«Расшифровка магнитофонной записи.

— Вот вы, стало быть, какой, героический майор и сыщик Якименко!

— Следуя вашей логике, я в свою очередь обязан воскликнуть нечто вроде: вот, дескать, какая вы, моя утренняя телефонная собеседница! Должен сказать, что это — самое нестандартное начало разговора между мною, сотрудником уголовного розыска, и лицом, которое я намерен допросить в качестве свидетеля.

— Неужели? А стандартное начало — оно какое?

— Очень скучное и трафаретное. Но — в соответствии с требованиями закона — просто необходимое. Так что, если не возражаете, давайте начнем беседовать стандартно и трафаретно.

— Что ж, давайте начнем беседовать стандартно и трафаретно…

— Вы это произнесли таким тоном…

— Каким — таким? Все правильно, нормально и законно: вы — сыщик, я — свидетель. Все стандартно и трафаретно…

— Знаете, во время нашего утреннего разговора вы были совершенно правы: я устал как последняя собака! А когда я в таком состоянии, то обычно беру неверный тон в разговоре с собеседниками. Так что — простите.

— Уже простила…

— Так просто?

— Прощать — это всегда просто. Или вы не согласны?

— Никогда над этим не думал…

— Но хотя бы — кого-нибудь прощали?

— Не знаю… Наверно. Не помню…

— А устали — от чего?

— Интересно, кто тут кого намерен допрашивать?

— Ой, простите…

— Что-то мы часто просим друг у друга прощения, вам не кажется?

— Разве это плохо?

— Плохо то, что часто возникает необходимость просить друг у друга прощения.

— Наверно, вы правы…

— Ну хорошо. Давайте все-таки начнем беседовать по существу. Итак. Я, старший оперуполномоченный уголовного розыска городского УВД майор милиции Якименко, в своем служебном кабинете провожу предварительную беседу с гражданкой…

— Грушиной Ксенией Юрьевной.

— Вас зовут Ксения?

— Вы так удивленно об этом спросили… Вам не нравится имя Ксения?

— Да нет. Просто… Впрочем, это неважно. Итак, гражданкой Грушиной Ксенией Юрьевной…

— Тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, проживаю на улице Рябиновой, 2, работаю заведующей центральной городской библиотекой. Достаточно таких сведений или надо что-то еще?

— Знаете, с вами легко и приятно общаться. Хотя я…

— Хотя вы опасаетесь умных и проницательных женщин. Могу успокоить — я вовсе не такая умная и проницательная, как вам отчего-то показалось. Мне кажется, что я только и делаю, что совершаю разнообразные глупости — большие и маленькие.

— Будем считать, что вы меня успокоили.

— Нет, правда. И об одной такой глупости я намерена рассказать. А еще хочу сказать, что мне с вами тоже легко и приятно общаться. Вот.

— Ну, здесь вы, Грушина Ксения Юрьевна, само собою, слукавили, но — все едино спасибо.

— Нет, правда…

— Эх!.. Ладно, поехали дальше. Рассказывайте о совершенной глупости.

— Я не знаю, с чего начать…

— Тогда следуйте золотому правилу — начинайте с начала.

— С начала… Да, пожалуй, так будет лучше. С начала. Но знаете — это самое начало может быть долгим и довольно-таки путаным…

— Ничего: долгое — сократим, путаное — распутаем.

— Мне нравится ваш оптимизм.

— Это, Ксения Юрьевна, не оптимизм, это — профессиональный опыт. Я только то и делаю, что каждодневно распутываю запутанное…

— И жизнь ваша по этой причине также должна быть похожа на запутанный моток пряжи… Так почему-то всегда бывает. Ну, почему вы молчите?

— Я онемел от вашей проницательности.

— Вы не очень-то похожи на сыщика, да еще и знаменитого. Во всяком случае, до сих пор у меня о сыщиках было несколько иное представление.

— Представьте, что у меня до сих пор несколько иное, как вы выразились, представление о сыщиках. Несмотря на то, что сам я сыщик. Что же касается моей знаменитости… Знаменитых сыщиков не бывает, мадам. Это только в книжках… Впрочем, мы отвлеклись. Давайте начинать: у меня впереди уйма работы!

— Ой, простите…

— Что, опять?..

(Далее на пленке долгое время слышится смех — мужской и женский.)

— Хорошо, я начинаю. Хотя, думаю, после моего рассказа вы начнете думать обо мне очень скверно. Не знаю почему, но мне этого не хотелось бы.

— Искренне обещаю не думать о вас плохо. Во всяком случае, до тех пор, пока не вникну в самую что ни на есть потаенную суть ваших поступков — какими бы они ни были.

— Ну что ж… Я работаю заведующей библиотекой. Есть у меня одна читательница, Раечка Осиповская. Умница, студентка, аккуратистка, одним словом, искреннее и чистое дитя. Помимо того, что она учится, она еще и работает — продавщицей в магазине. А хозяин этого магазина — некто Кривобоков. Тот самый, короче, которого убили.

— Так-так…

— Ну и вот, однажды у Раечки случилась растрата, да притом весьма крупная. Не знаю, как это произошло и кто в том виноват — во всяком случае, не она, не Раечка. Вы понимаете, она просто неспособна на такие поступки…

— Ну-ну…

— Безо всяких «ну-ну»! Вам что, никогда не приходилось видеть порядочных людей?

— Вы знаете, как-то не очень…

— Ну да: особенности профессии.

— Вот именно.

— Тогда поверьте на слово: это очень порядочная девочка. Просто-таки персонаж из девятнадцатого века! А растрата… Да мало ли кто мог ее совершить, а ее, Раечку, в том обвинить! Вы со мной согласны?

— В общем — да.

— Тогда слушайте дальше. Пришла, стало быть, она, то есть Раечка, ко мне в библиотеку, заказала какую-то книжку, села в читальном зале… Вначале-то я думала, что она, как обычно, читает, а только гляжу — э, да она плачет! Что такое, отчего? А я-то для нее как старшая сестра… а какие, скажите, могут быть секреты от старшей сестры? Ну, слово за слово — она мне все и рассказала. Все дело, оказывается, было в той самой растрате, верней, не столько в самой растрате, сколько в хозяине магазина Кривобокове. Ох, и мерзавец же был, наверно, этот Кривобоков при жизни! Хотя, говорят, о мертвом нельзя говорить плохо…

— В милиции — можно.

— Интересно, почему же это?

— Потому, что здесь никогда ни о ком не говорят хорошо. Хорошие люди милицию не интересуют. Как живые, так и мертвые. Итак, отчего же, по-вашему, убиенный гражданин Кривобоков был мерзавцем?

— Знаете, что он сказал Раечке сразу же после этой окаянной растраты? Так, мол, и так, такой растраты тебе век не погасить, но, говорит, имеется подходящий вариант. Если, говорит, ты согласишься на мое предложение, то будем считать, что никакой растраты у тебя не было, никому ничего ты не должна, а будешь понятливой, то, может, еще и заработаешь… Ну, а затем последовало и само предложение. Вы догадываетесь, что это было за предложение?

— В общем — да.

— Ну, вот… Само собою, Раечка никак не могла согласиться на это. Тогда этот самый Кривобоков выдвинул нечто вроде ультиматума. До завтра можешь подумать, а завтра — или-или: либо ты сразу же гасишь всю растрату, либо…

— И вы решили за Раечку вступиться…

— Разумеется! Я решила встретиться с этим Кривобоковым.

— И для чего же?

— Откровенно говоря, не знаю. Поговорить с ним. Может, усовестить… Чему это вы так иронично улыбаетесь?

— Да так… Усовестить — выражение, к сожалению, несовременное. А уж выражение «усовестить Кривобокова» — и вовсе лишено смысла. Знаю я этих Кривобоковых… Мне сдается, что и вы сами, как и ваша Раечка, тот самый персонаж из девятнадцатого века.

— Вы знаете — возможно, вы рассчитывали меня оскорбить, но я воспринимаю эти слова как комплимент. А потому — спасибо.

— Намерения оскорбить у меня не было, но на всякий случай — простите.

— Долго же мы не просили друг у друга прощения! Наверно, целых десять минут…

(На пленке слышится мужской и женский смех.)

— Ну и чем же закончился разговор с покойником? Отчего вы так тяжело вздыхаете?

— Оттого, что сейчас, вероятно, вы начнете думать обо мне очень дурно. Как о падшей женщине или того хуже…

— Если это вас так беспокоит…

— Вы знаете — беспокоит. А вот отчего — не пойму.

— На этот счет, кажется, я уже говорил…

— Да-да, я помню: вы изо всех сил будете стараться не думать обо мне плохо. Что ж, остается надеяться на вашу понятливость и порядочность…

— Ох, матушка моя родимая!.. Рассказывайте же наконец!

— Вначале я позвонила ему по телефону. К моему удивлению, он назначил мне встречу…

— Понимаю: где-нибудь на даче или у себя дома.

— Вы произнесли это так, будто ревнуете меня…

— Я просто предположил.

— Что ж, пускай, будет так: предположили. И угадали только наполовину. Первая наша встреча состоялась у него в конторе. Я вошла, он посмотрел на меня… я не знаю… как на некую свою собственность. Да-да, именно так — как на свою собственность. Или — как на женщину, которая заранее была для него на все готова. Это было так омерзительно… Но — я пришла к этому типу ради Раечки, и поэтому приходилось терпеть… «А знаете, — сказал он мне, — вы для меня вариант гораздо более подходящий, чем ваша сестра. Так и быть, я ее прощу, если вы согласитесь ее заменить». Разумеется, мне следовало бы тут же дать этому типу по морде и уйти, но — Раечка, Раечка… «Я согласна, — сказала я. — Где и когда?» Ну, вот: теперь вы меня презираете…

— Пока еще нет…

— Ну, все едино — скоро начнете… Он написал мне на бумажке адрес и велел прийти к нему в тот же вечер. Дождавшись вечера, я пошла… Можете себе представить, как я себя чувствовала! Хотя, наверно, такие мои чувства неинтересны?

— Вы хотите, чтобы я сказал правду?

— Да-да…

— Что ж, говорю вам правду: ничего у вас с этим Кривобоковым не было. Я думаю, что вы с ним в тот вечер даже не встретились.