Наконец выбор остановили на тете Кларе, графине Килборн, вызвавшейся сопровождать невесту. К ней пожелала присоединиться и Гвендолин, вдовствующая леди Мьюир. Они проделали долгий путь из Ньюбери в Лондон, чтобы увидеть свою дорогую девочку, поплакать вместе и посмеяться, обнять Лорен, пожелать ей счастья и проводить молодую леди к графу и графине Редфилд. Все устроилось как нельзя лучше. Лорен была в панике: ложь становилась реальностью. Она не рассказала правду даже Гвен. Кроме того, лорд Равенсберг не сказал невесте, как это известие восприняли его родители. Пришло только письмо с приглашением от матери Кита.

— Ах!.. — вздохнула тетя Клара, возвращаясь к действительности из легкой дремоты. Пока она спала, молодым леди приходилось молчать, и Лорен была предоставлена своим невеселым мыслям и совести. — Мы, кажется, приехали. Я буду очень рада, когда наше путешествие закончится.

Карета герцога Портфри имела все положенные такому торжественному случаю атрибуты: ее венчал герцогский герб, на козлах сидел возница в пышной ливрее, на запятках — форейторы, рядом ехала конная охрана. Вся эта процессия проследовала через небольшую деревушку и затем медленно проехала через массивные железные ворота. Привратник, широко распахнув двери, бросил взгляд на карету и почтительно поклонился.

— О Лорен!.. — Гвен, слегка наклонившись вперед, пожала колено кузины. — Выглядит впечатляюще. Наверное, ты умираешь от волнения? Ведь вы не виделись с лордом Равенсбергом почти две недели...

— Мне не терпится поскорее познакомиться с твоим женихом, дорогая. — Слова тети Клары прозвучали как приказ. — Несмотря на неодобрение Сэди и глупые предубеждения Уилмы, я уже готова его полюбить. Элизабет он понравился, а она всегда обладала хорошим чутьем и умела разбираться в людях. Но главное — виконт завоевал твое расположение, Лорен. Все это должно перевесить мои сомнения, которые я пока еще испытываю.

Лорен попыталась изобразить нечто похожее на улыбку, но губы ее не слушались. Все ее существо восставало против этого обмана, жертвами которого стали самые близкие и любимые люди. А уж тем более отвратительно было вводить в заблуждение семью графа Редфилда. Но теперь все пути к отступлению были отрезаны. Как только ей пришла в голову столь безумная идея? Что на нее нашло? Она никогда не отличалась импульсивностью и, кроме того, даже не могла с уверенностью утверждать, что лорд Равенсберг ей нравится. Или все-таки она к нему неравнодушна? Единственное, в чем Лорен не сомневалась, — это что поведение виконта не заслуживает одобрения. Озорное выражение его глаз и веселость говорили о его несерьезном отношении к жизни. Он явно наслаждался реакцией окружающих на свои шокирующие выходки. И вдруг Лорен подумала, что она даже не помнит, как выглядит ее жених.

Внезапно луч солнца проник внутрь кареты. Лорен подвинулась к окну и посмотрела на окружающий их пейзаж. Они выехали из леса и приближались к реке, чтобы перебраться на другую сторону по деревянному мосту. Вдалеке среди деревьев поблескивало озеро. За мостом открывался вид на элегантный, построенный в классическом стиле особняк из необработанного серого камня, перед которым простирались ухоженные зеленые лужайки.

— О! — восхитилась Гвен, разглядывая особняк.

— Великолепно! — подтвердила тетя Клара. Она смотрела в окно на противоположной стороне кареты. — Посмотрите, какие чудесные цветочные клумбы перед домом... Кажется, это розы.

Гвен опять ласково похлопала Лорен по коленке, ее глаза блестели от возбуждения.

— Я так рада за тебя! — воскликнула она. — Я всегда знала, что рано или поздно ты встретишь человека, который сможет сделать тебя счастливой. Ты очень его любишь?

Но Лорен не расслышала последних слов кузины. Проехав мимо конюшен, карета свернула на широкую дорогу, покрытую гравием. Громкий хруст под колесами мешал разговаривать. Наконец они остановились перед широкой мраморной лестницей с колоннами, ведущей к парадному входу особняка. Двери уже были открыты. Их ждали. Наверху стояли двое... трое, нет — четыре человека. А внизу... в модном элегантном фраке голубого цвета, серых, безупречного покроя, панталонах, в начищенных до блеска высоких сапогах и с солнечной улыбкой на лице...

— О да, — произнесла Лорен, то ли отвечая на вопрос Гвен, то ли отметая свои глупые страхи, что не узнает собственного жениха.

* * *

Беспокойство не покидало Кита весь день. Несколько часов он скакал на лошади по полям, не разбирая дороги, чтобы скоротать время до приезда Лорен. Потом он начал слонялся взад-вперед по комнатам с окнами, выходящими на мост, и поминутно вглядывался в даль, прекрасно понимая, что карета не может сейчас подъезжать к поместью — еще слишком рано. Ему было хорошо известно, что мисс Эджуэрт отправилась в путь ночью, так что раньше вечера ожидать их было бессмысленно. После завтрака виконт даже прошелся до домика привратника, чтобы немного с ним поболтать.

Он не хотел этой помолвки и сожалел о том, что еще раньше, весной, не написал отцу письмо с решительным отказом жениться. Теперь уже ничего нельзя было изменить. Ему не следовало вообще возвращаться домой до тех пор, пока он не почувствовал бы себя готовым к этому. Он не хотел выходить в отставку. Сейчас Кит мог бы служить в армии и делать то, что больше всего любил делать. Как жаль, что тогда он не написал отцу...

Но проблема заключалась в том, что он — Равенсберг. Наследник. Поэтому на нем лежала ответственность, от которой он уклонялся уже больше двух лет. Долг предписывал Киту оставаться дома, поддерживать нормальные отношения с отцом, постараться хорошенько изучить свои обязанности будущего графа Редфилда, жениться и обзавестись сыновьями, желательно несколькими.

Но исполнял ли Кит свой долг, как от него ожидали? Ему было совсем нелегко вернуться домой, особенно при сложившихся обстоятельствах. Граф Редфилд впал в ярость, когда после неловких приветствий и объятий сын сообщил семье о своей помолвке. Ситуация, в которую попал лорд Равенсберг, оказалась гораздо сложнее, чем он мог предполагать. Его отец и герцог Бьюкасл, брат Фреи, уже составили, согласовали и подписали брачный контракт. Им и в голову не пришло поинтересоваться желанием жениха и невесты на этот счет.

Кит догадывался, что мнение Фреи тоже никого не интересовало.

Его мать была очень обеспокоена таким положением вещей и без конца плакала. Она лишь один раз — при встрече — крепко обняла сына, и больше у нее не возникало подобных желаний. Даже бабушка с упреком качала головой, многого сказать она и не могла, так как пять лет назад перенесла апоплексический удар, после которого до сих пор полностью не оправилась. Она очень любила своего внука, и Кит понимал, что своим поступком ее огорчил.

И еще у Кита произошел неприятный разговор с младшим братом Сидом. Неловко поздоровавшись при встрече, они даже не взглянули в глаза друг другу. Позже лорд Равенсберг случайно обнаружил его в комнате управляющего старательно что-то записывающим левой рукой в конторскую книгу. Было уже слишком поздно, и вся прислуга разошлась по своим комнатам.

— Вот куда ты скрылся после обеда, — улыбнулся ему Кит. — Но почему сюда?

— Паркин уволился перед Рождеством в прошлом году, — объяснил Сид, рассматривая обветшавший кожаный переплет книги. — Я хочу занять его место управляющего в поместье Бьюкаслов.

— Управляющего? — поразился Кит. — Ты, Сид?

— Меня это устраивает, — хмуро отозвался брат.

Лорд Равенсберг сделал вывод, что только вынужденное безделье могло подтолкнуть Сида к такому решению. Оставшись в результате несчастного случая без правой руки и левого глаза, он не мог делать то, к чему его готовили с детства. Братья не обменивались письмами больше трех лет. Кит полагал, что Сид теперь не в состоянии делать что-либо вообще, и потому молчал, так как сказать было нечего.

— Как ты? — поинтересовался Кит.

— Отлично! — бросил Сид с вызовом. — Все замечательно, благодарю.

— Правда?

Сиднем открыл левый верхний ящик стола и убрал туда книгу.

— Да, — буркнул он.

Раньше братья были близки, несмотря на довольно большую разницу в возрасте. В глазах младшего Кит выглядел героем, а Кит обожал Сида за те качества, которых недоставало ему самому, — постоянство, мягкость, терпение, доброту, преданность.

— Почему ты прогнал меня? — спросил виконт. — Почему присоединился к остальным?

Сиднем знал, о чем говорит брат. Когда три года назад после неприятной сцены объяснения с отцом Кит уже готовился покинуть родной дом, Сид, еще больной, встал с кровати и, похожий на привидение, спустился в холл. На нем была лишь ночная рубашка, а за его спиной маячили слуга и лакей, готовые в любой момент подхватить своего господина. Но вместо слов утешения и поддержки, так необходимых в тот момент лорду Равенсбергу, он услышал от брата совершенно иное — уходи, убирайся и никогда больше не возвращайся сюда. И ни слова на прощание, ни слова прощения...

— Ты разрушаешь все на своем пути, — ответил Сид на его вопрос. — И, прежде всего, себя самого. Ты должен был уехать. Тогда мне казалось, что ты откажешься повиноваться отцу. Я боялся, что ты найдешь Джерома и убьешь его. Я не хотел, чтобы ты оставался.

Кит подошел к окну и выглянул наружу. Но лишь его собственное отражение смотрело на него из темноты. Сид продолжал молча сидеть за столом.

— Значит, ты во всем обвиняешь меня? — недоверчиво проговорил Кит.

— Да.

Это слово пронзило виконту сердце. Он сам никогда не простит себе того, что случилось. Но без прощения брата у него не оставалось шансов на примирение с собой и с семьей. Вот уже несколько лет лорд Равенсберг тщетно пытался забыть о том, что тогда случилось, он думал, что военная служба, опасность, риск, возможность проявить свою доблесть и отвагу помогут ему искупить вину и получить желанное прощение. Но когда отец приказал ему вернуться домой, надежды Кита растаяли.