— Это свидетельствует в вашу пользу! — рассмеялась Венеция. — Благодарю вас! Думаю, это продлится не очень долго. Леди Денни слышала от сэра Джона, что мистер Эпперсетт собирается вернуться к нам к середине будущего месяца. Очевидно, его кузен, который любезно предложил обменяться с ним жильем и обязанностями после его болезни, не жаждет провести зиму в Йоркшире. Несколько лет назад мистер Эпперсетт сказал мне, что, если я захочу на время куда-нибудь уехать, он охотно предоставит Обри комнату.

— Ну, раз дела Обри устроены ко всеобщему удовлетворению, перейдем к вашим, прекрасная Венеция! Вы говорили, что хотите обосноваться в собственном доме?

— Конечно!

— Тогда пришло время призвать вас к порядку, — мрачно заявил он. — Оставьте детские мечты, радость моя, и вернитесь на землю! Это невозможно!

— Вовсе нет! Разве вы не знаете, что я обладаю тем, что мистер Митчетт — он наш адвокат и один из моих опекунов — называет солидным независимым состоянием?

— Повторяю, это невозможно!

— Господи, Деймрел, надеюсь, вы не собираетесь читать мне лекцию о правилах приличия? — воскликнула Венеция. — Предупреждаю, вам будет нелегко меня убедить, будто есть нечто неблагопристойное в том, что женщина моих лет предпочитает жить в собственном доме, а не в доме своего брата! Если бы я была девочкой…

— Вы и есть зеленая девчонка!

— Зеленая — возможно, но не девчонка. Мне двадцать пять лет! Я знаю, что выглядело бы неприлично, если бы я жила одна, и, хотя считаю это чепухой, не собираюсь бросать вызов условностям. Пока Обри будет в Кембридже, я найму компаньонку. А когда он получит степень… ну, я не уверена, но думаю, что он скоро станет стипендиатом и останется в Кембридже, тогда мне придется вести там для него хозяйство, так как он вряд ли женится.

— Боже, дай мне терпения! — воскликнул Деймрел, вскакивая и нервно шагая по комнате. — Вы когда-нибудь перестанете болтать вздор? Нанять компаньонку! Вести хозяйство для Обри! Не забудьте запастись капорами для вдов и старых дев! Вы уже потратили зря семь лет жизни, очаровательная дурочка, так не тратьте еще больше! На какие преимущества вы рассчитываете в собственном доме? Кто будет вашей компаньонкой?

— Откуда мне знать? Полагаю, можно будет нанять какую-нибудь леди в стесненных обстоятельствах — возможно, вдову, — которая подходит для этой цели.

— Даже не надейтесь! Вы можете напять два десятка вдов, но ни одна из них вам не подойдет. Могу изобразить ваше существование! Где вы поселитесь? Очевидно, в Кенсингтоне, уединенном и респектабельном. А может быть, в дебрях Аппер-Гросвенор-Плейс, подальше от высшего света! Уверяю вас, радость моя, что скоро вы умрете от тоски!

— Тогда я отправлюсь в путешествие! — весело заявила Венеция. — Мне всегда этого хотелось.

— С вдовой в стесненных обстоятельствах в качестве эскорта, не имея знакомых нигде, кроме Йоркшира, и зная мир еще меньше, чем девчушка из пансиона? У меня кровь стынет в жилах, когда я об этом думаю! Это не пойдет — поверьте, я знаю, что говорю! Чтобы вести подобное существование, вам нужно быть сказочно богатой и невероятно эксцентричной! Богатство, дорогая моя, служит оправданием эксцентричности и открывает перед вами все двери! Вы можете поселиться в особняке в самом фешенебельном квартале, обставить его с восточным великолепием, обратить на себя внимание высшего общества, тратя деньги на дорогие причуды, рассылать пригласительные открытки. Конечно, иногда вас будут ставить на место, но…

— Успокойтесь! — прервала она его. — Такая жизнь мне не нужна! Как вам это могло прийти в голову?

— Вы хотите сказать, что предпочитаете жизнь, которая наверняка вам уготована, если вы осуществите свой план? Вам будет более одиноко и скучно, чем когда-либо! Уверяю вас, Венеция, что без знакомых и общества вы можете с таким же успехом жить на необитаемом острове, как в Лондоне!

— О господи! Тогда что же мне делать?

— Отправиться к вашей тете Хендред, — ответил Деймрел.

— Я собиралась это сделать, но не для того, чтобы поселиться у нее. Мне бы это не понравилось — боюсь, что и ей тоже. Да и ее дом не подойдет Обри.

— Опять Обри! Хоть раз подумайте о себе!

— Я это и делаю! Знаете, Деймрел, я никогда не думала, что смогу оставаться в Андершо, когда хозяйкой там станет другая женщина, а теперь вижу, что такие условия будут меня раздражать где бы то ни было. А жить с моими тетей и дядей, подчиняться их распоряжениям, признавать их авторитет было бы для меня так же невыносимо, как снова оказаться в детской! Слишком долго я была сама себе хозяйкой, друг мой!

Деймрел посмотрел на нее, криво усмехнувшись:

— Вам не придется терпеть это очень долго, — сказал он.

— Слишком долго для меня! — твердо заявила Венеция. — Думаю, пройдет не менее пяти лет, прежде чем Обри сможет обосноваться в собственном доме, да и, возможно, что он этого не захочет. Кроме того…

— Святая простота! — прервал Деймрел. — Поезжайте к вашей тете, позвольте ей вывести вас в общество, и, прежде чем Обри отправится в Кембридж, в газете появится объявление о вашей помолвке!

Несколько секунд Венеция молча смотрела на него. Она не могла прочесть его мысли и была озадачена, хотя и не встревожена.

— Этого не будет, — сказала она наконец. — По-вашему, моя цель поехать в Лондон, чтобы найти себе мужа?

— Не цель, а судьба — как и должно быть!

— Значит, моя тетя будет вынуждена заняться поисками для меня супруга? — Деймрел молча пожал плечами, и Венеция поднялась. — Я рада, что вы меня предупредили. Скажите, может незамужняя женщина поселиться в отеле, если при ней служанка?

— Венеция…

Девушка улыбнулась, приподняв брови:

— Друг мой, сегодня вы на редкость глупы! Почему вы представляете меня плачущей из-за отсутствия общества и скучающей, потому что мне приходится вести жизнь, к которой я привыкла? Впрочем, куда более интересную! Здесь мои занятия ограничивались книгами, садом, а после смерти отца — поместьем. В Лондоне есть музеи, картинные галереи, театры, опера — столько вещей, которые вам, наверное, кажутся совсем обычными! К тому же во время каникул со мной будет Обри, а так как тетя, надеюсь, не станет меня запирать, то я не совсем отчаялась завести новые приятные знакомства!

— Боже мой, нет! — вырвалось у Деймрела. — Все лучше, чем это! — Он пересек комнату двумя быстрыми шагами, схватил ее за плечи так грубо, что она протестующе вскрикнула, и резко сказал: — Посмотрите на меня!

Венеция повиновалась, спокойно встретила его свирепый взгляд, похожий на ланцет хирурга, и лукаво заметила:

— У меня легко появляются синяки.

Его руки соскользнули с плеч девушки и стиснули ее пальцы.

— Чем вы занимались, когда вам было девять лет, радость моя? — спросил он.

От неожиданности Венеция недоуменно заморгала.

— Говорите!

— Не знаю! Учила уроки, вышивала…

— Увлекательное времяпрепровождение! Знаете, что я делал в это время?

— Откуда мне знать? Я даже не знаю, сколько вам тогда было лет. Конечно, я могла бы посчитать, но ненавижу это занятие. Если сейчас вам тридцать восемь, а мне двадцать пять…

— Избавлю вас от трудов. Мне было двадцать два, и я соблазнял знатную замужнюю леди.

— Допустим, — вежливо согласилась она. С трудом справившись с приступом смеха, Деймрел продолжал:

— Это было мое первое любовное приключение и, возможно, самое позорное. Во всяком случае, я на это надеюсь! В моей жизни мне нечем гордиться, но до встречи с вами, радость моя, я мог, по крайней мере, сказать, что моя порочность не доходила до соблазнения молодых и невинных. Я никогда не губил ничью репутацию, если не считать Софию, но не называйте это добродетелью! Соблазнять девственниц — опасная игра, да и в общем-то они меня не привлекали. Но потом я встретил вас и, должен признаться, остался в Йоркшире исключительно с целью завоевать вас — причем на моих условиях!

— Вы уже говорили мне это при нашей первой встрече, — невозмутимо отозвалась Венеция. — Я сочла это порядочной наглостью. Но потом, когда Обри упал с лошади, мы стали хорошими друзьями — и все изменилось.

— О нет, не все! Вы называете меня своим другом, но я никогда не называл и не назову вас так! Вы навсегда останетесь для меня самым красивым и желанным существом на свете! Изменились лишь мои намерения. Я решил не причинять вам вреда, но не мог расстаться с вами!

— А зачем вам это делать? По-моему, это глупо.

— Вы не понимаете, дорогая. Если бы боги могли «и время уничтожить и пространство…» — но они не могут, Венеция!

— Поуп, — спокойно сказала она. — «Счастливыми чтоб сделать двух влюбленных». Любимый английский поэт Обри, но не мой. Не вижу причин, по которым влюбленные не могут быть счастливы без фокусов с пространством и временем.

Деймрел отпустил руки девушки, но тут же притянул ее к себе:

— Когда вы так мне улыбаетесь, в моей душе наступает праздник! О боже, Венеция, я люблю вас до безумия, но я пока еще не обезумел… не настолько обезумел, чтобы не понимать, каким несчастьем это может обернуться для вас… для нас обоих! Вы не сознаете, какие преимущества я мог бы извлечь из вашей невинности!.. — Внезапно он умолк и вскинул голову, услышав, как хлопнула дверь из передней в коридор. После этого послышались шаркающие шаги. — Обри, — быстро сказал Деймрел. — Возможно, это к лучшему. Нам нужно многое друг другу сказать, но не сегодня! Завтра, когда мы немного остынем!

На большее времени не оставалось. Деймрел резко отстранил от себя Венецию и, когда дверь открылась, повернулся к Обри, вошедшему в комнату вместе со своим пойнтером.

Глава 14

Деймрел быстро встал между Венецией и дверью, но сразу понял, что это излишняя предосторожность. Обри выглядел грозно — его худые щеки пылали, а обычно холодные серые глаза метали искры. Интерес Обри к ближним и в лучшие периоды был весьма поверхностным, а в минуты гнева исчезал вовсе, так что он, даже застав сестру в объятиях Деймрела, едва ли обратил бы на это внимание.