— Господин, — медленно произносит она.

Я знаю, что она ждет моей команды. Возможно, она думает, что это будет дополнительный урок, но это конец.

— Встань, рабыня.

Она поднимается, и только потом видит поднос, который я держу. Она резко втягивает воздух ртом, и ее взгляд встречается с моим. Там, где однажды я видел страх, смешанный с соблазном, теперь я вижу лишь шок и непонимание.

— Сейчас или никогда. Это твой выбор. Выбирай с умом.

Вероника опускает взгляд на поднос, осматривая каждый предмет. А я? Я терпеливо жду. Скорее всего, она думает, что у нее есть шанс отсюда выбраться, сбежать назад в объятия своей смерти, здесь и сейчас, но она ошибается. Если бы я ошибся в своих прогнозах, я бы ее не отпустил.

Никакого колебания. Никаких раздумий.

— Нет!

Она трясет головой, позволяя золотистым волосам упасть на плечи. Ее взгляд встречается с моим, за секунду до того, как она падает на колени.

— Я передумала. Я нужна миссис Темплтон… Я…

Вокруг нас растет стена молчания, пока я пытаюсь сдержать свою довольную улыбку, прикусывая щеку изнутри.

— Сегодня ты соберешь свои вещи. Обед подадут в обычное время. Утром я отвезу тебя в твой новый дом.

Страх. Он смыкается вокруг меня, заставляя сбиться дыхание. Но такого эффекта, как в первые дни, на меня это не производит. Вероника сглатывает, ее глаза слегка потухают, и она кивает. Я знаю, что для нее будет сложным шагом вернуться назад в общество. Вернуться туда, где не будет никого, кто будет принимать за нее решения, но она не одинока. Миссис Темплтон, например. Сорокапятилетняя женщина, которая живет неподалеку и готовит завтраки. Недавно она потеряла мужа. Они с Вероникой стали друзьями, когда она прибыла сюда. И конечно же, у нее есть я, если ей понадобится помощь.

— Все уже устроено. Продолжай играть. Потрясающая мелодия.

Я указываю рукой на фортепиано, и разворачиваюсь, намереваясь уйти и поставить поднос обратно. Тридцать три раба спасено. Я позволяю себе улыбнуться, как только поворачиваюсь к ней спиной.

— Господин?

Я оборачиваюсь, а она до сих пор стоит на коленях.

— Да, рабыня.

— Благодарю. За все.

Вернуть Веронику назад к жизни было для меня важнее, чем что — либо. Ей всего лишь нужно было узнать, чего она стоит. Что ею можно дорожить, а не пользоваться, как это было с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Не было ни мольбы, которую я мог бы проигнорировать… Не было криков, от которых стыла в жилах кровь… Не было необходимости в любви… всего лишь поощрение. Уважение к себе. Но что важнее всего, я заставил ее увидеть зло. Жизнь, которую она прожила. Именно это я показываю им всем. Но с ней… Она была напугана с самой первой минуты. У некоторых страх появляется спустя дни, или даже недели. Но не у нее.

— Пожалуйста.

И я ухожу, не в силах выдержать благодарность. Это не по мне. Я уже не тот, невероятно счастливый человек. Мне 36… Обстоятельства привели меня к такой жизни, и заставили бороться за выживание. У меня было все, о чем может мечтать мужчина — успех, безопасность, стабильность, а потом в один момент все превратилось в ничто. Пустота. Я потерял все, что так долго держал в своих руках. Вместо всего этого, я познакомился со смертью. Нет, я не пытался покончить с собой, но я думаю об этом. Каждый. Божий. День.

Я ставлю поднос на тумбу и смотрю на его содержимое. Рабы поддерживают во мне жизнь. Дают мне причину продолжать жить. Пришлось усвоить не один жизненный урок, чтобы понять, где мое место, но для всего этого, я отодвинул свои личные мотивы в сторону, и сосредоточился на помощи другим.

Джейми оказался первым. Группа, с которой я в свое время занимался, не принесла никакой помощи. Более того, любопытство найти ответы на вопросы взяло верх, и это стало началом. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что он сломлен. Он не произнес ни слова. Никогда не выказывал желания умереть, как другие. Ему было все равно на истории других членов группы о том, что привело их туда. Джейми не говорил. Он просто слушал. Наблюдал, пока другие плакали и обнимали друг друга. Я уже видел подобное. Это не могло случиться снова.

Однажды, после сеанса с группой, я похитил Джейми и отвез к себе домой. В его кармане я нашел заряженный пистолет с одним патроном. Позже он рассказал мне, что собирался покончить с собой той ночью. Недели, потраченные на восстановление парня, только сломали его окончательно, но при этом изменили оба наших мира — его и мой. Он остался жив, и покинул меня, а я точной знал, что должен делать дальше.

Я никогда не афиширую то, чем занимаюсь. Ходят разные слухи. Но никто не может сказать точно. Знают только рабы и рабыни. Люди приходят сюда за смертью. Они просто не подозревают, что я не позволю им её встретить.

Я отхожу от тумбы, не в силах больше смотреть на все это. Нужно еще столько всего сделать. Рабыня Диана — не просто новая рабыня. По крайней мере, я так думаю.

Они лезли из кожи вон, чтобы убедить ее обратиться ко мне. Должна она это сделать, или нет, не тот вопрос, который я задаю сам себе. Если потребуется, я поступлю точно так же, как поступил с Джейми. Я знаю достаточно, чтобы отчетливо понимать, насколько далеко она готова зайти, чтобы расстаться с этой жизнью. Она так же не хочет моей помощи, учитывая ее попытку самоубийства, как я не готов утверждать, что исцелю ее. Я не уверен. Ребенок и муж — мертвы. Живых родственников нет. Попытка покончить с собой. Сейчас, на ее счету их уже две; вторая произошла совсем недавно. Но она попытается снова. И в этот раз она не оплошает. Я не смогу ей помочь после третьей попытки. Но мне придется, ведь она решится на это. Теперь она знает, кто я. Мы связаны, хоть и только на бумаге. В этот раз я должен искупить вину за то, что сделал в прошлом.

Музыка не прекращается, когда я закрываю дверь, и отправляюсь наверх, в свою спальню, к мониторам. Камеры находятся в каждой комнате дома. Даже в уборных. Когда речь идет о рабах, которые хотят свести счеты с жизнью, такого понятия, как "личное пространство" — не существует. Они искусные. Особенно, когда смерть слишком глубоко вонзила когти в их кожу и души. В доме запрещены любые предметы, которые могут стать средством самоубийства. Нет такого времени, когда я не знаю, что они делают. Изредка я сплю, и если необходимо, то в целях безопасности, есть система тревоги.

Как только я возвращаюсь в комнату, то беру в руки папку с делом Дианы Сакстон. К первой страничке прикреплена ее фотография. Я вытаскиваю снимок, и внимательно рассматриваю. Длинные темные волосы с карамельным оттенком обрамляют круглое лицо. Большие зеленые глаза прищурены — она улыбается. Она не красавица, как сказал бы "Голливуд". Но в ней есть что — то, что заставляет мою кровь забурлить… А такого не случалось уже очень давно… Я редко позволяю себе отвлечься на интим, хотя и не скажу, что совсем отрицаю его. Но секс с рабами — никогда. Это то, во что я не хочу себя втягивать. Я не смогу оставаться таким же отстраненным, каким привык быть.

Полные красные губы, идеальные белые зубы. На ней черно — серебристый свитер и шарф в тон через плечо. Небольшое декольте все же открывает, насколько пышной кажется ее грудь. Мне даже не нужно смотреть дальше. Я и так могу догадаться, что у нее прекрасная фигура. Изгибы в форме песочных часов и красивые бедра. А ее попка…

Я убираю фото, пресекая подобные мысли, и возвращаюсь к бумагам. Психиатрическая больница, в которой она находится сейчас, держит ее на препаратах. Если моя информация верна, она может прекратить принимать их на свое усмотрение. Учитывая, что я сам отказался от препаратов, то нет необходимости заставлять ее продолжать пить таблетки. Но первые 72 часа после окончания приема станут адом. Именно столько времени потребуется, чтобы организм очистил себя от дряни, которой ее пичкают. После этого нужно быть еще более осторожным. Она быстро сломается, и я должен буду находиться рядом, чтобы поймать ее, расшевелить, и снова поставить на ноги. Черт, неправильно. Но я не могу исключить эту часть. Удовлетворение, которое я получаю, возвращая им их силу, имеет две причины. Во — первых, я наслаждаюсь красивым сражением. Во — вторых, это показывает мне, с чем я сталкиваюсь.

Вместе с медицинскими записями я нахожу свидетельство о рождении, свидетельство о браке, и карту социального страхования. Последнее, что я нахожу, это список агентств, которым она предложила продать свой дом. Меня притягивают фотографии дома, и я начинаю просматривать каждую.

Двухэтажное поместье выглядит изумительно. Стены увешаны семейными фотографиями. По центру большой гостиной деревянный стол, который не раз играл роль центра досуга в семье. Комната маленькой девочки, отделана в розовых и светло — зеленых тонах. Родительская спальня с белыми стенами и красно — золотым одеялом на кровати. Множество подушек у изголовья с маленькими кисточками по краям. Огромная картина пары ангелов наполнена оттенками и цветами, которые идеально дополняют комнату.

Я разворачиваюсь на стуле, и тянусь к своему компьютеру. Найти список агентств не составляет никакого труда. Делая это, я сохраняю картинку ее спальни и отправляю Джейми.

"Мне нужна точно такая же кровать, тумбочки, стол, и картина на стене. Код — красный".

Я отправляю сообщение, и вытираю испарину с лица, которая успела образоваться на лбу. Не уверен от чего я так нервничаю, то ли от битвы, которая мне предстоит, то ли от того, что понимаю, насколько это может быть опасно. Диана не вернется в свою прежнюю комнату просто так, но это нужно сделать. Она может и дальше держаться за воспоминания о тех, кого любила, но она сбежала от всего, что может напомнить ей о них. Это не может продолжаться. Пока она не встретиться лицом к лицу с тем, от чего бежит, она никогда не исцелится. Это только начало — фитиль, который приведет к взрыву, если его поджечь.