Барбара Картленд - Незабываемый вальс

Она улыбнулась.

— Вот сейчас я думаю о том, что вы самый замечательный мужчина в мире. Вы взяли меня в Париж и спасли от папы.

Граф не знал, какие доводы он должен привести, чтобы убедить Батисту, что ей не подобает говорить подобные вещи. Он заговорил об искусстве, и Батиста удивила его своими познаниями в этой области. Потом он снова принялся рассказывать ей о Париже, и девушка слушала его с огромным интересом. Незаметно для себя граф описал разных политических деятелей, людей, с которыми намеревался встретиться, словом, все то, что сейчас было у него на уме.

Ужин прошел оживленно, и, когда слуги покинули комнату, она сказала:

— Я могу ошибаться, только мне кажется, что вы едете в Париж не ради одних лишь развлечений.

Граф был поражен ее проницательностью.

Он вдруг осознал, что рассказал Батисте то, что никогда не стал бы рассказывать ни Марлин, ни любой другой женщине своего круга. Он говорил с ней, как говорил бы с приятелем, особенно когда описывал политиков, которых надеялся увидеть во французской столице.

— Что заставило вас так думать? — поинтересовался граф.

— Вам, такому умному и привлекательному мужчине, — ответила Батиста, — не надо ехать в Париж, чтобы отдохнуть и развлечься. К тому же на следующей неделе в Эпсоме[5] скачут две ваши лошади, а вы вряд ли стали бы пропускать такое важное событие ради нескольких балов и посещений Гранд Опера.

Граф удивился, насколько точна была эта догадка, но ему не хотелось признавать ее правоту:

— Я вернусь до начала «Королевского Аскота». — Он действительно надеялся быть в Англии к началу скачек.

— Как бы мне хотелось посмотреть, как вы выиграете «Золотую Чашу», — печально вздохнула Батиста.

— В этом году мне может не повезти. Хотя я и думаю выставить на скачки сразу двух своих лучших лошадей.

— Но вы ведь постараетесь выиграть!

— Каждый участник состязаний стремится победить. Но на таких скачках, где представлены только первоклассные лошади, всегда присутствует элемент удачи. Иногда все зависит от жребия, от состояния беговой дорожки. Иногда лошадь подходит к состязаниям не в самой лучшей форме, а бывает, что жокей оказывается не так сметлив, как ты предполагал.

— Все в жизни немного зависит от случая, — согласилась Батиста. — Я помню, мама как-то сказала: «Повезло тому, кто родился красивым, умным и богатым, но для счастья нужна любовь, а тут уже ничего не предугадаешь».

— Полагаю, что ваша мать, говоря это, подразумевала свой брак, — съязвил граф.

— Наверное, так и было, — подтвердила Батиста. — Маму выдали замуж в семнадцать лет. Ее родители, сами не будучи людьми состоятельными, посчитали за счастье, когда их дочери подвернулась такая выгодная партия. Но с годами папа очень изменился. Он винил маму в том, что ее красота искушает его, заставляет грешить. Что было дальше, вы уже знаете. Счастье изменило маме.

— Видимо, так оно и было, — согласился граф. — Судя по тому, что вы рассказали о своем отце.

— А мне счастье улыбнулось. Мне посчастливилось встретить вас, милорд.

Девушка вздохнула.

— Мы уже скоро приедем в Париж, и я разыщу маму. Я знаю, что, может быть, никогда больше не увижу вас. Но я всегда буду помнить сегодняшний вечер, этот ужин и все, что вы мне рассказали.

Граф уловил нескрываемую горечь в ее словах. Он улыбнулся, их взгляды встретились, и Ирвин Хоксхед долго не мог оторвать от нее глаз.

Он привык к выражению восхищения на лицах женщин, но Батиста смотрела на него совсем иначе. Он не мог объяснить, в чем заключалось это отличие, но от ее взгляда графу опять стало не по себе.

Граф поспешно встал из-за стола.

— Завтра нам придется рано выезжать, Батиста, — сказал он. — Вам надо отдохнуть.

Девушка немного помолчала, потом тихо сказала:

— Да, конечно… как скажете, милорд.

— Я попросил Барнарда достать вам амазонку для завтрашней поездки. Он уже долгое время служит у меня и редко не справляется с моими поручениями.

— Благодарю вас… вы очень добры.

Она говорила чуть слышно. От ее былого задора не осталось и следа.

Намеренно избегая взгляда Батисты, граф подал ей руку:

— Спокойной ночи, Батиста, и приятных сновидений. Я жду вас здесь в восемь утра к завтраку.

— Спокойной ночи, милорд.

Она коснулась его руки, сделав при этом реверанс, и он почувствовал, как дрожат ее пальчики. Графу показалось, что он держит в руках нежно трепещущую бабочку.

Батиста, не оборачиваясь, вышла из гостиной.

А граф еще долго стоял неподвижно и смотрел на закрытую дверь.

Батиста скакала рядом с графом на прекрасном жеребце и не переставала вновь и вновь благодарить судьбу.

В то утро она встала в семь часов, с нетерпением ожидая предстоящего путешествия. Служанка принесла ей амазонку. Волшебник Барнард достал ее, как казалось Батисте, у лучшей портнихи города.

Амазонка из легкой голубой ткани и впрямь была очаровательна. Ее цвет удивительно перекликался с голубизной глаз девушки.

— Боюсь, она слишком тонка, мисс Батиста, — обеспокоенно сказал Барнард, когда она благодарила его, — но сейчас в продаже только летняя одежда.

— Она прекрасно подходит для езды, — заверила его Батиста, — и мне не надо ничего теплее.

Она пришла в восторг от изящной французской шляпки, которая была куплена специально к платью. Английским головным уборам было не сравниться с этим чудом.

Ей показалось, что граф тоже оценил ее наряд.

Лошади были уже накормлены и готовы к дороге. Как только коляска выехала из города, граф и Батиста пересели на лошадей.

Девушке достался норовистый и пугливый жеребец. Он отдохнул после вчерашней дороги и скакал довольно резво. Граф отметил, что Батиста умело управляла конем и легко утихомирила его после бодрого галопа.

Они проскакали часа два, а потом пересели на козлы, потому что граф любил не только скакать верхом, но и править лошадьми. Слуги перешли внутрь коляски.

Батиста широко улыбалась. Она разрумянилась от скачки и показалась Ирвину как никогда красивой.

— Представьте себе, как мы подъедем к шикарной гостинице и швейцар бросится открывать дверь коляски, ожидая увидеть там господ, а на нас и внимания не обратит.

— Думаю, что даже самые бестолковые слуги не примут вас, мадемуазель Батиста, за кучера.

Батиста засмеялась.

— А что если я положу начало новой моде? Возьмете тогда вы меня к себе на службу, милорд?

— Ни в коем случае! — отрезал граф. — Я не одобряю, когда женщины берутся за мужские дела.

— Я так и думала, что вы это скажете, — ответила Батиста, — по-вашему, надо полагать, женское дело — это исключительно домашняя работа, воспитание детей и рукоделие.

— Да, таково мое мнение, — подтвердил граф.

— А как же актрисы?

— Актрисы вообще народ особый, — сказал он наставительно. — Вы даже думать не должны о сцене.

— Ну вот, вы сами подали мне прекрасную мысль. Теперь я непременно обдумаю этот вариант, — и с озорной улыбкой сказала Батиста.

— В таком случае я буду вынужден поставить вашего отца в известность относительно вашей деятельности, — пригрозил граф.

— Вы не способны на такое вероломство, предательство и на такую жестокость, — возразила Батиста.

Она искоса взглянула на графа и добавила:

— Я знаю, вы только дразните меня, но мне до сих пор страшно даже подумать о возвращении к отцу. Что если он уже догоняет нас, появится в любой момент и заберет меня?

При этих словах она испуганно обернулась, словно боясь увидеть погоню, и граф сухо заметил:

— Вашему отцу не догнать нас. Я сомневаюсь, что ему удастся найти коляску и лошадей быстрее моих. Ему не покрыть такого большого расстояния, даже если он не будет останавливаться на ночлег.

Батиста облегченно вздохнула. Вчера граф не очень-то поверил в ее рассказ, решил, что, возможно, обращение ее отца было далеко не таким ужасным, как она его описала. Но сейчас он заметил, что одна только мысль о нем приводила девушку в ужас. Граф прекрасно понимал, что ни одному отцу не дозволено внушать своему ребенку такой страх.

Они наскоро перекусили в уютном ресторане маленького городка, отметили, что еда была довольно вкусной, и снова тронулись в путь. Им предстоял долгий переезд до места, где граф решил остановиться на ночь.

Он изъявил желание вновь сесть на лошадь, однако не ожидал, что Батиста также присоединится к нему. Он посчитал, что она уже проделала достаточно долгий путь верхом.

— Я ничуть не устала и готова скакать и дальше на ваших великолепных лошадях. У меня, может быть, больше никогда не будет такой возможности.

Граф не стал возражать и сам подсадил ее на лошадь. Он отметил, что при всей своей хрупкости она была достаточна сильна, чтобы управлять горячим конем.

Ирвин Хоксхед всегда считал, что женщина очень красиво смотрится в седле. И женщины, равнодушные к лошадям, многое теряли в его глазах.

Он невольно восхитился стройной фигуркой Батисты, подчеркнутой искусно сшитой амазонкой, и снова подумал, что, одеваясь у лучших портных Парижа и Лондона, она произведет фурор в свете.

Но граф тут же с сожалением вспомнил, что девушку еще долго нельзя будет вывезти в свет. Ведь ей придется скрываться от отца еще около трех лет, пока не достигнет совершеннолетия. Она будет редко появляться на людях, жить уединенно и избегать соотечественников.

Интересно, какое положение во французском обществе занимает ее мать? Почтенные дамы Парижа вряд ли приняли ее в свой круг, и это неудивительно: она, будучи замужем, жила с графом де Сокорном. А это означало, что леди Дансфорд помимо общества своего возлюбленного могла наслаждаться разве что обществом менее респектабельных семей. Ей был доступен только полусвет.