— Я бы полагал, что в этом решительно нет никакой необходимости, — строго одернул ее герцог. — Какая именно сумма тебе требуется?

Титания задумалась на мгновение.

— Я бы хотела, чтобы вы перевели тысячу фунтов на банковский счет в Велидосе. Если же вы полагаете эту сумму чрезмерной, то хотя бы пятьсот фунтов.

Герцог с размаху опустил кулак на стол.

— Что за вздор! — вскипел он. — Ни одна женщина твоего возраста и подумать не смела бы о том, чтобы извести такие деньги на всякие пустяки. У тебя будет стол и кров, и потому совершенно неразумно тратить сбережения, кои следует приберечь на черный день в старости.

Титания сделала глубокий вдох и негромко сказала:

— Это мои деньги, дядя Эдвард, и я решительно отказываюсь ехать в Велидос, не имея в кармане ни гроша, а потом вымаливать у чужаков средства на то, чего я не привезла с собой.

Дядя в бешенстве воззрился на нее.

— Ты можешь полагать эти деньги своими, потому что тебе их оставил твой отец, но кто дал их ему изначально? Я, потому что я — глава семьи, а тебе известно или, по крайней мере, должно быть известно, что в аристократических семьях, подобным нашей, именно глава семьи распоряжается финансовыми средствами, выделяя их в том количестве, которое полагает нужным, для членов семьи, находящихся на его попечении.

Титания признавала, что он говорит правду.

Она часто думала, что дядя поступил крайне несправедливо, когда, унаследовав титул, выделил ее отцу содержание меньше того, которое сам получил от своего отца.

Но тогда лорд Руперт лишь равнодушно пожал плечами и сказал:

— Мой братец Эдвард всегда отличался мелочностью и скупостью. Так что я удивляюсь уже тому, что он выделил мне хоть что-то, и, уж во всяком случае, я не намерен на коленях умолять его дать мне больше.

Но, даже несмотря на скаредность и мелочность герцога, отец не испытывал недостатка в деньгах, поскольку крестная мать оставила его супруге весьма внушительную сумму.

Словом, ее отца никак нельзя было назвать богатым человеком, хотя по меркам Шотландии он считался состоятельным мужчиной.

И теперь Титания задумалась о том, не снестись ли ей со своими шотландскими родственниками — быть может, они пригласят ее пожить у них, избавив таким образом от необходимости ехать в Велидос, но потом девушка сообразила, что если она хотя бы заикнется об этом, то разразится жуткий скандал.

Вместо этого она покорно взмолилась:

— Прошу вас, дядя Эдвард, дайте мне пятьсот фунтов, чтобы я могла положить их на счет в каком-нибудь банке в Велидосе. Обещаю вам, что буду очень бережлива в своих расходах. Я просто хочу чувствовать себя в безопасности в чужой стране.

Ворча себе под нос нечто нелицеприятное, герцог в конце концов согласился, и Титания ушла от него, сознавая, что одержала победу в нелегкой битве.

В дорогу ее собирала няня, уложившая в сундуки массу полезных вещей, которые, по ее мнению, непременно пригодятся Титании на новом месте и которые ее воспитанница ни за что бы не догадалась взять сама.

Кроме того, няня сшила для нее два премиленьких повседневных платья и пообещала прислать еще несколько, как только закончит их.

— Я хочу, чтобы ты выглядела прилично среди чужих людей. Твоя мать всегда говорила, что чужеземцы почитают англичан неряшливыми и безвкусно одетыми, и ты должна всеми силами избегать подобного о себе мнения.

— Я помню эти мамины слова, — отозвалась Титания, — и, разумеется, она права. За границей они действительно выглядят старомодными по сравнению с французами, которые наряжаются потрясающе элегантно, или итальянцами, кои приберегают самые изысканные и лучшие наряды для вечера.

— Ну, в том, что мы тебе купили, ты тоже будешь выглядеть изысканно и элегантно, — улыбнулась няня, — так что держи голову высоко, милая моя, и не позволяй никому смотреть на тебя сверху вниз. Ты ничем не хуже их, а то и много лучше, что, кстати, вполне относится и к леди Софи со всей ее манерностью и жеманностью.

Титания не смогла удержаться от смеха. Она знала, что няня недолюбливает Софи точно так же, как сама она герцогиню.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты поехала со мной, няня! По крайней мере, мы могли бы вволю посмеяться над чем-нибудь забавным. Но теперь мне придется сохранять бесстрастное выражение лица. Зато я буду писать тебе и рассказывать обо всем, что со мной происходит.

— Я буду ждать твоих писем, дитя мое, и сама стану писать тебе, и тогда мы обе будем думать, будто и не разлучались.

Тем не менее Титания с трудом удержалась от слез, когда настала пора прощаться сначала с Меркурием, а потом и с няней.

— Обещай мне, няня, — взмолилась она, — что ты будешь навещать Меркурия каждый день. Я знаю, он будет скучать по мне, и ты должна объяснить ему, что я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу, чтобы просто быть с ним рядом.

— Я постараюсь сделать все, чтобы он меня понял, а ты волнуйся не о нем, а о себе, и получай удовольствие, пока ее милость будет изображать важную принцессу.

— Мне предстоит найти кого-нибудь, кто станет смеяться со мной вместе и не будет воспринимать происходящее слишком серьезно.

Но на душе у нее скребли кошки, когда она поцеловала на прощание няню и в последний раз обняла Меркурия.

После этого Титания села в экипаж, который должен был отвезти их в Лондон, где им предстояло погрузиться на броненосец, в ожидании стоявший на рейде и готовый доставить гостей со стороны невесты в Велидос.

Герцогиня при этом ясно дала понять Титании, что, пусть даже она и приходится ей племянницей, сама она полагает ее существом низшего порядка, и потому девушка не должна попадаться ей на глаза.

Когда герцогиня и Софи поднялись на борт, их встречал лично командир броненосца ее королевского величества «Победоносный», тогда как Титании пришлось плестись вслед за горничной тетки и лакеем, который нес ручную кладь.

На борту их приветствовали сначала командир, а потом и государственный министр[8] Велидоса, коего прислали для того, дабы он сопровождал их вместе с двумя фрейлинами и шталмейстером.

Титания с первого же взгляда отметила, что обе фрейлины преклонного возраста отличаются невыразительной внешностью и несомненной напыщенностью и самомнением. Она поняла, что их выбрали для того, чтобы они сумели внушить Софи всю важность ее положения при дворе в качестве супруги кронпринца и научили ее вести себя во время свадебной церемонии.

Шталмейстером же оказался молодой человек, весьма похожий на грека, в глазах которого, как показалось Титании, поблескивали насмешливые искорки.

Но, к несчастью, Софи, стремясь произвести впечатление, никому не давала и рта раскрыть, а герцогиня уже начала жаловаться на недостатки путешествия на борту военного корабля.

Так получилось, что Титании и прежде доводилось бывать на многих военных кораблях, поскольку их командиры нередко приглашали ее отца подняться на борт в иностранных портах, где встретить англичанина было в диковинку.

Титания рассчитывала, что, как только Софи и тетка устроятся в отведенных для них каютах, сама она сможет невозбранно побродить по кораблю и исследовать его. Тем не менее она послушно держалась в тени, как ей и было приказано.

И только когда тетка и кузина ушли вниз, она вновь поднялась на палубу, где с ней заговорил шталмейстер:

— Вам не терпится отправиться в плавание, мисс Брук?

— Мне нравится выходить в море, — отозвалась Титания. — А еще я очень рада, что не страдаю морской болезнью.

— Если так, то плавание и впрямь будет необычным. Я еще ни разу не пересекал Бискайский залив без того, чтобы все до единой женщины на борту не заперлись в своих каютах.

Титания рассмеялась.

— Уверяю вас, со мной такого не случится.

Шталмейстер хорошо говорил по-английски и вел себя вполне дружелюбно, поэтому Титания обратилась к нему с вопросом:

— Вы не могли бы оказать мне одну услугу?

— Разумеется, я сделаю все, что в моих силах.

— Я хочу выучить язык вашей страны, — сообщила ему Титания, — и при этом не думаю, что это будет так уж трудно, поскольку я свободно говорю по-гречески и понимаю несколько балканских наречий.

Шталмейстер взглянул на нее с нескрываемым удивлением.

— Мне было приказано по возможности обучить леди Софи хотя бы азам нашего языка, но я и понятия не имел, что на борту окажется кто-либо, кто говорит по-гречески.

— Поскольку я еще никогда не слышала велидосского, прошу вас, скажите мне что-нибудь на своем родном языке.

Шталмейстер быстро произнес несколько совершенно непонятных фраз.

— Ну, и что же вы сказали? — осведомилась она.

— Я сказал: «Вы очень красивы, мисс Брук, и могли сойти к нам прямо с Олимпа, так что боги, которых вы оставили одних, наверняка будут скучать по вас».

Титания рассмеялась.

— Неудивительно, что я ничего не поняла. Благодарю вас за комплимент, но, поскольку мы, к несчастью, собираемся не на Олимп, то я хочу выучить как можно больше фраз на вашем языке.

— Очень хорошо, — ответил шталмейстер. — Назначим время для наших уроков?

— Разумеется, и я предлагаю, если вам это удобно, начать в одиннадцать часов утра, каким бы бурным ни оказалось море.

По лицу шталмейстера Титания поняла: он уверен, что она не появится на палубе, пока они будут пересекать Бискайский залив, и понадеялась, что сама не понадобится Софи в это время.

Когда же она вошла в каюту Софи, чтобы узнать, не требуется ли кузине чего-либо от нее, та резко поинтересовалась: