Боясь разбудить его, она легко коснулась губами его губ, но даже столь беглое прикосновение взбудоражило ее. Поколебавшись, она провела кончиком пальца по линии его плеч и далее по спине. Желание росло и разливалось у нее внутри.

Брэди спал и видел сон. Даже во сне он понимал, что это лучший сон его жизни. Ему снилась Ванесса. Они лежали в постели под теплым одеялом, и ее прекрасные пальцы нежно поглаживали его. Он чувствовал на губах ее мягкий сладкий поцелуй. Он обнял ее, и она изогнулась в его руках. Когда она тихонько позвала его — раз, второй, — ее слова проникли сквозь дымку сна. Он открыл глаза и увидел ее.

Она улыбалась, и это был не сон. В ее дымчато-зеленых глазах темнела страсть. Ее стройное нежное тело прижималось к нему.

— Доброе утро, — пробормотала она, — я не знала…

Он закрыл ей рот поцелуем. Сон и реальность смешались.

Солнце было уже высоко, когда он спросил:

— А что ты говорила?

Она лежала на нем, слушая, как бьется сердце у него в груди.

— Что я говорила? — не сразу вспомнила она. — Ах да! Я хотела спросить, есть ли у тебя с утра пациенты.

— Сегодня воскресенье и приема нет. Но я должен съездить в больницу — проверить, как там мистер Бенсон и еще несколько человек. А у тебя какие планы?

— Ничего особенного. Уроки. Теперь у меня десять учеников.

— Десять? — В его вопросе было больше насмешки, чем удивления.

Она поерзала, положила руки под голову.

— Родители одолели меня вчера на пикнике.

— Десять учеников, — усмехнулся он. — Целый класс. Так ты и застрянешь в Хайтауне.

— На все лето, по крайней мере. Я еще не решила, поеду ли осенью в турне.

«То есть у меня есть лето, чтобы уломать ее», — смекнул Брэди.

— Как насчет ужина?

— Мы пока даже не завтракали.

— Нет, вечером. Давай устроим свой пикник из остатков еды — только ты и я.

Только ты и я.

— Конечно давай.

— Вот и хорошо. А теперь предлагаю правильно начать день.

Она щелкнула языком и прижалась губами к его груди.

— Мне кажется, мы его уже начали.

— Нет, я имею в виду, не потрешь ли ты мне спинку?


Ванесса поняла, что быть одной в доме не так уж плохо. Когда Брэди отвез ее домой, она надела джинсы и свитер и собралась провести день за фортепиано — позаниматься, продумать уроки и — если будет настроение — посочинять. На сочинение музыки у нее никогда не хватало времени. Но теперь у нее было целое лето. Пусть на уроки с учениками будет уходить десять часов в неделю и еще столько же на подготовку к ним, у нее все равно останется масса времени, которое можно будет посвятить ее первой любви. Да, первой ее любовью все-таки был Брэди. И первым любовником. И скорее всего, последним. Он любит ее. Либо верит, что любит. Он ни за что не сказал бы «люблю», если бы сам не верил. И она не сказала бы. Прежде чем рискнуть произнести эти три слова, она подумала и решила, что этим не навредит ни себе самой, ни ему, ни остальным. Возможно, она ошиблась и тем самым поставила под угрозу свое будущее. Но сейчас ей не хотелось загадывать на будущее. Не сегодня. Ей хотелось наслаждаться сегодняшним днем.

Ванесса направилась в музыкальную комнату, но тут зазвонил телефон. В гостиницах у нее выработалась привычка не подходить к телефону, чтобы лишний раз не отвлекаться. Она подождала, надеясь, что звонки прекратятся, — но звонивший был настойчив. На пятой трели она сняла трубку.

— Алло?

— Ванесса? Это ты?

— Да. Фрэнк? — Она узнала нервный голос преданного ассистента отца и даже представила себе, как он сейчас потирает взмокшую от волнения обширную лысину. — Как дела, Фрэнк?

— Хорошо, спасибо. А ты, ты как?

— Все в порядке. — Она улыбнулась. Ей нравился Фрэнк, хотя отец терпел его лишь потому, что тот был готов работать сорок восемь часов в сутки и никогда не жаловался. — Как твой новый протеже?

— Протеже? Ах, Франческо? Блестяще, просто блестяще. Правда, он чертовски капризен, но это из-за темперамента. Он будет играть на благотворительном концерте в Кордине.

— В пользу детей-инвалидов, который организует фонд принцессы Габриэллы?

— Да.

— Я уверена, что он не подведет.

— Нет, конечно, никто не сомневается. Но видишь ли, принцесса… — он замялся, — в общем, она просила меня — лично, — чтобы я уговорил тебя принять участие.

— Фрэнк… Я не знаю. Я пока не решила, вернусь ли я вообще на сцену.

— Ванесса, не шути так. С твоим талантом…

— Вот именно — с моим талантом, — нетерпеливо перебила она. — Не пора ли понять, что это мой талант?

— Э-э… — он снова замялся, — я знаю, что отец бывал иногда жесток к тебе, но это потому, что ему было хорошо известно, какими способностями ты обладаешь.

— Можешь не объяснять, Фрэнк.

— Да-да, конечно.

Ванесса глубоко вздохнула. Нехорошо было с ее стороны отыгрываться на беззащитном Фрэнке, чем частенько грешил ее отец.

— Я понимаю, в каком положении ты находишься, Фрэнк, но я уже направила принцессе свои извинения и пожертвование.

— Я в курсе. Поэтому она и связалась со мной — добраться до тебя она не смогла. И хотя я не твой официальный менеджер, она знает, что мы поддерживаем отношения, так что…

— Если я решу вернуться на сцену, Фрэнк, то ты будешь моим менеджером, — пообещала Ванесса.

— Да-да, я тебе очень признателен, но все-таки этот концерт очень важен, — гнул свое Фрэнк, — и принцесса настаивает. Тебе ведь не нужно будет играть целую программу, они просили два номера, но даже один — и то будет хорошо. Твое имя в программе привлечет огромное внимание к этому событию, и… — он должен был сделать паузу, потому что ему не хватило воздуха, — поможет несчастным детишкам.

— И когда концерт? — спросила Ванесса, готовая сдаться.

— В будущем месяце.

— В будущем месяце? — Она закатила глаза. — Да уже почти будущий месяц, Фрэнк.

— В третью субботу июня.

— Через три недели. — Она протяжно вздохнула. — Ну ладно, хорошо. Только для тебя, Фрэнк.

— Ванесса, не могу выразить тебе своей…

— Ах, Фрэнк, не стоит.

— Ты можешь жить во дворце сколько захочешь.

— Нет. Я останусь только на одну ночь после концерта. Подробности направь мне сюда по почте. И передай мои лучшие пожелания ее высочеству. Пока, Фрэнк, увидимся через три недели.

Она повесила трубку. Странно, что она не разволновалась при мысли о предстоящем выступлении, да еще в таком огромном зале, как в Кордине. А что, если у нее снова заболит желудок? Что ж, она как-нибудь переживет, ей не привыкать. Наверное, это судьба, что Фрэнк позвонил ей именно сейчас — когда она балансирует на невидимой границе, не зная, идти ли ей вперед, оставаться на месте или повернуть назад. Но решение все-таки придется принять, и она надеялась, что это будет верное решение. Думая так, Ванесса отправилась заниматься.

Когда вернулся Брэди, она играла — незнакомая романтическая музыка лилась в открытые окна. В цветах жужжали шмели, трещала газонокосилка, и звучала музыка. Ну не чудо ли? Женщина с маленьким ребенком, проходившая мимо, остановилась и слушала.

Дверь была незаперта. Он вошел и, стараясь не шуметь, поднялся по лестнице. Ему казалось, что он идет сквозь поток звуков. Она не увидела его. Она сидела с закрытыми глазами и загадочно улыбалась. Казалось, будто образы, живущие в ее воображении, переливались по пальцам на клавиши. Музыка была медленная, мечтательная и полная такой внутренней страсти, что у Брэди захватило дух.

Закончив, Ванесса открыла глаза и посмотрела на него. Она ничуть не удивилась — будто знала, что он здесь.

— Привет.

Подходя к ней, он даже не был уверен, что сможет заговорить.

— Это просто чудо. — Он снял ее руки с клавиш. — Там на улице стоит женщина и слушает. Я видел ее, когда проезжал мимо, и мне показалось, что у нее щеки мокрые от слез.

— О, это самый ценный комплимент. Значит, тебе понравилось?

— Очень. Как называется эта музыка?

— Пока не знаю. Я работаю над ней последнее время, и до сегодняшнего дня не вполне ладилось.

— Ты сама это сочинила? — На подставке стоял исписанный лист нотной бумаги. — Я и не знал, что ты пишешь музыку.

— Надеюсь, мне удастся закончить эту вещь. — Ванесса потянула его за руку, усаживая рядом. — Может, поцелуешь меня для начала?

— По меньшей мере. — Он крепко поцеловал ее теплыми губами. — И давно ты сочиняешь?

— Уже несколько лет — когда удавалось улучить минутку, свободную от репетиций, выступлений, занятий и переездов. А это удавалось крайне редко.

— Но на дисках ничего не выходило.

— Нет. У меня нет ни одного законченного сочинения. А ты откуда знаешь?

— У меня есть все твои записи, — ответил Брэди, но, увидев ее самодовольную улыбку, поспешил прибавить: — Но я их, конечно, не слушаю. Ой! — вскрикнул он, ощутив удар локтем по ребрам. — А ты любишь сочинять?

— Еще бы! Это я люблю больше всего. Только, как я сказала, времени не хватает.

— Пойдем. — Он встал и потащил ее за собой.

— Куда?

— Сядем на диван, там удобнее. — Усадив ее, он устроился рядом, положил руки ей на плечи и, внимательно глядя ей в лицо, велел: — Ну, рассказывай.

— О чем?

— Я хотел подождать, пока ты выздоровеешь. — При этих словах она сразу насторожилась. — Чего ты так испугалась? Как друг, как врач и как любящий тебя человек я хочу знать, почему ты заболела. Я хочу сделать все, чтобы это не повторилось.

— Но ты сам сказал, что я уже выздоровела.

— Случается, что язвы рецидивируют.

— Не было у меня никакой язвы.

— Ты можешь сколько угодно отрицать очевидное — однако факты от этого не изменятся. Расскажи мне, как ты жила в последние годы.