Но когда проснулась следующим утром, мысли прояснились. Рис сведет ее с ума, и если она не уедет сейчас, как планировала, он в конечном счете уничтожит ее. Сегодня она пойдет на работу, напечатает интервью с Мариной и спокойно положит Грэгу на стол заявление об увольнении. Потом вернется домой, упакует одежду, закроет квартиру и сядет в автобус, направляющийся куда-нибудь.

Салли оделась и поехала на работу на автобусе, слегка опаздывая из-за автомобильной аварии, создавшей пробку.

Когда она вошла в шумный газетный зал, грохот стих почти до безмолвия и ей показалось, что все повернулись и уставились на нее. Не понимая, что происходит, она густо покраснела и поспешила в свой закуток. Бром был там, увлеченно печатая, но когда она села и сняла чехол с собственной пишущей машинки, он перестал работать и повернулся в кресле, чтобы посмотреть на нее.

— Что случилось? — требовательно спросила Салли, посмеиваясь. — У меня грязь на лице?

В ответ Бром наклонился и повернул деревянную табличку с ее фамилией лицом к ней. Салли взглянула на нее и оцепенела. Это была новая табличка с фамилией. Вместо Салли Джером та демонстративно объявляла всему миру — САЛЛИ БЭЙНС. Она рухнула в свое кресло и вытаращилась на деревяшку с таким ужасом, будто та могла укусить.

— Поздравляю, — промолвил Бром. — Должно быть, поездка была удачной.

Она не смогла придумать, что ответить; просто продолжила пялиться на табличку с фамилией. Очевидно, та появилась сегодня утром, и Салли заинтересовалась мотивом Риса. Она с тревогой ощущала, как он все туже стягивает сеть вокруг нее и, возможно, она ждала слишком долго, чтобы вырваться. Но теперь ничего не поделаешь, и профессиональная совесть не позволит ей уехать, не закончив интервью с Мариной.

— Итак? — спросил Бром. — Это правда?

— То, что мы женаты? — твердо отозвалась она. — По большей части — правда, все зависит от того, какие выводы ты сделаешь.

— И что это означает, мадам Сфинкс?

— Это означает, что свадьба не делает брак настоящим, — поддразнила она. — Не относись к этому слишком серьезно.

— Послушай, нельзя быть частично замужем, или выйти замуж, не заметив, как сделала это. Или ты замужем, или нет, — раздраженно заметил он.

— Это длинная история, — уклонилась она и была спасена от дальнейших расспросов телефонным звонком.

Вздохнув с облегчением, она взяла трубку.

— Салли Джером.

— Неправильно, — рявкнул Грэг ей в ухо. — Салли Бэйнс. Твой тайный муж предал все гласности, тем самым сняв груз с моих плеч. Я оказался бы в очень трудном положении, узнай он, что я в курсе ваших дел. Но теперь все закончено, и ситуация касается только вас двоих.

— Что вы имеете в виду? — осторожно спросила она, прикидывая, не сделал ли Рис что-нибудь еще, о чем ей пока неизвестно.

— Только это, куколка. Потому что теперь ты не один из моих лучших репортеров, теперь ты — его жена.

Ослепнув от ярости, Салли забыла, что планировала любым способом избежать огласки, и прошипела сквозь зубы:

— Вы подразумеваете, что больше не будете посылать меня на задания?

— Именно так. Поговори с ним сама. Раз он во всеуслышание объявил, что он твой муж, то я делаю вывод, что Рис более чем склонен помириться с тобой.

— Я не хочу с ним мириться, — ответила она, обуздывая темперамент и говоря приглушенным голосом, чтобы Бром не смог подслушать. — Мне нужны хорошие рекомендации. Вы ведь дадите мне их?

— Не могу, не сейчас, когда он объявил всем, что ты его жена. Он и мой босс тоже, — сухо отказал Грэг. — И он четко объяснил, что все, что касается тебя, должно быть одобрено лично им.

— Неужели? — яростно спросила она, теряя самообладание от гнева. — Я сама позабочусь обо всем, этого не будет!

Она швырнула трубку вниз, не сводя с нее глаз, затем направила горящий пристальный взгляд на Брома, который вскинул руки, будто сдаваясь, и вернулся к своей пишущей машинке.

Салли в любой момент ожидала вызова в кабинет Риса и не могла решить, хочет видеть его или нет. Было бы значительным облегчением — выпустить характер на волю и наорать на него, но она знала, что Рис воспользуется ее срывом в своих интересах и наверняка выпытает все ее планы. Лучшее, что можно сделать — закончить репортаж и уйти. Она знала свои слабости и худшие из них две — собственный характер и Рис. Самая разумная вещь — не позволить ни одной получить власть над собой.

Она очень старалась, но редко когда было так трудно сосредоточиться. Мысли метались в голове — упаковать вещи, предпринять меры, чтобы отказаться от квартиры, куда пойти потом, и вдруг, посреди всех планов, высветилась картина обнаженного Риса, его голодных глаз, когда он потянулся к ней, тело вспомнило его прикосновения и она задрожала от воспоминаний. Она жаждала его; почему он не пришел к ней прошлой ночью? Конечно, они были утомлены, истощены и раздражены, и все же… Какая же она дура! Последнее, что ей нужно — привыкнуть и впасть в зависимость от его любовных ласк! И без того трудно преодолеть влечение к нему, снова забыть безумную сладость, снедавшую ее.

Утро промелькнуло мимо, и она обреченно решила поработать после обеда, но планы были пущены под откос, когда у ее стола остановился Крис, прищурив карие глаза, молча поднял табличку с фамилией, изучил ее, затем так же молча поставил на место.

— Можешь уйти ненадолго? — спокойно спросил он, но Салли уловила подтекст в его голосе, возможно потому, что сама была очень несчастна, поэтому стала чувствительной к страданию других.

— В любом случае, время обеда, — не колеблясь, согласилась она, выключила пишущую машинку и накрыла ее чехлом. — Куда пойдем?

— Он не будет возражать? — спросил Крис, и она поняла, кого он подразумевает.

— Нет, — отрезала она и дерзко усмехнулась. — Кроме того, я не спрашиваю у него разрешения.

Он снова ничего не сказал, пока они не вышли из здания и, лавируя среди спешащих людей, обходили толпу стремящихся на обед, которая заполнила тротуары. Крис поднял голову и, сощурив глаза, взглянул на шар пылающего солнца, потом спросил:

— Ты и правда вышла за него замуж? Нелегко пожениться так быстро, если только вы не направились в Лас-Вегас.

— Мы поженились восемь лет назад, — призналась она, не отвечая на вопросительный взгляд, которым, она почувствовала, он стрельнул в нее. — Но уже семь лет живем раздельно.

Какое-то время они шли молча, потом Крис поймал ее за руку и указал на кафе. Оно выглядело не хуже любого другого, и они вошли внутрь, где их провели к маленькому столику у стены. Салли не хотела есть, поэтому выбрала только фруктовый сок и легкий салат, зная, что не съест его. Крис тоже не казался голодным, поэтому когда принесли еду, он просто пил кофе и задумчиво разглядывал бутерброд с тунцом на своей тарелке.

— Выглядит так, будто вы снова вместе, — наконец сказал он.

Салли покачала головой.

— Это то, чего он хочет.

— А ты нет?

— Он не любит меня, — печально призналась она. — Я просто вызов ему. Как я тебе и говорила, он хочет немного поиграть какое-то время. Для него не имеет значения, что попутно он уничтожит мою жизнь. Он уже разрушил мою карьеру и клянется, что поместит меня в черный список и не позволит мне найти другую работу в качестве репортера.

Крис выругался, что делал редко, и встретил удивленный пристальный взгляд Салли золотыми вспышками гнева, пылающего в темных глазах.

— Как он мог так поступить с тобой? — возмутился он.

Она сумела небрежно пожать плечами.

— По его словам, он боится, что меня убьют. И он просто не может перенести мысль о том, что я окажусь в центре какой-нибудь революции.

Но сколько раз сам Рис уезжал, чтобы сделать именно это, оставляя ее сходить с ума от беспокойства?

— Раз так, я могу его понять, — сказал Крис, криво улыбнувшись. — Признаюсь, что тоже иногда беспокоился о твоем маленьком симпатичном теле, а ведь я даже не женат на тебе.

— Но ты не собираешься бросать все ради Эми, — прямо напомнила она. — И я не откажусь от своего дела ради Риса… если у меня будет какой-то выбор. Он вредит мне, Крис. Связывает меня и душит.

— Ты его любишь.

— Пытаюсь разлюбить. Правда, пока не слишком преуспела в этом. — Потом покачала головой.

— Забудь обо мне. С Эми ситуация не изменилась?

Он понуро склонил голову на бок.

— Я все еще люблю ее. И все еще хочу жениться на ней. Но она по-прежнему не желает выходить за меня замуж, пока я не брошу заниматься репортажами, а мысль наступить на горло собственной песне и устроиться на работу с девяти до пяти заставляет просыпаться в холодном поту.

— Ты не можешь уступить? Грэг сдался, ради детей.

— Но не ради жены, — подчеркнул Крис. — Он должен был потерять ее, прежде чем оставил поле. Если бы она была жива, он, вероятно, по-прежнему упорно гонялся бы за материалом.

Это верно, и она вздохнула, отведя глаза. Требования, предъявляемые детьми, отбросить гораздо тяжелее, чем претензии взрослых, потому что дети воспринимают мир только применительно к себе и не допускают, что потребности родителей могут быть столь же важны для тех, как их собственные. Они безо всяких угрызений совести ясно выказывают свои нужды, требуя заботы, в то время как взрослые по различным причинам воздерживаются от чрезмерных категоричных притязаний, зная, что им никто ничего не должен, значит, нечего и приставать. Когда она попросила — точнее потребовала — чтобы Рис поменял работу и находился рядом с ней, то не получила ровным счетом ничего. Рис однозначно дал понять, что ее счастье не его забота. У него есть собственная жизнь, которую он и собирается прожить. Поэтому она не могла предложить Крису никакой надежды, никакого решения, так и не найдя его для себя. Что бы они ни предприняли — результатом будет страдание.