Лорен устроилась на одном из диванов. Она молчала, ожидая, когда он заговорит. Эта девушка принадлежала к той редкой категории людей, которые отдают, а не только берут. И, Господи, Кит тоже был готов взять! Но ему было необходимо говорить — значит, ей снова придется слушать, как и в прошлую ночь. Лорд Равенсберг жаждал, чтобы она выслушала то, о чем он не мог больше молчать, то, что так долго и глубоко хранил в самых дальних тайниках своей души. Он чувствовал, что сойдет с ума, в буквальном смысле этого слова, если не расскажет ей обо всем. В каком-то ослеплении он даже не подумал о том, что нельзя рассказывать такую историю женщине, воспитанной в тепличных условиях.

— Я сам предложил Сиду купить патент для военной службы, — внезапно заговорил он. — Однажды меня прислали в Англию с официальным поручением, и мне удалось на неделю вырваться домой. У нас с Сидом состоялся разговор, я обвинил его в чрезмерной мягкости, в лени, в нежелании вести активный образ жизни и сказал, что военная служба закалит его характер и сделает из него мужчину. Разумеется, это была шутка, я совсем так не думал, и он об этом знал. Мы любили друг друга. Но мои слова упали на благодатную почву, и он заставил отца купить ему патент на офицерский чин. Сначала я присоединился к хору, протестующему против подобного поворота событий, назвал его идиотом и прочитал лекцию о том, что он создан для более важных дел, чем бряцание оружием. Но когда стало ясно, что он принял окончательное решение, я с удовольствием перешел на его сторону. Наша мать умоляла меня поговорить с ним, я же ответил, что Сид сам так захотел и мне не стоит вмешиваться. Думаю, он прислушался бы к моему мнению, но тогда мне не хотелось его переубеждать.

Языки пламени уже охватили толстые поленья, и воздух в галерее начал нагреваться.

— Служба в разведке доставляла мне удовольствие, — помолчав, продолжил Кит, — хотя и была очень опасной. Но у меня хватало сил, чтобы ее выполнять. Кроме того, нравилось искушать судьбу. На этой службе надо иметь стальную волю и сердце из камня. Там нет места для страхов, нерешительности, жалости или любых других чувств, которые позволительны в нормальной обстановке. Слишком много жизней от меня зависело. И я делал все, что мог. Только честь и долг имели там значение. Только эти два понятия определяли поведение людей. Но я не был готов к тому, что мне придется выбирать между честью и любовью. Им следовало бы быть на одной стороне. Не так ли? На стороне того, что правильно. По идее, любовь и честь — одно целое, и их просто невозможно разделить на две составляющие. И, следовательно, вы не должны стоять перед выбором. Что же делать в том случае, если они оказались по разные стороны?

Кит замолчал, глядя на игру огня в камине. Он не ожидал ответа и почти забыл о том, что не один в галерее. Но как ни странно, ему становилось легче с каждой минутой от того, что кто-то захотел и смог разделить с ним его бремя. Теперь виконт был готов выслушать любое мнение, он жаждал сурового приговора, чтобы наконец получить прощение. Наказание не может длиться вечно, рано или поздно оно закончится, но чувство вины останется с ним навсегда.

— Сид получил разрешение полковника Гранта сопровождать меня на задание, — с трудом выдавил из себя виконт и надолго замолчал. Кит просто не мог говорить. Но и молчать не мог. Он оперся рукой о камин, наклонил голову и закрыл глаза. — Я не знаю, как ему удалось это сделать. Я был в ярости, и им обоим от меня досталось. Но все напрасно. Грант стоял на своем, а Сид спокойно и весело готовился к походу. Задание осложнялось двумя обстоятельствами, если не считать участия брата в деле третьим. Во-первых, мы должны были отправиться в поход в гражданской одежде. Такое случалось лишь два-три раза за все время моей службы. Во-вторых, при себе у нас были важные документы. И если бы мы угодили в руки французов... Впрочем, этого просто не могло случиться. Но на второй день в горах мы попали в ловушку, расставленную французским разведывательным отрядом. Таких промахов я никогда раньше не допускал.

Он сжал пальцы в кулак и положил на него голову. Его сердце так сильно стучало в груди, что этот звук отдавался у него в ушах.

— У нас был всего один выход, чтобы выбраться из западни. Сид тоже понимал это. Если бы один из нас предпринял отвлекающий маневр и в результате попал в плен к французам, то другой мог бы доставить бумаги по назначению. Выбрать, кто из нас сыграет роль приманки, а кто отправится с документами, предстояло мне — старшему по званию. Кроме того, Сид не обладал достаточным опытом. Даже если бы он сумел спастись, шансов на успешное завершение задания у него практически не было. Но задание следовало выполнить любой ценой. Для меня это было делом чести. Следовательно, именно мне предстояло избежать пленения. Любовь же подсказывала мне другое решение. Что бы выбрала ты, Лорен?

— О, Кит, мой дорогой! — Это были ее первые слова за весь вечер.

— Я выбрал честь, — хрипло произнес виконт и так сильно прижался лбом к кулаку, что почувствовал боль и был рад этой боли. — Прости меня, Господи, но я спасся, сделав своего брата козлом отпущения.

Когда лорд Равенсберг оказался уже в безопасности, высоко в горах, он мог наблюдать со своей позиции, как взяли в плен Сиднема и как его увели. Кит успешно выполнил задание. Потом его очень хвалили, упоминали во всех донесениях, приветствовали как героя. Как страшно иногда шутит Господь!

— Но это была война, — возразила Лорен, чтобы его утешить. — Это было хуже, чем война.

Его кошмары опять надвигались на него. Казалось, лорд Равенсберг сознательно стремится вновь вызвать их из памяти. Сейчас он пытался облечь кошмары в слова и воссоздать эту мрачную картину перед женщиной, которую следовало бы щадить и оберегать от любых ужасов. Но его потребность в моральном очищении была столь велика, что он сознательно отринул от себя принятые нормы поведения.

— Война — это игра, зловещая игра. Если британского офицера берут в плен в мундире, то с ним обходятся как с военнопленным, то есть довольно сносно. Если же он оказывается без формы — его ждет самое дикое обращение. Я это знал еще до того, как принял решение. Он знал это.

Именно об этом думал Кит в первую очередь, когда его одолевали сомнения перед окончательным выбором. Ему отлично было известно, что ждет того, кого захватят в плен.

У них оставалось время лишь на то, чтобы обнять друг друга на прощание.

— В тот же день я встретил группу партизан, — рассказывал дальше Кит. — Я мог послать их на помощь Сиду. И они бы освободили его — численный перевес был на их стороне. Но мое проклятое задание требовало их непосредственного участия. Прошло две недели, прежде чем мы смогли вернуться и забрать моего брата. Я уже не ожидал найти его живым. Но он выжил.

Кит закрыл глаза, и память снова нарисовала эту картину в мельчайших подробностях. Но не только зрительные образы тревожили его, он слышал и звуки. И еще был запах. В своих ночных кошмарах лорд Равенсберг всегда чувствовал запах обугленной плоти.

— Они взялись за него с правой стороны, методично применяя весь стандартный набор пыток: жгли тело, ломали и дробили кости. Когда мы нашли его, они уже добрались до его правого колена. Хирургам удалось спасти ему ногу, но руку пришлось ампутировать сразу же, как только мы вернулись на базу. Эта дорога назад! — Кит шумно втянул в себя воздух. — Он ничего не выдал под пыткой — ни мое имя, ни конечный пункт моего назначения, ни цель задания. Только собственное имя, звание и полк. Сид повторял это снова и снова, день и ночь, даже когда мы привезли его назад. Им не удалось сломить его дух. Если бы он признался и рассказал своим мучителям то, что те хотели знать, его бы ждала быстрая и легкая смерть.

Кит почувствовал взволнованное дыхание у себя за спиной, но Лорен не произнесла ни слова.

— Я пожертвовал своим братом во имя чести. А затем на меня обрушилась слава. Я научился быть безжалостным и эгоистичным в вопросах, касающихся моего долга; мое сердце превратилось в камень. Сначала я принес в жертву Сида, а затем, вернувшись домой, принес боль и страдание всем остальным членам моей семьи. Тем летом мое поведение было просто безобразным. Постыдным. Мне очень повезло, что ты настояла на этой помолвке. Я не тот, с кем стоило бы связать свою жизнь. Я ампутировал себя, чтобы стать великим героем. От меня ничего не осталось. — Кит презрительно хмыкнул. — Ничего, кроме чести.

— Но он жив, — возразила она, его благоразумная, правильная Лорен. — Кит, он жив!

— Да, он дышит, — быстро ответил виконт. — Но прежний Сид умер. И он никогда не станет снова собой, Лорен. Теперь он управляющий делами моего отца и собирается поступить на оплачиваемую должность в поместье Бьюкасла. Ты не можешь понять весь ужас подобной участи. Сиднем был артистом. Нет, он и сейчас артист, художник. Я не встречал более удивительных произведений, чем его пейзажи. Они потрясали и мастерством исполнения, и колоритом, и его способностью передать свето-воздушную среду, и оригинальностью трактовки деталей... И еще в них жила душа. Поэтому его полотна пробуждали в людях что-то хорошее и доброе, не оставляя никого равнодушным. Сид был мечтателем, очень непрактичным человеком, живущим в каком-то своем воображаемом мире и... А теперь он приговорен к заключению в этом искалеченном теле и не способен ни на что другое, кроме как выполнять работу управляющего в чьем-то поместье.

— Кит, ты не должен так терзать себя. У войны свои законы. И ты сделал то, что был обязан сделать. Ты принял правильное решение. И исполнил свой долг. А остальное от тебя не зависело.

— Но разве это правильно? — вскричал Кит. — Когда я смотрю на его искалеченное тело и понимаю, что больше нет милого и доброго Сида, что осталось лишь озлобленное существо, ненавидящее меня, отвергающее любую помощь, как я могу верить, что поступил правильно?