— А что же французская сторона?

Леди Дансфорд оглянулась по сторонам, будто боялась, что кто-то может подслушать разговор, и сказала:

— Герцог не понимает, что французская армия больше бахвалится и размахивает знаменами, но она совсем незнакома с современными приемами ведения войны.

— Вы точно знаете все это?

— Я не раз слышала разговоры на эту тему за обедом у герцога. А Отто пересказал мне свою беседу с министром обороны. Он ознакомился с состоянием армий обеих сторон.

Она немного подумала и добавила:

— Я знаю, я даже более чем уверена, что эта война станет великой трагедией, великой и, к сожалению, неизбежной. Никто уже не в силах спасти Францию от этой войны.

Граф неожиданно понял, что именно эту информацию и хотел получить от него премьер-министр Дизраэли. Никто лучше этой женщины не мог знать всю правду о положении страны. Она изо дня в день слушала за ужином споры политиков, а они открыто говорили при ней обо всем, ведь любовница герцога не имеет большого веса в обществе политиков.

— Я благодарен вам за все, что вы мне сейчас рассказали, миледи, — сказал граф.

— Если бы только англичане не дали французам потерять все то, что те с таким трудом приобрели в Севастополе и Сопернио, они бы сослужили Европе великую службу, — рассуждала леди Дансфорд. — Но, по-моему, императора не под силу вразумить никому, кроме самой императрицы, а она лишь уговаривает его принять командование армией.

— Но, насколько я знаю, император болен.

— Да, — подтвердила леди Дансфорд. — Очень болен. И Отто утверждает, что стояние постоянно ухудшается.

Граф уже ель; пал от виконта, что у императора камни в мочевом пузыре и он ездит верхом с большим трудом, если вообще в состоянии взобраться в седло. Нелепо даже предполагать, что он, пораженный таким недугом, сможет управлять французскими войсками. Но императрица и не посмотрит на эти житейские доводы, ей есть дело только до восхваления Ее Величества и двора.

Леди Дансфорд встала.

— А сейчас, милорд, — сказала она, — я собираюсь написать письмо графине де Колонне, моей подруге в Риме. Осмелюсь просить вас еще немного принять участие в судьбе моей дочери и помочь Батисте добраться до нее.

Она подошла к письменному столу и выразительно взглянула на графа своими глубокими голубыми глазами, молчаливо умоляя его самого отвезти туда Батисту.

Граф ничего не ответил, все еще находясь под впечатлением сказанного матерью Батисты.

Леди Дансфорд села за стол и сказала:

— Я уже написала завещание, милорд. Я сделала его еще три недели назад, когда Отто открыл мне глаза на мое состояние. Должно быть, вы не знаете этого, но в Англии у меня осталась приличная сумма денег. Моими деньгами распоряжается муж и будет вправе распоряжаться ими вплоть до моей смерти.

— Вы завещали их Батисте? — догадался граф.

— Конечно, — ответила леди Дансфорд. — Она сама владеет большим состоянием. Однако она не может получить деньги, пока не умрет ее отец или она не выйдет замуж.

Леди Дансфорд вынула из ящика стола солидного вида конверт, положила его рядом и продолжала писать письмо.

Граф стоял и ждал, когда она закончит, повернувшись спиной к камину.

Он подумал, что представлял себе мать Батисты совсем иной. Ему, однако, следовало ожидать, что она окажется доброй, мягкой и милой не в пример своему жестокому, безумному и злому мужу. Граф понял, что Батисте и впрямь нельзя оставаться с матерью.

А леди Дансфорд, словно почувствовав, что он думает о ее дочери, повернулась к нему и с тревогой спросила:

— А что вы скажете Батисте?

— Я как раз думал об этом.

— Я не хочу, чтобы вы обманывали ее. Не говорите ей, что я уже умерла. Это очень расстроит ее.

— Что же мне сказать ей? — спросил граф.

— Скажите, что я в Африке, я ведь действительно скоро поеду туда. Скажите, что по возвращении я буду рада видеть ее.

В ее голосе слышалась безысходная тоска.

— Это правда. Пока я жива, я постараюсь во что бы то ни стало увидеть мою Батисту. Только я ни в коем случае не хочу навредить ей.

— Она очень любит вас, — сказал граф.

— А я люблю ее, — отозвалась леди Дансфорд. — И я никогда не прощу себе, что она так страдала из-за меня.

— Не стоит больше говорить об этом, — сказал граф мягко, искренне сочувствуя этой женщине. — Все уже позади. И если, конечно, отец не найдет ее, она может спокойно наслаждаться жизнью. И поверьте мне, сейчас Батиста чувствует себя хорошо.

— Ей посчастливилось встретить вас, — мягко улыбнулась ему леди Дансфорд.

Она дописала письмо, встала из-за стола и, взяв конверт с завещанием, подошла к графу. Она протянула ему все бумаги, и он аккуратно убрал их во внутренний карман сюртука.

— Сделайте одолжение, милорд, опишите, какова она теперь? — попросила мать Батисты.

— Думаю, она ваша копия в восемнадцать лет, — ответил граф. — Она, не скрою, очень красива.

— Тогда умоляю, милорд, не оставляйте ее без помощи, позаботьтесь о том, чтобы она благополучно добралась к графине де Колонне в Рим.

В ее голубых глазах застыла мольба.

— Мне остается только молиться за Батисту, — продолжала она. — Молиться, чтобы она вышла замуж за любимого человека и не столкнулась в браке с теми страданиями, что выпали на мою долю.

— Я уверен, Батиста избежит этого, — успокоил ее граф. — И я рад, что вы наконец нашли свое счастье, миледи.

— Свое великое счастье, — подхватила леди Дансфорд. — Я только надеюсь, что смогу отплатить Отто за все жертвы, на которые он идет ради меня.

— Не сомневаюсь, вы того стоите, и он знает это, — сказал граф с теплотой. — Я желаю вам обоим счастья.

С этими словами он протянул ей руку, и леди Дансфорд крепко сжала ее в своих ладонях.

— Ведь вы присмотрите за Батистой, пока она благополучно не доберется до Рима? И если я требую от вас слишком многого, пожалуйста, пошлите вместе с ней падежного человека, милорд.

— Я обещаю, что за ней присмотрят, — заверил ее граф.

Он увидел, как сошла с ее лица тревога.

— Я уже говорила вам, Батисте очень повезло, что она встретила вас. Но, пожалуйста, простите мои материнские страхи, я умоляю вас… не разбивайте… ее сердца.

Граф, видимо, выглядел очень удивленным, потому как леди Дансфорд поспешно сказала:

— Не сочтите это за дерзость, милорд, но ваш друг виконт много рассказывал о вас и не раз упоминал, что в вашей жизни было множество романов с красивыми женщинами. Батиста еще ребенок.

— Верно, — сказал граф, — поэтому я отношусь к ней как к родной племяннице. Можете не беспокоиться на этот счет, миледи.

Он знал, что говорит не совсем честно. Он вряд ли стал бы танцевать со своей настоящей племянницей ночь напролет; и ни одна его племянница не целовала ему руку, как сделала Батиста, когда они прощались вчера вечером.

— Я могу только благодарить вас, сказала леди Дансфорд, — но поверьте, я благодарю вас от всего сердца.

Граф, выходя из гостиной, видел слезы в ее глазах. Он понимал, что леди Дансфорд прощается не только с ним, но и с Батистой, которую вряд ли когда-нибудь увидит.

Экипаж уносил графа к особняку виконта на Елисейских полях, но он не смотрел на красоты Парижа, погруженный в глубокие размышления. Уезжая, он оставил Батисту рассматривать книги в библиотеке. Она решила прочесть несколько новых романов, которые нашла там.

— Вот два романа Гюстава Флобера! — воскликнула она. — Я читала отклик на них в газетах, но конечно же даже не мечтала прочесть сами книги, когда жила с папой.

— Не думаю, что вам следует их читать, — заметил граф. — Это не совсем подходящее чтение для jeune fille[7].

— Но я не просто jeune fille, — возразила она. — И потому намереваюсь прочитать всех французских романистов. Не стану упускать такой возможности, пока я здесь.

Граф махнул рукой, указывая на бесконечные ряды книг:

— Тогда вы задержитесь тут дольше, чем предполагаете, и успеете порядком надоесть хозяевам, — улыбнулся он.

— Когда я вернусь к маме, мы будем читать друг другу вслух. Мы раньше всегда читали вместе, — не унималась Батиста. — Я уверена, ей понравится Гюстав Флобер и Александр Дюма, и, пожалуй, Жорж Санд.

Прежде чем граф успел ответить, она открыла книгу, которую держала в руках, и сказала:

— Но уж если мне придется выбирать между танцами и чтением книг, я предпочту танцевать с вами… предпочту любой, самой скандально известной книге.

Граф приложил палец к губам:

— Говорите тише, — попросил он. — Я сказал виконту, что мы немного покатались с вами по ночному Парижу и я так устал, что сразу пошел спать, потому и не поехал с ним на вечер, как обещал.

— Какой вечер? — полюбопытствовала Батиста.

— На такой вечер, куда вам нельзя, — ответил граф, дразня ее.

— Это нечестно! Почему мужчины устраивают для себя какие-то увеселения? — возмутилась. Батиста. — Я представляю, какие красивые, эффектные и остроумные женщины бывают на таких вечерах. А что я могу предложить вам? Мне не сравниться с ними!

— Я и не подозревал, что вы собираетесь с ними соперничать, — отозвался граф. — Позвольте мне кое-что объяснить вам, Батиста. Женщины делятся на две категории. Первую категорию вы называете «прекрасными дамами», а ваш отец служанками сатаны.

Он помедлил и продолжал:

— Ко второй категории относятся мягкие, добрые и непорочные женщины, похожие на вас. Именно такие женщины вдохновляют мужчин на великие подвиги, пробуждают все самое прекрасное в нашей натуре.

Граф удивлялся самому себе. Слова просто слетали с его языка. Он не помнил, чтобы когда-либо говорил подобное женщине.

Батиста некоторое время молчала, потом вдруг спросила: