— Могу тебе в этом помочь.

— Спасибо, не стоит, Уинтер. Не забудь. Я чертовски в этом уверен. Спокойной ночи.

Помимо юмора, в голосе Боба проскальзывали нотки тревоги.

Алана слышала их, и ей было интересно, почувствовал ли это Раф.

И еще она удивилась, почему ее брат, обычно такой тактичный в отношениях с людьми, сейчас злился на Рафаэля Уинтера.

5

Лишь только Боб исчез, Раф покачал головой и сквозь зубы произнес что-то резкое. Но, когда он повернулся к Алане, на его лице опять играла улыбка.

— Как ты только все это выдержала? — спросил он. — Сэм и Боб вместе. О Боже! Еще и Дейв. С ума можно сойти.

— Что имел в виду Боб, когда говорил о твоем «пятнистом» прошлом? — задала вопрос Алана.

— Большие трудовые победы. — Раф был немногословен. — Много поездок. Помнишь?

— А что насчет Сэма, попавшего в беду?

— У него уже все в порядке.

— Но проблемы были? — настаивала Алана.

— У каждого время от времени возникают проблемы.

Алана недовольно хмыкнула.

— А мне разрешается спросить о пижонах?

Раф прищурился.

— Безусловно, — прозвучало в ответ. — Спрашивай сколько душе угодно.

— А получу ли я ответ на свои вопросы?

— Я все время вспоминаю, как ты управлялась со своими братьями, — улыбнулся Раф. — Ну и упрямцы же они.

— Я предпочитаю думать об этом, как об уже решенном вопросе.

— Хорошая все-таки вещь — решение всех проблем.

Алана взглянула на Рафа: необыкновенно приветливое выражение интеллигентного лица, проницательные золотистые глаза с искорками смеха, четкая линия губ под полоской усов.

То, что она увидела, заставило забыть об оставшихся без ответа вопросах. Раф снял шляпу, и взору предстало все разнообразие оттенков его густых волос. Блестящие волосы были темно-каштановыми с удивительным золотистым оттенком. На подбородке ни малейшего намека на бороду — это означало, что он наверняка побрился, перед тем как ехать за ней в аэропорт.

Из-под расстегнутого воротничка его рубашки выглядывали курчавые волосы, более темные, чем усы. Алана перевела взгляд на лоб: густые каштановые волосы были гладко зачесаны назад.

«Это воспоминания или мечта? — спрашивала себя Алана. — Или действительно волосы Рафа однажды напомнили мне мех норки, когда я перебирала их пальцами?»

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Вопрос прозвучал обыденно, как будто Раф узнавал, который час.

Алана непроизвольно откликнулась на дружеский тон, ответив раньше, чем осознала, о чем он спросил и к чему может привести ее ответ.

— Твои волосы, — сказала она, — выглядят как норка зимой…

— Хочешь убедиться?

— В чем?

— Напоминают ли они на ощупь норку. — Раф говорил так, как будто для Аланы это было вполне естественное действие.

— Не волнуйся, — мягко добавил он. — Я сам не буду до тебя дотрагиваться. Я знаю, ты не хочешь, чтобы до тебя дотрагивались.

Его низкий голос звучал успокаивающе, так же, как это было в джипе, когда кошмары неожиданно овладели Аланой.

— Подойди ближе и прикоснись ко мне, — произнес он. — Обещаю, что не сделаю ни одного движения. Со мной ты в безопасности, Алана. Всегда. Я приехал, чтобы отвезти тебя домой.

Она смотрела на его янтарные глаза, нежную улыбку, чувствовала, как его голос, лаская, успокаивает ее. Его руки были по-прежнему засунуты в карманы, но тело расслаблено. Эта поза говорила Алане: он понял ее страх, что к ней могут прикоснуться, держать ее. Сдерживать.

— Как ты догадался об этом? — спросила Алана прерывающимся голосом.

— Что ты не хочешь, чтобы до тебя дотрагивались?

— Да.

— При каждом моем прикосновении ты застываешь. Это красноречивее любых слов.

Алану захлестнули чувства, глубоко спрятанные за внешним спокойствием Рафа.

«Он вернул мое письмо нераспечатанным, — напряженно думала Алана. — А мечтает ли он обо мне так же, как я о нем? Причиняет ли ему моя холодность столько же боли и страданий, что испытала я, когда получила назад нераспечатанное письмо?» Печаль воспоминаний болью отозвалась в ее сердце. «Все это в прошлом, — резко убеждала она себя. — Я живу в настоящем. Сегодня он проявляет ко мне только доброту. А сейчас я причиняю ему боль».

Алана хотела дотронуться до Рафа, успокоив тем самым их обоих, но мысль о том, что он может обнять ее в ответ, заставила тело напрячься, подготовиться к борьбе или бегству.

— Это не относится лично к тебе. — Голос ее прозвучал неестественно.

— Ты уверена, я не допустил никакой оплошности? — Алана посмотрела на Рафа. Взгляд его был чист, как горный ручей. Сверкание золота и топаза перемещалось в его глазах с преобладанием янтарного оттенка, лучами исходящего из середины черного зрачка. Он наблюдал за ней с непривычной напряженностью.

— Уверена, — ответила она, расслабленно вздохнув. — Абсолютно уверена.

— Тогда в чем же дело? — мягко задал вопрос Раф.

— Я… я не знаю. С тех пор как погиб Джек, мне почему-то не нравится, когда меня трогают.

— А трогательные люди тебе нравятся?

— Я…

Алана остановилась, выражение удивления мелькнуло на лице, черные брови сдвинулись.

— Я об этом как-то не думала, — проговорила она

Раф ждал, не сводя с нее глаз.

И Алана смотрела на Рафа, впитывая его уверенность и сдержанность; на шее у него пульсировала тонкая жилка, мышцы перекатывались на вздымавшейся в плавном ритме дыхания груди, он терпеливо ждал.

Алана медленно подняла руку. Он немного наклонился вперед, чтобы ей было легче дотянуться до головы. Ее пальцы слегка дотронулись до его волос, замерли в нерешительности и быстро отступили.

— Ну, как? — с улыбкой спросил Раф, выпрямляясь. — Не пора ли меня убить, чтобы снять шкуру на модное манто.

Алана беззвучно рассмеялась.

— Я не поняла, — ответила она. — Все произошло очень быстро.

— Попробуй еще, — предложил Раф спокойно.

Алана поднялась на несколько ступенек выше, встала рядом с Рафом. На этот раз ее рука замешкалась: волосы медленно струились сквозь чувствительные пальцы. С улыбкой, застенчивой и одновременно озаренной воспоминаниями, она опустила руку.

— Так лучше, — произнес Раф. — Но тебе следует брать уроки у скорняка-профессионала. — Она вопросительно хмыкнула.

— Профессионалы ощупывают шкурку ладонями и подушечками пальцев, — объяснил Раф.

Взгляд его скользнул с губ на блестящие черные волосы Аланы.

— И они слегка дуют на мех, — добавил он, — нежно прижимают его к губам, нюхают его, пробуют, затем мягко проводят мехом по самым чувствительным участкам кожи.

У Аланы перехватило дыхание. Трепетная дрожь пробежала по телу при мысли, что до нее может нежно дотронуться… Рафаэль Уинтер. — Они действительно так делают? — спросила она. — Я не знаю, — с улыбкой сознался Раф нежным как бархат, голосом. — Но поступил бы именно так будь я скорняком, а твои волосы меховой шкуркой.

Хотя Раф не сделал ни одного движения, Алана почувствовала, будто заключена в его объятия, даже ощутила чувственное тепло, охватившее ее тело.

Внезапно яркие воспоминания о временах, когда они занимались любовью, как молнией пронзили ее тело. Она приложила столько усилий, пытаясь забыть прошлое, но воспоминания, страстные и свежие, вернулись к ней в первозданном виде.

Или, возможно, ее воспоминания о нежных прикосновениях Рафа были простым проявлением жажды страсти и мечты, сплетенных воедино и затмивших реальность. Другой вид потери памяти, более безболезненный, но такой же опасный для настоящего.

Тем не менее, Алана коснулась Рафа, и он показался ей даже лучше, чем в воспоминаниях.

Раф улыбнулся, как будто точно знал, какие чувства охватили Алану. Прежде чем она успела отступить, он отодвинулся от стены и, не касаясь Аланы, пропустил ее на узкую лестницу. Затем заговорил, и в его голосе больше не проскальзывали дразнящие, охрипшие, сокровенные нотки.

— Надо немного поспать, — посоветовал Раф. — Мы с Бобом не шутили, когда говорили, что отправляемся в путь на рассвете. Если тебе что-либо понадобится, я в соседней комнате. Стучи смело. Не бойся. Гости еще живут по вирджинскому времени. Спят как младенцы, хоть из пушек пали.

Она внимательно смотрела, как Раф удаляется в гостиную.

— И еще, Алана… — Раф повернулся к ней, лицо наполовину освещено, в глазах сияют золотистые капельки вечернего дождя.

— О чем ты? — спросила она.

— Не бойся. Что бы ни случилось, я здесь. — Раф исчез в гостиной, прежде чем она успела ответить.

Медленно поднималась она по лестнице в свою комнату, надеясь в любой момент услышать за спиной его шаги. Но лишь тишина сопровождала Алану в спальню.

Усталость бессонных ночей в сочетании со знакомыми с детства звуками ранчо сделали свое дело: Алана крепко заснула. Она спала безмятежно до тех пор, пока небо не затянули грозовые облака; они роились, сгущались, наслаивались друг на друга, молнии сшивали их воедино, а гром разрывал в клочья.

Потом ее сон стал беспокойным, она крутила головой из стороны в сторону, руки и ноги непроизвольно подергивались, горло сковало невысказанными словами.


Еду рядом с Джеком, о чем-то спорим. Он рассержен, и облака тоже сердито клубятся над головой, горы принимают угрожающие размеры,-оглушительно гремит гром.

Ели, пихты, осины склоняются до земли под резкими порывами ветра. Ветер срывает листья, кружит их в неистовом танце, блестящими пригоршнями бросает в зияющую бездну, лошади испуганы.

Я кричу, но никто не слышит моего крика… я — один из сверкающих листочков, с головокружительной быстротой падающих вниз, все ниже, ниже…


Алана проснулась в холочном поту, сердце бешено колотится в груди, дыхание прерывисто. Она посмотрела на часы. Без двадцати четыре. Вставать еще рано, даже если они отправляются в путь на рассвете.