Аляска Ангелини - Невыносимый (ЛП)

— Просто чувствуй.

Он с силой толкается в мою киску, и я закрываю глаза, полные обжигающих слез. По обоюдному согласию. Да. Здесь нет никакого насилия или борьбы, которые приводят к тому, что я позволяю этому произойти. Я не хочу думать. Чувство вины накроет слишком скоро. Оно уже скручивает и разрывает мое сознание. Как только я останусь одна, много времени на то, чтобы покончить с жизнью, мне не понадобится.

Моя рука поднимается вверх, сжимая его плечо, пока он медленно скользит внутри меня своим членом. Он не избавляется от моего прикосновения. Не следует никакого резкого захвата моего запястья, которое я ожидала. Вместо того чтобы убрать мою руку, он поднимает вторую и обвивает ей свою шею. Поцелуй, которым он прижимается к моему плечу и продвигается к шее, заставляет гореть мои глаза еще сильнее.

— Обними меня, рабыня.

Он приподнимает мой локоть, и я обнимаю его обеими руками. Сжимая мое предплечье, он показывает мне, что желает, чтобы я крепче его обхватила. Все внутри меня протестует, пока я заставляю себя повиноваться. Его губы пытаются уговорить мои открыться, и я зажмуриваюсь сильнее, пытаясь приспособиться к интимной близости, которая противоречит моему внутреннему состоянию. Воспоминания о моей семье наваливаются на меня, и я не сдерживаю всхлип.

— Я не могу это сделать, — вздыхаю я и отворачиваю голову. Выражение его лица, которое я вижу лишь мгновение, подсказывает мне, что Господин вернулся.

— Не можешь это сделать? — он прищуривается еще сильнее, и его взгляд становится злым. Пылающим. Мои руки сдернуты с его шеи и падают на кровать. — Не можешь это сделать? А теперь? Ты можешь сделать это теперь, рабыня? — его рев заставляет мое дыхание участиться, опасаясь, что я нанесла существенный вред. Я открываю рот, но прежде чем успеваю заговорить, его ладонь крепко прижимается к моим губам. — Ни слова. Я все равно с тобой закончил. Я оставлю тебя в твоей комнате, — его член врезается в меня, когда он наклоняется вперед, хватает сначала одну манжету, а затем другую. Я кричу, понимая, что это приносит столько удовольствия, что я едва могу чувствовать страх.

— Ты не можешь оставить меня здесь, — я пробую под ним пошевелиться, ищу способ выскользнуть и расстегнуть оковы. Это бесполезно.

— Я могу сделать все, что захочу. Я — Господин. Тебе лучше не забывать об этом, — его член все еще стоит, когда он уходит, оставляя меня в холоде, который я чувствую не из — за температуры в помещении. Впервые, я действительно его обидела, и я не уверена, что чувствую по этому поводу.

Почему трахаясь вчера вечером, я подумал, что что — то изменилось? Диана не хочет меня. Не настоящего меня. Она видит во мне лишь варвара. Какого — то ненормального мужика, который похитил ее и держит в плену в этом огромном доме, где у нее нет права голоса или контроля над чем — либо. Эти мысли ввели меня в заблуждение и подтолкнули к тому, что я решился показать ей свою другую сторону. Мне казалось, что она готова испытать все то, что я еще мог бы ей предложить. Бл*дь, как же я ошибался. Единственная вещь, которая нужна от меня этой женщине — это ГРЕБАНАЯ пуля.

Я поднимаюсь вверх по лестнице и прохожу мимо своей двери, направляясь прямо к шкафу, чтобы взять какую — нибудь одежду. Рывками натягиваю на себя ткань, и каким — то образом мне все же удается одеться, а не изорвать вещи. Галстук болтается в моей руке, и я со всей силы бросаю его на кровать. Моя грудь болит так, словно я протянул ей нож и позволил вогнать его себе в сердце, которое не билось с тех самых пор, как я потерял свою семью. Как я мог быть таким глупым? Я снова и снова задаюсь этим вопросом. Мне нужно все исправить. Придется вернуться к первоначальному плану. Дело не во мне и даже не в том, чего я хочу. Необходимо поступить так, как будет лучше для нее.

Я останавливаюсь, позволяя всему этому уложиться в моей голове. Ключи оказываются в руке прежде, чем я успеваю закончить собственную мысль. Звук моих шагов едва различим, когда я спускаюсь по лестнице. Дверь, за которой хранится мой контрольный набор, открыта. Я вхожу, хватаю баночку с таблетками и вытаскиваю темно — красную пилюлю из секретного отсека, лежащую отдельно. Есть только один способ узнать наверняка, насколько далеко готова зайти моя рабыня. Пришло время ее испытать.

Таблетки гремят в пузырьке из — за дрожи в моих руках. Во второй руке я прячу другую таблетку и направляюсь в подвал. Мой желудок сжимается, когда я спускаюсь в тускло освещенную комнату. Диана поднимает голову. Я вижу, что ей страшно. Она отползает к изголовью кровати и прижимает колени к груди. Как только она замечает, что я держу в руках, ее глаза встречаются с моими.

— Покончим с этим, — я подхожу к небольшой раковине и наливаю стакан воды. Отхожу от нее и ставлю кружку на тумбочку. Ее дыхание сбивается, пока она пытается успокоиться.

— Что ты имеешь в виду под "покончим с этим"? Ты сказал, что я должна заслужить смерть.

Я снимаю манжету, и она свободно падает на кровать.

— Ты безнадежна, Диана. Сейчас же снимай другую манжету.

Ее бровь выгибается от обиды. Не уверен, связано ли это с основным заявлением или с тем фактом, что я обратился к ней по имени. Она выглядит нерешительно, протягивая руку и медленно расстегивая пряжку. Невооруженным взглядом видно, как дрожат ее руки, когда она кладет их на колени. Я не сдерживаюсь и не позволяю ей осознать то, что происходит. Крышечка от банки падает на шелковые простыни, и я вынимаю четыре таблетки, перемешивая их с той, которую прятал в руке.

— Две из них убьют тебя. Все пять сделают так, чтобы ты не страдала, — я оставляю их на открытой ладони в ожидании ее выбора. Я смотрю вниз и едва ли могу обнаружить единственную таблетку со снотворным.

— Что, если ничего не выйдет? — она даже не смотрит на то, что я держу в руке. Я чувствую, как зарождается маленькая искорка надежды, когда она смотрит мне в глаза. Если она не возьмет то, что я предлагаю… будет ли это означать, что в действительности она не готова умереть?

— Все получится.

Она облизывает свои губы и с трудом сглатывает, но все же продолжает смотреть на меня.

— Ты не можешь просто пристрелить меня?

Пристрелить ее. Если бы ее задница уже не побывала в аду и не вернулась обратно, то я бы перекинул ее через свои колени и нашел бы ответ на этот вопрос. Вот как бы это было, но сейчас мне остается только стиснуть зубы, несмотря на свой гнев.

— Ты хочешь, чтобы я сделал за тебя всю грязную работу? — я саркастически смеюсь. — Нет. Если ты хочешь убить себя, то тебе придется взять их.

Диана выглядит устало. Я вижу битву, которая происходит в ее голове, и знаю, что уже выиграл. Независимо от того, что она сделает, это мгновение принадлежит мне. Раньше ей уже выпадал шанс уйти из жизни, но ни одна из предыдущих возможностей не вызывала у нее такого отчаяния. Небольшой шаг, но, тем не менее, весомый.

— Пять секунд, — я держусь прямо, когда она смотрит вниз, на красные капсулы в моей руке. — Четыре. Три. Два…

Она забирает их с моей ладони, и я даже не пытаюсь остановить ее.

— Зачем ты это делаешь? — ее рука сжимается в кулак, удерживая таблетки. Я наблюдаю, как слезы застилают ее глаза, а голос надрывается, после чего она начинает дрожать и закусывает нижнюю губу. — Почему тебе нравится смотреть, как умирают? Зачем было терзать меня или других, если все это время ты знал, чем все закончится? Зачем! — она выкрикивает последнее слово, не позволяя мне ответить. Ее тело врезается в мою грудь, когда она толкает меня на кровать, отправляя таблетки в рот. Я не сопротивляюсь. Даже не пытаюсь освободиться.

Диана тянется за стаканом воды и делает большой глоток, но ее рука по — прежнему остается прижатой к моей груди. Я знаю, что она не доверяет мне и отказывается понимать.

— Я ненавижу тебя, — всхлипывает она и ставит стакан на тумбочку. — Я ненавижу то, что ты сделал. Ты все испортил! — плач только усиливается, и удары обрушиваются на мою грудь один за другим. Проходит несколько минут, и она больше не в состоянии бороться. Я принял каждый удар, позволяя ей смириться с тем, что по ее мнению должно произойти.

— Каким образом я все испортил? — я предотвращаю следующий удар, стаскивая девушку вниз за ноги, а после сажусь верхом на ее колени. Она пытается ударить меня снова, но я держу крепко, и рычу, когда она начинает дергать ногами. Мое предупреждение не успокаивает ее. — Ответь на вопрос, рабыня.

— Ты делал именно это. Ты копался в моей голове. Ты заставил меня…

Рыдания становятся громче, и я не могу сдержаться и обнимаю Диану, крепко прижимая к себе. Я удерживаю ее, ведь она так идеально подходит для моих объятий. Мне хочется держать ее так вечно. Я никогда не позволю ей выйти на свободу.

— Смерть скоро придет к тебе, рабыня. Теперь ты счастлива?

Диана напрягается в моих руках. Ее голова дрожит, когда душераздирающая мольба слетает с ее губ.

— О, Боже! — она дергается вперед, вырываясь с достаточной силой, чем очень меня удивляет. — Отпусти меня, — произносит она, задерживая дыхание. — Меня сейчас стошнит.

Стошнит? Я отпускаю, но нахожусь в полной готовности поймать девушку снова, если это понадобится. Она бросается к раковине, засовывает пальцы себе в горло и ее начинает выворачивать. Мои глаза закрываются, пока глубоко во мне расцветает надежда.

— О, Боже. Может уже слишком поздно? — всхлипывает она, включает воду и выпивает целый стакан воды, пытаясь снова вызвать рвоту.

— Я не уверен. Может быть. Подойди и позволь мне обнять тебя.

Подступающая паника заставляет ее хаотично двигаться, пока она с ужасом в глазах смотрит на меня.