Дженнифер Эшли

Нежданно-негаданно

Глава 1

Март 1812 года

Джеймс Ардмор открыл глаза. Раскинув руки, он лежал на песке лицом вниз, будто пытался ползти вперед. Солнце пекло голову, куртка насквозь промокла, в туфли залилась вода. Хотелось перевернуться на спину, сесть и что-нибудь понять, но тело не слушалось.

Лежал он долго. Лицо не реагировало на колкие комья песка, покрывавшие кожу.

Рядом приземлилась чайка. Склонив голову, она внимательно изучала его. Он видел красную точку на ее клюве, белоснежное оперение, черные лапы на песке. Они разглядывали друг друга с умеренным любопытством, как два незнакомца в экипаже. Чайке это быстро наскучило, и она, отвернувшись, заковыляла прочь.

Время шло, становилось жарче. Немного погодя Джеймс поднял голову и увидел еще одного человека примерно в пяти-шести футах от себя, который, прихрамывая, шел по песку. У него были золотистые волосы цвета обжаренной в тесте курицы, и одет он был в форму лейтенанта английского флота.

Джеймс знал, что глаза у него карие. А знал он это потому, что лейтенант освободил его от цепей на корабле, когда началось крушение, дав ему шанс бороться дальше. Взамен Джеймс затащил его, проплывавшего мимо, на обломок баркаса. Лейтенант был почти без сознания и непременно бы погиб.

Очнувшись в очередной раз, Джеймс не знал, как долго он пробыл без сознания. Рядом прополз маленький краб. На берег выкатилась волна, схватила его и забрала обратно в море.

Земля приятно пахла, дул свежий ветер. Джеймс видел небольшой краешек береговой полосы, окруженной черными скалами в зеленых, желтых и алых суккулентах. Впереди, на фоне яркого, голубого неба, высился черный, мрачный холм.

Он знал, что попал не в Танжер – в городе смердело фекалиями и сажей. Кроме того, кто-нибудь уже стащил бы с него туфли и украл нож, а нож все еще лежал в кармане. Это был и не Гибралтар, потому что скалы выглядели по-другому, а какой-нибудь умный солдат из гарнизона уже оттащил бы куда-нибудь и Джеймса, и лейтенанта – для дальнейших расспросов.

Возможно, он находился в отдаленной части Испании или на нижнем побережье Марокко, где они пролежат до тех пор, пока на пляже не появится какой-нибудь крестьянин. Если это Испания, то английского лейтенанта возьмут в военный лагерь, а Джеймса арестуют. Если Марокко, то схватят обоих – за нарушение указа султана о позволении иностранцам пребывать только в Танжере. Неприятная будет штука, лениво подумал Джеймс, снова закрывая глаза.

Солнце уже стояло в зените, когда он очнулся, услышав голоса женщины и ребенка.

Интересно, кто их сопровождает? Мужчина в марокканской галабии[1] и заостренных кожаных туфлях или же испанский земледелец в брюках, рубашке и потертых сапогах? В любом случае на обветренных лицах ему не увидеть приветливого выражения – кого обрадуют два беспомощных незнакомца?

Грохот волн, бившихся о скалы, заглушал детскую болтовню. Тут женщина сказала:

– Изабо, ради всего святого, будь осторожнее!

Джеймс удивленно повернул голову и с трудом огляделся, но никого не увидел. Нахлынули воспоминания. А что, вполне возможно. Или нет? Он приложил немало сил, пытаясь отыскать Хейвен, затем корабль, державший его в плену, затонул, и вот сейчас он здесь. Пальцы свело болью, в голове звучал чей-то издевательский смех. Нет, это было бы слишком просто.

Может, это все-таки Гибралтар, а она не Диана Уэрдинг, женщина, которую он похитил год назад. Скорее всего это жена какого-нибудь офицера, и сейчас она вызовет своего мужа и тот утащит Джеймса в гарнизон или в тюрьму.

Два крошечных башмачка под смявшейся юбкой остановились перед ним. Маленькая девочка нагнулась, прямо как та чайка, чтобы рассмотреть его лицо. У нее были круглые розовые щеки, голубые глаза, смотревшие с любопытством, и непослушные ярко-рыжие волосы. На вид ей было лет восемь-девять. Она взвизгнула с придыханием, будто хотела спросить о его самочувствии, но не знала слов.

Тут рядом с девочкой оказалась еще одна пара ног. Точно такие же башмаки выглядывали из-под похожей юбки из хлопка, но эти лодыжки принадлежали женщине, стройной, пахнувшей свежим ветром и мылом. Открывшийся под юбкой вид был совсем неплох. Будь она его женщиной, он бы советовал ей обойтись без юбки.

Она наклонилась и перевернула его сильными, теплыми руками. Лицо у нее было овальное, загорелое, а волосы, как и у девочки, рыжие, огненные. Серо-голубые глаза расширились от неожиданной находки, а Джеймс почувствовал безудержную радость.

Последний раз он видел ее с аккуратной прической, а кожа была молочно-белая. Она одевалась в очень модный шелк, подчеркивавший все достоинства прекрасной фигуры, а в ушах красовались маленькие рубины. Теперь в мочках было пусто, а одежда была выцветшей и сильно поношенной. Губы, бледные, коричневато-розовые, раньше были покрыты красной помадой. Но вкус их, возможно, не изменился, подумал Джеймс.

Взгляд ее остался прежним. Глаза поблескивали, как и год назад, на южном побережье Кента, когда он так нагло поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй. Правда, потом запустила в него миской с картофельным супом.

Она смотрела на него, застыв от изумления. Где-то в глубине помутневшего сознания промелькнула мысль о том, какого черта она тут делает, но все смыла волна радости.

– Здравствуй, дорогая, – сказал он с чарлстонским выговором. – Помнишь, я говорил, что хотел бы узнать тебя поближе?

Недоумение в ее взгляде сменилось гневом.

– Джеймс Ардмор, – презрительно процедила Диана, леди Уэрдинг, – а я так надеялась, что никогда больше не увижу вас.

Она наклонилась над ним. Прохладный аромат окутал его, словно свежая простыня. Серо-голубые глаза были большими и сказочно красивыми. Она набрала воздуха, чтобы сказать еще что-то, съязвить, наверное, но тут ее лицо помутнело, голос слился с шумом волн, – и Ардмор снова впал в беспамятство.

Глава 2

Диана огляделась по сторонам, страстно желая что-нибудь швырнуть или разрушить. Подходящего предмета вблизи не оказалось, и она только злобно пнула песок.

Джеймс Ардмор лежал у ее ног. Черные волосы были спутаны водой, руки окровавлены, одежда порвана. Но он по-прежнему смеялся над ней!

Разве недостаточно было этого язвительного растягивания слов и надменного спокойствия в прошлом июле, когда стояла невыносимая жара и он похитил ее, спрятав на своем корабле? Он хладнокровно выкрал ее с праздника, на котором было полно английских адмиралов, и столь же безупречно доставил обратно. Но сначала напугал, превратил ее мысли и предрассудки в хаос, избавил от последних иллюзий… Мало того, из-за него она простудилась и обозлилась на весь мир.

Да, а еще он поцеловал ее! Впервые в жизни она радовалась, что Изабо не слышит, потому что эпитеты, примененные Дианой, могли вогнать в краску и бывалого матроса.

Она послала Изабо за помощью, а сама принялась спасать жизнь заносчивого негодяя, Джеймса Ардмора, и человека, имевшего несчастье оказаться рядом с ним. Судя по форме, он был лейтенантом английского флота.

Как запах рыбьих внутренностей в куче кухонных отходов, всплыли воспоминания о старом доме на южном побережье Кента и о скучной недельной вечеринке адмирала Баргесса, на которой она была с ныне покойным мужем. Она вспомнила эти мрачные дни и тяжелые вечера: повсюду адмиралы с женами, изображавшими искушенных светских дам, и молодые прожигатели жизни, приглашенные, чтобы все думали, что адмирал Баргесс, отпрыск местного графа, – человек без предрассудков. Он соблазнял незамужних женщин вне зависимости от их желания. Диана играла в вист с дамами, которые то и дело жульничали, разговаривала с мужчинами, открыто заглядывавшими ей в корсет, и танцевала с адмиралами, пытавшимися щупать ее прямо в бальном зале. Несмотря на эту жуткую обстановку, ей приходилось все время улыбаться и делать вид, будто она прекрасно проводит время.

Единственным, кого Диана могла там выносить, был гость по имени Рональд Киннэрд, американец. Он был весьма любезен и вежлив, не нашептывал ей на ухо непристойности во время котильона. Конечно, позже выяснилось, что он был шпионом.

В любом случае Диана была бы счастлива сыграть законную роль жены знаменитого сэра Эдварда Уэрдинга, если бы не пришлось оставить Изабо. Эдвард решительно отказался взять ее с собой, хотя возмущенная Диана спорила до хрипоты. Никому, заявил он не захочется видеть глухого ребенка, который общается, повизгивая и размахивая руками. Она опозорит их, а потом останется в Лондоне с няней, и все тут.

Диана разгневалась, но огонек ярости в глазах мужа остановил ее. Она ненавидела расставания с дочерью и всюду брала ее с собой, но в этот раз сэр Эдвард был непреклонен. Ему надо было в лучшем виде предстать перед адмиралом, чтобы добиться звания коммодора. Перед самым отъездом Диана попыталась инсценировать болезнь, но притворство не помогло.

Итак, она все-таки поехала, но не преминула высказать ему, что думает о человеке, стесняющемся собственного ребенка.

– А как насчет мужа, который стыдится своей жены? – парировал сэр Эдвард. – Будь добра контролировать свою распущенность в течение этой недели, Диана. Я не стану коммодором, если моя жена окажется в постели с кем-то из гостей адмирала.

Диана резко ответила, что никогда не изменяла ему и не собирается. В ответ сэр Эдвард смерил ее скептическим взглядом, и остаток пути они провели в яростной тишине.

Вечеринка превратилась для нее в мучительное безумство. Сэр Эдвард делал вид, что страшно гордится своей красивой женой, в то время как адмирал Баргесс пощипывал Диану сзади, думая, что никто не видит. Дамы шептались о ней, прикрывшись веерами, или открыто делали грубые замечания. Спала Диана одна и скучала по Изабо.

Она ненавидела каждую минуту и уже не знала, как быть дальше, пока однажды, гуляя в огромном саду адмирала, не завернула за угол. Там стоял мужчина – маленький, с грубым лицом. Не гость, не слуга. Он держал в руке пистолет, направленный прямо на нее. Трудно было не заметить.