нилла подойдет к концу, ему по крайней мере было куда вернуться. Она поклялась, что вдохнет в замок новую жизнь, оставит ему этот дар взамен того, чем он пожертвовал ради нее, — родной дом и тех, кто будет любить его.

Глава 11

Кэтлин рассеянно отбросила выбившийся из прически локон, не замечая царапин, появившихся на нежной коже после того, как она несколько часов подряд копалась в саду. Вся она светилась торжеством. Солнечные лучи, подобно великолепной, сотканной из золотых и пурпурных нитей мантии, украшали ее устало поникшие плечи.

Накануне она полночи не могла сомкнуть глаз — все смотрела в темноту, гадая, как же пробудить замок к жизни. Постепенно она впала в уныние — задача казалась ей почти безнадежной.

Наконец, когда небо над горизонтом заалело, словно щеки молоденькой девушки, ответ пришел к ней сам собой, словно эхо донесло издалека нежный голос матушки-настоятельницы: «Сад, Кэтлин. Сад — это обещание самого Господа, что будущее только и ждет своего часа, чтобы появиться на свет».

Кэтлин сорвалась с постели, сгорая от нетерпения. Как только Нилл снова выедет за ворота, она накинется на эту Богом забытую, унылую землю, которая прежде кормила всех обитателей замка.

Прошло совсем немного времени, и Кэтлин уже наслаждалась привычным ощущением жирной, плодородной земли на руках. Тепло, исходившее от прогретой солнцем земли, успокаивало ее исстрадавшееся сердце. Страх и горечь прошлых недель исчезли бесследно, сменившись желанным умиротворением, о котором она уже почти успела забыть.

Аббатиса была права, думала Кэтлин, старательно вскапывая землю вокруг большого куста розмарина. Сад и в самом деле был олицетворением жизни. Увидев, как со временем все здесь зазеленеет, Нилл, может, и поверит в то, что Дэйр можно возвратить к жизни.

Конечно, подумала Кэтлин, ей повезло, что в этот раз он уехал с самого утра. Достаточно ему было увидеть целый лес сорняков, которыми все заросло, как этот неустрашимый воин сломя голову умчался бы в противоположную сторону. Улыбка Кэтлин увяла. Нилл даже не скрывал того, что только и мечтает поскорее уехать. Кэтлин попыталась стряхнуть овладевшее ею уныние. В конце концов, подумала она, решать все равно Ниллу. Повернется ли он спиной к тем, кто его любит, или поймет наконец, каким сокровищем владеет, прежде чем станет слишком поздно? Во всяком случае, попробовать стоит.

Длинная узкая тень вдруг легла на землю возле нее, и Кэтлин, испуганно подняв глаза, увидела Фиону. Сложив руки на груди, та насмешливо и чуть презрительно улыбалась. Никогда она еще не была так сильно похожа на своего брата.

— Зря уродуешь руки — все равно ничего путного из этого не выйдет. — Девушка скорчила гримасу. — Сколько я себя помню, на этой земле, кроме сорняков, никогда ничего не росло.

Кэтлин внезапно почувствовала нечто вроде жалости к этой девушке, такой уязвимой под грубой личиной, которую она натянула, дабы никто не заподозрил, что и она может бояться.

— Ты не права, — покачала она головой. — Только взгляни на это. — Потянув обеими руками пышную охапку зеленых листьев, она вытащила сочный беловатый корешок, который и предложила Фионе: — Вот, попробуй.

Фиона взяла растение двумя пальцами.

— Не бойся, возьми, — повторила Кэтлин.

Выхватив корешок из рук Кэтлин, девушка сунула его в рот, и глаза ее тут же широко раскрылись от изумления, а по лицу расплылась довольная улыбка.

— Что это такое?

— Лук-порей. А еще тут растут пастернак и розмарин, морковь и тысячелистник и еще бог знает что. Земля настолько заросла сорняками, что под ними может оказаться все, что угодно.

Фиона растерянно заморгала, лицо ее исказилось, будто от боли.

— Ты хочешь сказать, что… все это время у нас под самым носом была еда, но у меня не хватило ума сообразить это?!

— Откуда же тебе было знать, что здесь растет? — успокоила ее Кэтлин. — Ведь все слуги, и садовник тоже, покинули Дэйр.

— Я была уверена, что все давно пропало, — приглушенным голосом пробормотала Фиона. — Почти все, что мы ели, мне приходилось красть.

Волна сочувствия поднялась в Кэтлин. Все эти годы, пока в аббатстве ее лелеяли, будто драгоценное сокровище, Фиона отстаивала свое право остаться в родном доме. Что же удивляться, что бедняжка иной раз кажется грубоватой и дурно воспитанной?

Возможно, все это изменится, как только появится человек, способный, а главное, желающий позаботиться о ней. Благодаря трудностям, которые лишь согнули, но не сломили ее, из Фионы получится восхитительная женщина — сильная духом и нежная.

Но если Нилл сделает так, как решил, то Кэтлин этого уже не увидит. Она будет далеко, на Айоне.

— Если бы мне удалось побродить в округе, держу пари, я отыскала бы много всяких полезных растений, которые вы могли бы выращивать. Сестра Люция часто брала меня с собой в лес, когда отправлялась собирать разные травы.

В глазах Фионы вдруг на мгновение вспыхнула робкая надежда, и они тотчас загорелись энтузиазмом.

— Так иди, чего ж ты? А сорняки я повыдергаю и без тебя!

Кэтлин состроила недовольную гримаску:

— Нилл строго-настрого велел мне оставаться в замке. Он боится, что кто-то может увидеть меня.

— Нилл — трусливая баба! — презрительно фыркнула Фиона. — Доверься мне, и я сделаю так, что и сам Конн не узнает тебя, даже столкнись вы с ним нос к носу! А что до моего братца, то он ничего не пронюхает, зато мы не умрем с голоду, когда вас здесь не будет. Ведь все, что ты посадишь, останется с нами, верно?

— Я могла бы объяснить тебе, как ухаживать за ними. И тогда сама увидишь, как они разрастутся. Но… — Кэтлин задумчиво покачала головой, — нет, я не могу. Нилл и так уже многим рискует ради меня. И если я опять его ослушаюсь…

— Но он больше не хозяин в Дэйре! — выпалила Фиона, прикусив в запальчивости нижнюю губу. — Нилл, конечно, может распоряжаться, может даже считать, что ему по силам увезти нас с мамой из Дэйра навсегда, но на самом деле он не может ничего! Поняла? Ничего!

— Фиона, но ведь он же боится за вас, за маму и за тебя. Единственное, чего он хочет, — это чтобы вы с ней были в безопасности.

— Ха! Что же он раньше-то за нас не боялся? Догадываюсь, что у него на уме. Хочет просто-напросто снова отделаться от нас. Только к чему все эти хлопоты? Пусть бы уезжал, плакать не станем! А я останусь в Дэйре до самой смерти! — Она украдкой взглянула на Кэтлин, и на губах ее мелькнула лукавая улыбка. — Конечно, если бы ты помогла мне снова развести огород, то мы с мамой по крайней мере могли бы не бояться умереть с голоду.

— Фиона! — простонала Кэтлин, однако не выдержала и расхохоталась. — Знаешь, я никак не могу понять, чего ты хочешь сильнее — чтобы у вас снова был огород или с тебя вполне достаточно удовольствия просто вывести из терпения брата.