Ванесса заиграла Баха и отрешенно закрыла глаза. Больше часа она пребывала во власти красоты и нежности и гениальной музыки. Отец этого не понимал. Он не понимал, что она может играть для себя, для собственного наслаждения, и ненавидит выходить на освещенную сцену и играть для публики.

Затем ее чувства взбодрились, и она перешла к Моцарту, заиграла быстрее и оживленнее. Пылкая, почти неистовая музыка струилась сквозь нее. Когда затих последний аккорд, она ощутила почти забытое удовлетворение.

Аплодисменты у нее за спиной заставили ее резко обернуться. На одном из хрупких стульев сидел мужчина. Несмотря на солнце, слепившее глаза, и двенадцать прошедших лет, она узнала его почти сразу.

— Потрясающе!

Брэди Такер поднялся и подошел к ней. На мгновение его высокая худощавая фигура закрыла солнце, и свет засиял вокруг его головы, точно нимб.

— Изумительно!

Она молча смотрела на него.

— С возвращением, Ван. — Он протянул ей руку.

— Брэди, — пробормотала Ванесса, вставая со стула, а затем вдруг ударила его кулаком в живот. — Ах ты, негодник!

Он со всхлипом плюхнулся на банкетку возле пианино. Этот звук был ей так же сладок, как и музыка. Сморщившись, он поднял голову и сипло проговорил:

— Я тоже рад тебя видеть.

— Как ты здесь очутился?

— Твоя мамочка меня впустила.

Когда он встал, ей пришлось откинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза — в его потрясающие синие глаза.

— Я не хотел мешать и потому присел тут на стульчик. Не ожидал от тебя такого удара.

— Вот и напрасно! — Она была рада, что ей удалось застать его врасплох. Таким образом она хоть немного отплатила ему за ту боль, которую он ей когда-то причинил. Когда она услышала его по-прежнему глубокий обольстительный голос, ей снова захотелось его ударить. — Она не говорила, что ты в городе.

— Я вообще-то здесь живу. Вернулся год назад.

Ванесса капризно надула губы. Он надеялся, что хоть это в ней изменилось, потому что когда она так делала, то становилась совершенно неотразимой.

— Можно мне сказать тебе, что ты потрясающе выглядишь, или мне лучше защищаться?

Скрывать волнение Ванесса научилась хорошо. Она села, разгладила юбку и разрешила:

— Что ж, валяй.

— Ладно. Ты потрясающе выглядишь. Правда, немного отощала.

Она снова обиженно надула губы:

— Таков ваш диагноз, доктор Такер?

— В общем да, — ответил он, пристраиваясь рядом с ней на банкетке и вдыхая манящий и тонкий, точно лунный свет, аромат ее духов. Ее притяжение было не то чтобы неожиданным, но оно разочаровало его. Пусть они и сидели рядом, она осталась далекой, будто их по-прежнему разделял океан.

— Ты тоже неплохо выглядишь, — сказала она, сожалея, что это правда. Он был худощав и спортивен, как в юности. Его нежное прежде лицо приобрело зрелую мужественность, которая делала его еще более привлекательным. У него были волосы цвета воронова крыла и длинные густые ресницы, а руки такие же сильные и красивые, как и тогда, когда он впервые коснулся ее. «Сто лет назад», — подумала она, складывая свои руки на коленях. — Мать сказала, что ты работаешь в Нью-Йорке.

— Да, верно. — Он чувствовал себя смущенным, точно влюбленный школьник. Двенадцать лет назад он знал, как себя с ней вести. По крайней мере, ему казалось, что знает. — Я приехал помочь отцу. Он собирается оставить практику через год-два.

— Просто не верится… Ты здесь… А доктор Такер уходит на пенсию…

— Времена меняются.

— Это точно, — согласилась Ванесса, ощущая какую-то детскую неловкость оттого, что они сидят рядом. Она тут же мысленно себя одернула, но тем не менее встала. — Еще мне не верится, что ты врач.

— Пока я учился, мне тоже не верилось.

Она нахмурилась. Брэди был в джинсах, свитере и кроссовках — точно школьник.

— Кстати, и внешне ты не похож на врача.

— Показать тебе стетоскоп?

— Не надо. — Ванесса сунула руки в карманы. — Мама сказала мне, что Джоанн вышла замуж.

— Ну да — за Джека Найта. Никого лучше не нашла. Помнишь его?

— Смутно.

— Он на год старше меня. Звезда футбола. Года два он играл в профессиональной команде, потом получил травму колена и бросил. — Брэди усмехнулся. Щербинка на одном из передних зубов всегда казалась ей очень милой. — А Джоанн будет очень рада видеть тебя, Ван. Я бы тоже хотел к ней наведаться. У меня пара пациентов, но к шести я освобожусь. Почему бы нам не съездить куда-нибудь поужинать, а потом к ней?

— Что-то не хочется.

— Почему?

— Потому что в последний раз, когда ты обещал за мной приехать, ты так и не явился.

Он сунул руки в карманы:

— А ты злопамятная.

— А ты как думал?

— Мне было восемнадцать лет, Ван, и у меня были причины.

— Сейчас все это не важно, — отрезала она, чувствуя жжение в желудке. — Я просто не хочу начинать там, где мы закончили.

Он задумчиво взглянул на нее:

— Да я и не собирался…

— Отлично, — поддержала она с внутренней ненавистью. — У нас у каждого своя жизнь, Брэди. Давай оставим все как есть.

Он медленно кивнул.

— А ты больше изменилась, чем я думал.

— Да. Мы оба изменились. — Она поднялась и вышла из комнаты, по пути бросив ему: — Ты помнишь, где тут выход.

— Ага, — ответил он себе, когда остался один. Он помнил, где выход. Но он забыл, что стоит ей надуть губы, и он обо всем забывает.

Глава 2

Ферма стояла на холмах, среди бурых и зеленых полей. Ванесса отметила, как хорошо поднялись травы и как весело зеленеют ростки кукурузы. Три больших квадратных загона были огорожены у коровника. Рядом суетились цыплята, склевывая с земли зерна. Тучные коровы лежали на склоне холма, не беспокоясь шумом подъезжающей машины. Но гуси у ручья испуганно бросились прочь. К дому вела ухабистая дорога, посыпанная гравием. Подъехав поближе, Ванесса остановила машину и вышла. Вдалеке пыхтел трактор, поскуливала собака, а вокруг оглушительно щебетали птицы, чьи музыкальные пересуды напоминали ей соседскую болтовню через изгородь.

Отчего-то ее охватило волнение. Это было глупо, но она ничего не могла с собой поделать. Здесь, в этом трехэтажном доме с многочисленными пристройками, кривыми трубами и шаткими крыльцами, жила ее лучшая и самая близкая подруга, с которой она, бывало, делилась всеми чувствами, мыслями, мечтами и разочарованиями.

Но тогда они были детьми. А дети, как известно, существа эмоциональные и впечатлительные — особенно девочки-подростки. Их дружба не успела охладеть сама собой, поскольку произошел внезапный и полный разрыв. И столько воды утекло с тех пор, что надеяться на восстановление прежних связей и чувств было бы наивно и слишком оптимистично.

Так говорила себе Ванесса, поднимаясь по скрипучим деревянным ступеням крыльца.

Дверь распахнулась. Вид женщины, вышедшей на крыльцо, вызвал в памяти Ванессы целый рой воспоминаний, однако сейчас она не чувствовала ни тени смущения или сожаления, как во время встречи с матерью. «Она совсем не изменилась», — только и могла подумать Ванесса. Джоанн как была, так и осталась крепко сбитой брюнеткой с формами, которым Ванесса всегда завидовала. Ее короткие волосы непослушно топорщились вокруг миловидного лица. Черные волосы, голубые глаза и губки бантиком сводили с ума мальчишек в школе.

Ванесса забормотала что-то, неловко подыскивая слова, но Джоанн с громким воплем бросилась к ней, и в следующий миг они уже обнимались, щипали и тискали друг друга, и двенадцать лет, разделявшие их, растаяли среди смеха, слез и потока бессвязных слов.

— Да ты ли это? Ты…

— Как я по тебе скучала… слушай…

— Подожди…

— Прости меня… я…

— Да когда я узнала, что ты… — Джоанн, покачав головой, вырвалась из объятий подруги. — О боже, как я рада тебя видеть, Ван!

— Поверишь, мне страшно было к тебе заявиться, — сказала Ванесса.

— Почему?

— Я боялась, что ты вежливо предложишь мне чаю и не будешь знать, о чем со мной

говорить.

Джоанн достала из кармана скомканный платок и высморкалась.

— А я тоже боялась, что ты приедешь чисто из вежливости — вся в мехах и бриллиантах.

— Свои меха я оставила дома, — усмехнулась Ванесса.

Джоанн схватила ее за руку и потащила в дом.

— Пойдем! Может быть, я и правда угощу тебя чаем.

Они вошли в светлую и чистую прихожую, а оттуда в гостиную с диванами блестящего красного дерева, с выцветшей обивкой, ситцевыми занавесками и плетеными ковриками. О том, что в доме есть маленький ребенок, говорили детские зубные кольца, погремушки и мягкие игрушки. Ванесса не сдержалась и взяла в руки бело-розовую погремушку.

— У тебя девочка.

— Лара, — просияла Джоанн. — Она просто чудо. Она скоро проснется, и ты ее увидишь.

— С ума сойти, — Ванесса тряхнула погремушку, — ты — мама.

— Я почти привыкла. — Джоанн взяла Ванессу за руку и усадила на диван. — А мне не верится, что ты здесь. Ванесса Секстон, концертирующая пианистка и мировая знаменитость.

— Ой, не надо, — поморщилась Ванесса. — Это не я. Она осталась в Вашингтоне.

— Перестань, — рассмеялась Джоанн, блестя синими, как у брата, глазами. — Ты — наша гордость. Бывает, промелькнешь в новостях, а в городе только и разговоров об этом. Ты ведь нас прославила.

— Как же, — улыбнулась Ванесса. — А у тебя прелестное гнездышко, Джоанн.

— Не понимаю, как это случилось! Я всегда думала, что буду жить где-нибудь в Нью-Йорке, ловить на улицах такси, ездить на бизнес-ланчи, все в таком роде.

— Здесь лучше, — Ванесса откинулась на подушки дивана, — гораздо лучше.