— А я, — спокойно возразил Крутобоев, — не хочу возвращать вам эту девушку. К тому же это и невозможно: я подарил ее своему управляющему, и не в моих правилах отбирать подарки.

— Вы подарили Верку Литвинову?!

— Да вам-то какое дело? Она уже не ваша крепостная, а моя, кому хочу, тому и дарю. Тем более что они приглянулись друг другу и собираются повенчаться.

— Повенчаться?! — взвизгнул Юлий Карлович. — А, стало быть, вы все это намеренно подстроили, чтобы отобрать у меня Верку и отдать Литвинову! Закрутили роман с моей сестрой…

— Прошу прощения, барон, но никакого романа с графиней Лисовской я не закручивал. Напротив, это она пыталась «закрутить» со мной роман. Да только я еще не выжил из ума, чтобы принять ее сладкие речи за чистую монету.

— Вы обманули Ленору!

— Вздор, сударь! Наши отношения не зашли дальше любезных разговоров. А что касается крепостной девушки, то я отвалил за нее в четыре раза больше, чем она того стоит. Так что ваша многоуважаемая сестрица внакладе не осталась.

— Зато я остался… Но я не позволю тебе обвести меня вокруг пальца, старый мошенник! — Вульф угрожающе наклонил корпус вперед и двинулся навстречу Самсону Львовичу. — Отдайте мне Верку, господин Крутобоев, — прошипел он, понизив голос и мрачно сверкая глазами. — Отдайте по-хорошему, не то хуже будет!

— Ступай-ка ты, немчура поганый, вон, — презрительно процедил Самсон Львович. — А то как бы тебе самому худо не сделалось.

— Да я… да я вас по судам затаскаю… в Сибирь…

— Что-о?! — грозно вскинулся Крутобоев. — В Сибирь?! Меня, бывшего гусарского полковника? Того, кто будучи еще юнцом зеленым, с Суворовым через Альпы… Ну держись, басурманская рожа! Я тебе сейчас покажу Сибирь!!

Схватив со стола тяжелую фарфоровую вазу, Крутобоев с неожиданной силой метнул ее в Вульфа. Тот, правда, успел пригнуться, благодаря чему ваза угодила в стену над его головой, осыпав его градом осколков. Тогда Самсон Львович издал громогласный боевой клич, ринулся на Юлия Карловича, сбил с ног и принялся награждать тумаками.

— На помощь! — завопил Вульф. — Кто-нибудь, спасите меня! Сумасшедший старикашка хочет меня убить!!

— Я т-те покажу старикашку! Я т-тя научу уважать людей! — приговаривал Крутобоев. — По-нашему проучу, по-гусарски! Без всяких исправников и судей!

Наконец Самсон Львович притомился и выпустил из руки воротник вражеского сюртука. Юлий Карлович тотчас воспользовался заминкой. Он резво вскочил на ноги, оттолкнул Крутобоева и стремительно бросился через открытые двери гостиной в коридор.

— Держите его, слуги! — оглушительно закричал Крутобоев, устремляясь в погоню за улепетывающим противником. — Схватить!! Задержать!! Не выпущать со двора!!

— Боже мой, Владимир, останови его! — в панике закричала Полина, выбегая из своего укрытия в гостиную. — Ради всего святого, останови Самсона Львовича, иначе он прибьет Вульфа и его посадят в тюрьму!

— Ха! Помнится, кто-то не так давно уверял меня, что Крутобоев — добрейшей души человек, — весело поддел ее Владимир.

Полина смущенно кашлянула.

— Но ведь это правда — он действительно очень добрый человек. Правда, если уж разозлится…

Они выбежали на крыльцо, и их взорам предстала следующая картина. Через обширный двор, петляя, как заяц, бегал Юлий Карлович. А за ним, размахивая вишневой тростью, носился Крутобоев. Причем, носился необычайно резво, словно молодой олень. Пару раз ему даже удалось наддать Вульфу тростью. Но, как вскоре догадалась Полина, цель его маневров была иной: не подпустить Юлия Карловича к стоящему у крыльца экипажу. И с этой задачей Самсон Львович справлялся весьма успешно.

Наконец Крутобоев выдохся. Вульф, судя по его виду, выдохся еще раньше, но ведь речь шла о его жизни, поэтому ему приходилось держаться до последнего. И, заметив, что преследователь ослабевает, он собрал остатки сил, стремглав бросился к коляске и запрыгнул в нее.

— Ворота, ворота закрывай! — кричал Крутобоев, энергично махая руками.

Вишневая трость, описав по воздуху живописный полукруг, стукнула по мощному загривку Вульфа. Тот ойкнул и бессильно откинулся на сиденье. Но экипаж уже благополучно миновал ворота, которые, на счастье многострадального гостя, заклинило, и они так и остались незакрытыми, несмотря на усилия дворни.

— Ах ты, черт, не успели, ускользнул, собака, — с досадой выдохнул Самсон Львович. — Ну да ничего, брат, будешь помнить Самсона Крутобоева!

На мгновение над капюшоном удаляющейся коляски появилось злобно перекошенное лицо Вульфа. И тут же скрылось, испугавшись града полетевших вслед экипажу камней.

— Гром победы разз-дава-айся! — торжествующе пропел Крутобоев. — Ве-селися храбрый рос! Новой слав-оой украша-айся! Боо-напарта ты потрес! Ничего, дочка, — ободряюще обратился он к Полине, весело подмигивая, — мы еще призовем к порядку твоего немца. Хватит, покуражился над внучкой русского офицера. Теперича наш черед настал… Сенька! А ну-ка братец, вели поскорее накрывать обед. Да шампанского, шампанского подавай! Будем праздновать победу над басурманами.

Продолжая весело напевать, Самсон Львович направился в дом. Проводив его взглядом, Полина медленно обернулась к Владимиру.

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь?

— Я думаю, — проговорил он, сосредоточенно глядя куда-то поверх ее головы, — что после сегодняшней встряски Вульф будет еще долго приходить в себя. А мне только того и нужно — немного времени.

— Для чего?

— Чтобы дождаться того, кого я с таким нетерпением жду. Того, кто поможет мне воспользоваться ключом к интересующей меня тайне.

Полина слегка нахмурилась.

— Ты опять говоришь загадками!

Он примирительно чмокнул ее в щеку.

— Потому что время разгадок еще не пришло. Но я уверяю тебя, что оно уже совсем на подходе.

19

В московском особняке князя Одоевского давали бал. Просторные залы сверкали огнями; в воздухе витала атмосфера беспечного флирта. А в самом конце парадной анфилады находились полутемные гостиные, где кипели совсем иные страсти. В одной из них, за покрытым зеленым сукном столом, сидел признанный король большой игры Григорий Марасевич.

Сегодня он был не в духе. Репутация не чистого на руку игрока докатилась и до первопрестольной, и желающих сесть с Марасевичем за игорный стол почти не находилось. Король большой игры скучал. Он уже давно подумывал о том, чтобы перебраться в одну из европейских столиц и как следует там развернуться, но его удерживали денежные затруднения. Как человек искушенный в житейских делах, Марасевич прекрасно понимал, что нельзя заявиться в крупный игорный дом в потертом сюртуке и скромном наемном экипаже. Нет уж, сначала нужно устроиться в хорошей гостинице, войти в сношение со сливками общества. А уж потом…

Дверь соседней гостиной распахнулась, и в комнату ввалился молодой гусар. Наметанным глазом Марасевич сразу определил, что юноша нетрезв. Впрочем, он был и не сильно пьян — как раз в таком состоянии, когда море становится по колено и тянет на подвиги.

— Добрый вечер, господин Марасевич, — произнес молодой человек, посматривая на того с легким вызовом и беря со столика бокал с вином. — Вы меня не узнаете?

— Отчего же? — Марасевич приветливо улыбнулся и слегка откинулся на стуле. — Узнаю. Вы — князь Иван Юрьевич Вельский.

— Ага! — победно воскликнул Иван. — Значит, вы меня узнали. Стало быть, должны догадаться, с какими намерениями я пожаловал сюда.

— Вы хотите попытать удачу и отыграть давний отцовский долг?

— Вот именно, сударь, вот именно!

Залпом осушив бокал, Вельский тяжело плюхнулся на стул. А затем извлек из кармана неразрезанную колоду карт и бросил ее на сукно.

— Так что же, сударь? Вы дадите мне такую возможность?

— Почему бы, собственно, и нет? — с философской улыбкой отозвался Марасевич. — Вы новичок в игре, поэтому, как знать? Возможно, вам повезет больше, чем вашему отцу.

— Ну, не такой уж я и новичок! — с легкой бравадой возразил Иван. — Во всяком случае играть в «фараона» мне доводилось не раз. Впрочем, это настолько простая игра, что в ней и ребенок не запутается. Да что там! Здесь ведь даже думать не надо. Все зависит исключительно от везения, удачи… Вы со мной согласны, сударь?

— Разумеется, — кивнул Марасевич. — «Фараон» — единственная карточная игра, где от усилий самого игрока абсолютно ничего не зависит. Выигрывает тот, чья карта окажется сильнее. Вот и все. И ничего нельзя предугадать заранее. Собственно, этим «фараон» и хорош. — Марасевич чуть склонил голову и доверительно улыбнулся Вельскому. — Проигравший может с чистой совестью сказать себе, что не виноват в проигрыше: просто фортуна оказалась в этот раз не на его стороне. Но ведь все может сложиться и наоборот. Знаете, некоторые даже совершают своеобразные ритуалы перед тем, как сесть за карточный стол. Что-то вроде обряда поклонения Деве Фортуне…

— Ха! Кому вы все это объясняете! — Иван посмотрел на Марасевича со снисходительной усмешкой. — Я же сказал вам, сударь, что я не новичок в игре. И меня уже давно просветили насчет таких ритуалов… Ну да об этом распространяться не стоит. Что ж, начинаем игру?

— Пожалуй. — Марасевич неспешно распечатал колоду. — С какой ставки желаете начать?

— Я так полагаю, сударь: чем крупнее начальная ставка, тем лучше. — Иван взял со столика новый бокал и, отхлебнув немного, поставил бокал рядом с собой. — В самом деле, не сидеть же нам здесь с вами до утра? Я еще надеюсь потанцевать… Пять тысяч рублей вас устроит?

— Вполне, — бесстрастно ответил Марасевич. Столь высокие ставки отваживались делать лишь очень богатые люди, к коим Иван Вельский никак не принадлежал. Но короля большой игры трудно было чем-то удивить. — Ну что ж… Ставки сделаны, князь, извольте тянуть карту.