Розелла повыше подняла лампу и увидела, что круглая комната – точная копия ее спальни, только, конечно, без дорогой декоративной отделки. Единственное отличие – более высокий потолок и древние, как сам замок, балки. Каким бы не было первоначальное назначение этой комнаты, уже много лет она служила складом старой и сломанной мебели. У стены сверкнула позолотой резная деревянная рама, в центре громоздились стулья с потрепанной и потемневшей от времени шелковой обивкой. В кучу сгружены какие-то старинные предметы. Все свободное от мебели место занимали картины, некоторые завернутые в холстину, другие покрытые только толстенным слоем пыли.

Розелла сморщила нос от запаха плесени и запустения и решила, что ей не нужно ничего из этих вещей, хотя когда-нибудь перед отправкой хлама на свалку стоит просмотреть картины. Она поднялась наверх по лестнице и повернула ключ в замочной скважине, оставив за дверью пыль, паутину и наследие мрачного прошлого.

Позже новая хозяйка замка сидела у секретера и запечатывала письмо, адресованное Себастьену. Она написала его, чтобы сообщить о планируемых ею переделках в западном крыле, решив, что должна это сделать из учтивости.

– Мари, отнеси, пожалуйста, письмо месье де Луимонту.

– Да, мадам. – Мари взяла письмо.

– И еще кое-что. – Розелла повернулась на стуле. – Не знаешь ли ты, есть ли в замке слуги, живущие здесь больше семи лет, с тех времен, когда я побывала у де Луимонтов в детстве.

– Понятия не имею, мадам, но могу узнать.

– Будь осторожна, – проинструктировала Розелла. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь догадался, что я интересуюсь этим.

Мари не показала, что удивилась. Она быстро училась. В конце концов девушка надеялась заслужить доверие мадам, что было привилегией личной горничной хозяйки, а пока она решила доказать свою верность.

Выяснение ответа на вопрос Розеллы не заняло много времени. Через полчаса Мари вернулась с новыми сведениями. Розелла все еще сидела у секретера и писала следующее письмо, на сей раз длинное послание месье Батальяру.

– Среди прислуги нет ни одного человека, кто жил бы в замке семь лет, и только несколько – четыре или пять, – сказала Мари, довольная, что разузнала все, просто спросив служанку, которая давно работала на де Луимонтов. – Проблемы всегда создает мадемуазель Луиза. Никто не может угодить ей. Она никогда не перестает жаловаться. Говорят, и мадемуазель Софи была хороша, но ее сестра – настоящий тиран.

Розелла не удивилась. Значит, из-за вечного недовольства Луизы слугами невозможно узнать, случилась ли в замке какая-нибудь беда после той жуткой ночи криков.

– Спасибо, Мари, – поблагодарила Розелла, вновь взявшись за ручку. Но в это мгновение в коридоре послышались шаги. Мужские шаги, решительные и целенаправленные. Она испуганно взглянула на дверь. – У меня посетитель. Впусти его.

В перевязанной руке Себастьен держал письмо. Мари исчезла, оставив их вдвоем. На лице Себастьена отражалась борьба чувств. Гнев смешался с любовью, недоумение с беспомощностью. Он заговорил сухим утомленным голосом.

– Нам, кажется, есть что обсудить? – Себастьен потряс перед ней письмом.

Розелла встала.

– У тебя есть возражения моим планам? Только скажи.

– Боже праведный! – Он скомкал письмо и с яростью отбросил его в сторону. – Ты всего лишь расширяешь буфетную! Ты имеешь право делать все, что пожелаешь. Замок твой. Весь. Но, если ты хочешь рассказать мне о своих намерениях, зачем писать? Разве я живу не под одной крышей с тобой?

Розелла посмотрела на него, потом отвела глаза.

– Я думала, нам нужно видеться как можно реже.

Себастьен вздохнул, пересек застеленную ковром комнату и приблизился к девушке.

– Полагаешь, это что-нибудь изменит?

– Не понимаю тебя, – упрямо отозвалась она.

– Ты знаешь, что произошло между нами. Зачем ты притворяешься, что ничего не случилось?

Розелла подняла голову, ее лицо было очень серьезным.

– Со мной не случилось ничего нового. Мои чувства к тебе уходят корнями в прошлое и не могут развиваться ни в настоящем, ни будущем. Я подчинилась этому, и ничто не может измениться. А ты связываешь мой образ со своим желанием владеть замком, что абсолютно неправильно.

– Это неправда! – протестующе воскликнул Себастьен.

– Это правда, и ты должен принять ее. Умоляю, избавься от путаницы. Ради себя, ради Клодин и ради меня.

Себастьен нежно взял ее лицо израненными руками. В его глазах читалась мольба.

– Не могу. Я никогда не забуду вчерашний день, когда ты произнесла мое имя, а я обернулся и увидел тебя на лестнице. Не знаю почему, но я подумал, что ты вернулась ко мне, чтобы не покинуть больше никогда.

– Не говори так! – закричала Розелла, испугавшись. В его словах она услышала звук засова, скрип повернувшегося в замке ключа, который уже никогда не откроет дверь. Замок заключал ее в свои страшные объятия.

– Я думал, ты знаешь, что женитьба на Клодин – это брак по расчету, – произнес Себастьен с некоторым удивлением. – Я увлечен ею и в высшей степени уважаю, но не люблю так, как…

– Пожалуйста! – Кончиками пальцев Розелла коснулась его губ, заставляя молчать о том, что хотела услышать больше всего на свете. – Ты не должен говорить о своих чувствах ко мне. Ты не имеешь права даже словесно предать девушку, на которой женишься, а я не имею права слушать эти признания.

Себастьен взял ее за запястья и мягко убрал пальцы со своих губ.

– Я вытерплю упреки, – сказал он с печальной полуулыбкой, – и буду молчать. Но даже ты не сможешь остановить признания моего сердца.

Он обвил Розеллу руками, но не насильно-грубо, как вчера, а с трепетной нежностью, заставившей девушку растаять от счастья. Она видела его губы, тянущиеся к ней, и силы, казалось, покинули ее. Теперь во всем мире не существовало ничего, кроме его дурманящей близости, пьянящего запаха мужской кожи. Розелла скользнула ладонями по широким плечам Себастьена и сцепила пальцы за шеей любимого. Поцелуй был сладчайшим ощущением в ее жизни. Она впервые познала чудесное слияние с мужскими губами, желающими узнавать все о ней, но не властно, а обещая невообразимое наслаждение. Казалось, будто их губы встретились впервые, не помня вчерашнего столкновения.

Только когда Себастьен разжал объятия, мир снова обрушился на нее, и Розелла поняла, что совершила огромную глупость. Все преимущества, которых она добилась, теперь потеряны. Девушка отпрянула от Себастьена, дрожащие руки нащупали позади край секретера.

– Мы совершили ошибку и должны забыть все, что произошло, – произнесла она с видимым усилием стараясь скрыть разрывающую ее боль. – Я была права, решив, что нам нельзя встречаться, точнее, можно только в присутствии других, и с этого момента я не отступлю от своего решения. Ты не должен снова приходить в башенное крыло. Если придешь, я не приму тебя. – Ее голос зазвенел на высокой ноте. – Надеюсь, во имя нашей дружбы, ты выполнишь мою просьбу.

– Не могу давать обещаний, дорогая, – печально произнес Себастьен. – Но сейчас я уйду. Меньше всего мне хочется причинить тебе боль.

Розелла подумала, что он тотчас же покинет комнату, но Себастьен позволил себе на прощание еще одну нежность. Он наклонился и поцеловал ее в оба века, и только затем ушел. Девушка еще долго стояла на месте, опустив от горя голову.

Ночью жуткий крик снова ворвался в ее сон. Она продолжала крепко спать, странно спокойная, не ощущая страха. Сон словно защищал ее от внешнего мира. Душераздирающие вопли казались эхом ее собственной сердечной боли.

Утром Розелла осознала, что слышала во сне. Не просто крик, а плач. То затихающий, то возрастающий плач от безысходной тоски, не знающей ни успокоения, ни надежды. У нее пересохло в горле и мурашки побежали по спине. Когда Мари принесла подноске завтраком, объявив об еще одном прекрасном дне, Розелла не могла говорить и взяла чашку горячего шоколада дрожащими руками.

Она решила не откладывать больше переезд Мари в башенное крыло, подумав, что присутствие неподалеку другого человека даст ей душевный покой и, возможно, отгонит то ужасное надвигающееся несчастье, предвестником которого было горестное послание от женщины, страдавшей в этой же комнате много веков назад. Розелла мало-помалу успокоилась, наслаждаясь чудесным напитком и слушая милую болтовню Мари. Размышляя, она решила, что явления призрака – или чего бы там ни было – только ей одной, вызваны ее одиночеством, которое делает ее слишком восприимчивой и ранимой. Удаленность западного крыла от остального замка давала о себе знать. Даже если позвонить, из кухни придут только минут через шесть-семь, не говоря уже о служанке или лакее из апартаментов Маргариты в восточном крыле, или хотя бы из главного холла. А часовня в северном крыле находится еще дальше. Возможно, именно неудобное расположение и легенда послужили причиной редкого использования в прошлом западного крыла. Теперь девушка поняла, что в детстве ее поселили в башенной комнате, чтобы присутствие нежеланной гостьи стало менее заметным.

Одевшись, Розелла оставила Мари прибрать постель и пошла в комнату, которую посчитала подходящей для девушки. Она подумала, что нужно сделать небольшой ремонт, потому что обои выцвели и обтрепались, но с этим пока можно и подождать. Комната была идеально расположена – рядом с лестницей в башенную комнату – и имела нужный размер: ни слишком большая, ни чересчур маленькая. В прошлом здесь, видимо, занимались музыкой, так как у окна стоял клавесин, а в шкафу лежали пожелтевшие от времени ноты. Стеклянные двери открывались в сторону мощеной аллеи, которая шла параллельно окнам салонов. Мари никогда не придется ходить по этой дорожке, но возможность выйти на аллею даст девушке чувство свободы. А иногда, может быть, ей захочется посидеть на улице, словно в маленьком уединенном дворике. С одной стороны башня защитит от ветра, а с другой – каменная стена-подпора скроет от любопытных взглядов гуляющих по аллее.