— Странно было бы с моей стороны просвещать тебя на эту тему, Ван. Если тебе интересно, то ты должна обратиться к матери.

— Я не знаю, как к ней обращаться, что у нее спрашивать. Отец мне ничего такого не говорил.

Брэди не был удивлен, но он не верил, что ее отец помалкивал, озабоченный исключительно благом дочери.

— А что еще она тебе рассказала? Ты не спрашивала, с чего это она вдруг?

— Мне не пришлось допытываться — она сама призналась. Она сказала, что даже не любила этого человека, что изменяла с ним ради секса.

Брэди потупился, глядя на банку с пивом.

— Что ж, предлагаю вытащить ее на улицу и на глазах у всех забить камнями.

— Это не смешно! — взорвалась Ванесса. — Она изменяла мужу и делала вид, будто ничего не происходит, будто мы по-прежнему одна семья.

— Все это так, — спокойно согласился Брэди, — но, зная Лоретту, можно не сомневаться, что у нее были для этого серьезные причины. Странно, что это не пришло тебе в голову.

— Как ты можешь оправдывать супружескую измену?

— А я и не оправдываю. Я всего лишь хочу напомнить тебе, что в жизни есть не только черное и белое, и я уверен, что, когда ты успокоишься, ты еще спросишь у матери об этих серых пятнах.

— А если бы такое случилось в твоей семье? Как бы ты себя чувствовал?

— Паршиво, чего уж там. — Брэди отставил пиво в сторону. — Обнять тебя?

— Да, — пробормотала Ванесса, чувствуя, что слезы вот-вот польются из ее глаз, и с благодарностью прижалась к нему.

Он нежно обнимал ее и гладил по спине. Как друг. Он понимал, что большего сейчас не требуется. Какими бы сложными ни были его чувства, он не мог отказать ей в этом. Его губы легко касались ее волос — он любил их густой глубокий цвет, аромат, тепло. Она крепко его обняла и положила голову на грудь. «Идеальный у нее все-таки рост, — думал Брэди, — как раз мне до подбородка».

Он был такой прочный. Из ветреного мальчишки он превратился в удивительно крепкого, надежного мужчину. Без лишних вопросов он давал ей именно то, что ей сейчас было нужно. Ни больше ни меньше. Закрыв глаза, она думала о том, как просто — до ужаса просто было бы влюбиться в него заново.

— Как ты себя чувствуешь? Лучше?

Лучше или нет — она не знала, но то, что чувствовала, — это несомненно. Гипнотические поглаживания по спине, ровный ритм его сердца. Она подняла голову и взглянула в его глаза. В них было понимание и сила, приобретенная в ее отсутствие.

— Я никак не пойму: ты изменился или нет?

— И да и нет. — Ее запах проникал ему в самые печенки. — Я рад, что ты вернулась.

— Я не хотела, — вздохнула Ванесса. — Я боялась снова встречаться с тобой. Сегодня я разозлилась на тебя, потому что ты заставил меня вспомнить прошлое, которого я, по правде говоря, так и не смогла забыть.

Он был не в состоянии далее выносить ее взгляд. Еще пять секунд — и он забудет, что она приехала сюда за дружеской поддержкой.

— Ван… тебе надо серьезно поговорить с матерью. Давай я отвезу тебя домой.

— Я не хочу сегодня к ней возвращаться. — Ее слова эхом отдались у него в голове. Она помолчала, крепко сжав губы, а затем продолжила: — Позволь мне остаться у тебя.

Он нарочито медленно опустил руки ей на плечи и сделал шаг назад.

— Это не самая лучшая идея.

Увидев, как ее губы капризно надуваются, он едва не застонал.

— Всего пару часов назад ты был противоположного мнения. — Она сбросила его руки со своих плеч и отвернулась. — Понятно: ты по-прежнему много говоришь и мало делаешь.

Он рывком заставил ее повернуться, и угрозы готовы были сорваться с языка, но под ее взглядом весь его пылающий гнев мгновенно погас.

— Умеешь ты это, — только и оставалось сказать ему.

Она склонила голову набок:

— Беру с тебя пример.

— Негодница.

Она откинула голову и с вызовом уставилась на него, а у него промелькнуло желание схватить ее за горло и задушить.

— Вот как затащу тебя сейчас наверх, так ты узнаешь, почем фунт лиха.

В ответ она ощутила волнующую смесь тревоги и любопытства — интересно, на что же это будет похоже? Не этого ли ей хотелось отведать с первого момента их встречи? Может быть, настало время для безрассудных поступков?

— А ну-ка, попробуй.

Он томился от желания, глядя, как она смотрит на него из-под полуопущенных век, вскинув голову и надув мягкие губы. Он знал, каково это будет. Черт бы ее побрал. Напрасно он так долго гнал от себя эти картины — теперь они с небывалой четкостью возникли в его мозгу. Он отшатнулся, сопротивляясь ее притяжению.

— Ты напрашиваешься, Ван.

— Если ты меня не хочешь, то почему…

— Ты знаешь, что хочу! — рявкнул он и отвернулся. — Черт побери, я всегда тебя хотел! С тобой я снова чувствую себя восемнадцатилетним юнцом. — Он схватил банку пива и сделал жадный глоток. — Не приближайся ко мне. Ложись спать наверху на моей кровати, а я устроюсь тут — у меня есть спальный мешок.

— Но почему?

— Сейчас не время. — Он прикончил пиво и швырнул пустую банку в гулкий железный ящик. — Это будет плохой старт для начала отношений. Сегодня ты не в том настроении. Ты расстроена и злишься на свою мать. Короче, я не хочу, чтобы все выглядело так, будто я воспользовался ситуацией.

Ей нечего было возразить. Она и вправду пребывала в расстроенных чувствах.

— Нам всегда что-то мешало.

— Ничего, настанет наше время. А сейчас иди наверх. Вот, черт возьми, какой я благородный.

— Да, жаль, но это так.

— А мне-то как жаль, — пожаловался он, потирая затылок.

— Нет, я не имею в виду эту ситуацию. Тут ты совершенно прав. Это просто напомнило мне, как я в тебя влюбилась. И почему.

Прижав руку к своему томящемуся нутру, он мрачно смотрел, как она поднимается по лестнице, и бормотал:

— Вот спасибо тебе, теперь я точно не усну.


Ванесса лежала в кровати Брэди под его одеялом. В ногах у нее, тихо посапывая, спал Конг. Ванесса не спала. Она лежала, глядя в густую темноту, какая бывает ночью только за городом.

А что, если бы он согласился? Отчасти ей этого хотелось. Разве все эти годы она не ждала тех чувств, которые только он мог ей дать? И все же с ее стороны предлагать себя ему было безрассудно, опрометчиво, это противоречило инстинкту самосохранения.

Совсем недавно она спаслась, можно сказать, бегством, когда он хотел с ней переспать. Не глупо ли было явиться к нему после этого на грани нервного срыва и требовать того же? Абсолютно глупо. С ним она всегда теряла всякую способность соображать. Ей отказывал здравый смысл. Теперь она лежала в его кровати одна, мучаясь бессонницей, потому что он понял ее лучше, чем она могла себя понять. За все годы своих странствий ни один из ее знакомых мужчин так и не сумел отпереть запоров, за которыми она держала собственные чувства.

А Брэди сумел. И что ей теперь с этим делать?

Она была уверена — почти уверена, — что, если ничего не изменится, она безболезненно уедет отсюда, когда будет готова. Нужно только думать о нем как о друге — о друге, который иногда бывает несносен, — и она, отдохнув, со спокойной душой продолжит свою карьеру. Но стоит им раз переспать — первый и единственный раз в ее жизни, — и воспоминания об этом будут преследовать ее до конца дней. Было еще одно обстоятельство, которое осложняло все дело: она не хотела причинять ему боль. Ни за что. Как бы глубоки ни были порой ее гнев на него и обида. Она знала, каково жить с такой болью — изводящей и ноющей, — когда понимаешь, что на тебя наплевали и забыли. Нет, она не хотела этого для Брэди. Раз он по доброте душевной приютил ее на время у себя в доме, она отплатит ему за доброту тем, что будет держаться от него на почтительном расстоянии.

Нет, мрачно думала Ванесса, они не станут любовниками. У нее вообще не будет любовников. Ее мать завела любовника и разрушила тем самым три жизни. Ванесса знала, что отец никогда не был счастлив. Он был одержим, это да. Одержим карьерой своей дочери. И ожесточен до ужаса. Он не простил своей жене измены. Мало того, что он не позволил им переписываться, Ванесса не могла припомнить случая, чтобы он вообще вспоминал о матери, произносил ее имя.

От этих мыслей боль в желудке усилилась, и Ванесса свернулась калачиком. Когда-нибудь она, возможно, простит своей матери, что она сделала и чего не сделала. Закрыв глаза, она прислушалась к звукам ночи — далеко в горах прогремел гром, сова закричала в лесу.

Ванесса проснулась на рассвете, под перестук дождя. Его музыка зазвучала у нее в голове. Чувствуя страшную разбитость, она села на кровати, обхватив колени, и огляделась. В комнате было сумрачно. Конг исчез, но тепло его тела осталось на ее простынях. Пора было и ей спускаться вниз. Вопреки соблазну залезть в большую ванну, она приняла душ в кабинке, сделав выбор в пользу практичности, и десять минут спустя уже спускалась по лестнице.

Брэди лежал на животе в своем помятом спальном мешке и спал, уткнувшись лицом в крохотную подушку. Конг сидел рядом, терпеливо ожидая, когда хозяин проснется. Сердце у нее защемило. Когда она спустилась, Конг разинул пасть в улыбке и застучал хвостом об пол. Она испуганно приложила палец к губам, однако пес, конечно, не умел понимать язык жестов, и потому он два раза громко и пронзительно тявкнул и принялся со всех сторон облизывать лицо Брэди. Тот сонно чертыхнулся и, отпихнув от себя Конга, закричал:

— Отвали, чтоб тебя! Ты что, не видишь: я умер!

Конг бесстрашно прыгнул на него сверху.

— Иди сюда, малыш, — позвала Ванесса, открывая дверь.

Конг в два прыжка очутился рядом и радостно выскочил под дождь. Брэди тем временем сел, обернув вокруг пояса спальный мешок.

— Ты чего такая красивая с утра? — сонно улыбнулся он.