— Ах, дорогая Ленора, как я рада вас видеть! — вскочила Полина с кресла навстречу гостье. — Но… вы, кажется, чем-то взволнованы? У вас ничего не случилось? А у меня, представьте, случилось! Поехала я в первом часу в особняк Нелидова навестить мою захворавшую Наденьку. И что бы вы думали? Не успела я в дом войти, как этот Нелидов выбежал на улицу и начал ко мне придираться. Да еще и заявил, что я кажусь ему смешной! Вы только представьте себе!

— Надо же? Вот мерзавец! — Элеонора сочувственно посмотрела на Полину. — Впрочем, чему вы удивляетесь? Я ведь уже говорила вам, что это за человек. Но расскажите подробнее, как было дело!

Обрадовавшись, Полина в красках живописала утреннее происшествие. Элеонора слушала ее с повышенным вниманием: с каждым язвительным замечанием Полины в адрес Нелидова на ее сердце проливался бальзам. Когда же Полина закончила рассказ, Элеонора чувствовала себя более-менее успокоенной и способной здраво размышлять.

— Знаете что я думаю, Полетт? — сказала она, немного помолчав. — Этого зарвавшегося наглеца следует хорошенько проучить. И у меня уже созрел план…

И, усевшись на диван, женщины принялись обсуждать, как отомстить злодею Нелидову.

10

Случай досадить Нелидову представился уже назавтра. Элеонора разузнала, что он будет на вечернем приеме у княгини Долматовой. Графиня тотчас переговорила с Дарьей Степановной и убедила отпустить Полину с ней к Долматовой. (Сами же Вельские собиралась в другое место.)

Решив, что сегодня необходимо выглядеть заметно, Полина надела самое оригинальное платье. Юбка у него была белая, а лиф, весь целиком — цвета морской волны. Этот самый лиф был щедро украшен розами и многочисленными складочками. Такими же розами, цвета морской волны, был отделан в два ряда подол юбки. Подобная вычурность одежды уже входила в моду, однако многие петербургские дамы все еще не решались ей следовать, предпочитая старую благородную простоту.

На голову Полина, по совету Элеоноры, накрутила объемный тюрбан, перевитый золотой нитью. С помощью рубинового аграфа к тюрбану крепились пышные, изогнутые страусовые перья.

Когда Полина, одевшись, сошла в гостиную, Дарья Степановна восхищенно всплеснула руками, а Юрий Петрович озадаченно нахмурился.

— Ну, ma chere enfant, что-то на этот раз ты уж чересчур… расстаралась, — пробормотал он. — Что за причудливое одеяние? Да разве молодые девицы носят тюрбаны? Мне казалось, что только замужние дамы. И талия что-то уж… слишком низка. Как-то неестественно даже… Или как раз естественно, но все равно чудно. А розанов-то сколько! Словно на тебе не платье, а цветочная клумба.

— Ах, Жорж, сделай одолжение, перестань нести вздор! — раздраженно перебила княгиня. — Да что вы, мужчины, можете в этом понимать? По мне, так Поленька выглядит настоящей гранд-дамой. И не только я, но и Ленора так считает: она видела, во что Поленька собирается одеться, и полностью одобрила.

— Подумаешь, Ленора! — обиженно проворчал Юрий Петрович. — Тоже мне законодательница мод нашлась. И вообще, любезная женушка, к твоему сведению, понятие «гранд-дама» нельзя применять к семнадцатилетней девушке! Так можно говорить только о замужних, да-с! А впрочем, я с вами не спорю, — примирительно закончил он.

Замечания отца обеспокоили Полину. Но приехавшая вскоре Элеонора наделала ей таких комплиментов, что сомнения девушки рассеялись. Почувствовав себя окрыленной, Полина торопливо простилась с родителями и отправилась с графиней Лисовской в долматовский особняк.

* * *

Владимир с Александром приехали на вечер чуть раньше.

— Знаешь что, Саша, — говорил Владимир Зоричу, оправляя перед зеркалом свой вишневый фрак, — я, кажется, окончательно решился ехать с тобой за границу. Да и, в самом деле, чего ждать? В отставку я вышел, дороги подмерзли, позавчера управляющий отчитался по имениям и привез деньги. Самое время отправиться, не так ли?

— Верно, — согласился Зорич. — Если без промедления махнем в Париж, то как раз поспеем к началу сезона. Нет, mon cher, ты только подумай! — внезапно воскликнул он с прорвавшимся чувством. — Снова увидеть Париж, с его дворцами, оперой, Булонским лесом… И женщинами! Такими, каких нет больше нигде, ни в одной европейской столице. Черт, мне даже не верится, что когда-то мы провели там целых три года.

— Да, это были незабываемые деньки. Но ведь и мы тогда были другими! А самое главное, молодыми. Страшно подумать, что в восемьсот четырнадцатом году мне было всего семнадцать!

— Да, семнадцать… Прямо как Полине и Наденьке.

Владимир досадливо поморщился.

— Ради бога, Саша… Не напоминай ты мне об этой несносной девчонке. Хотя бы сегодня, когда ее, по счастливой случайности, здесь нет.

— Ха! Как бы не так! — весело воскликнул Зорич. — Да вот же она, смотри! Легка на помине. Да еще с кем? С неподражаемой графиней Лисовской! Нечего сказать, подходящая компания для девушки из приличной семьи!

И в самом деле, в бело-золотую гостиную входили Полина и Элеонора. Обе — в пышных белоснежных тюрбанах с развевающимися перьями, только графиня была по-прежнему в черном, якобы траурном, платье. Перешептываясь и стреляя глазами по сторонам, женщины подошли к хозяйке и о чем-то заговорили с ней.

— Держатся, словно заправские заговорщики, — с усмешкой заметил Зорич. — И разодеты, как на парад.

— Мадемуазель Вельская начала впадать в дурной вкус, — язвительно произнес Владимир. — Ее сегодняшнее платье напоминает одежду немецких кукол, что продаются в магазине на Невском. А головной убор так и вовсе не выдерживает критики. Нелепое нагромождение с грудой дурацких перьев!

— Это «нагромождение», к твоему сведению, называется тюрбаном.

— Тюрбаном? — переспросил Владимир с притворным непониманием. — Помилуй, мы ведь, кажется, не в Стамбуле! Вот и еще две особы в тюрбанах, — он указал глазами в дальний конец залы. — А, я, кажется, понял, в чем дело! В Петербург приехал турецкий паша и притащил за собой свой сераль.

Зорич рассмеялся, а Владимир скрестил руки на груди и с иронией оглядел гостиную. Однако веселиться ему довелось недолго. В следующий момент проходившая мимо Полина широко взмахнула веером и как бы невзначай щелкнула его по носу.

Отпрянув от неожиданности назад, Владимир потер ушибленный кончик носа и оторопело посмотрел на девушку. По лицу Полины скользнула озорная улыбка. Но она тут же приняла смущенный вид и с притворным сожалением пробормотала:

— Ах, господин Нелидов, ради Бога, извините меня! Я вас не заметила.

— Извинения приняты, мадемуазель, — сдержанно ответил Владимир, желая предотвратить назревающую перепалку.

— Благодарю вас, — с милой улыбкой промолвила Полина. — Вы, как всегда, великодушны. Но я все-гаки беспокоюсь: вы не сильно пострадали… в результате моего неосторожного движения?

Владимир уже собрался отчитать Полину за беспардонное поведение, но, заметив усмешку Элеоноры, передумал.

— Уверяю вас, мадемуазель, я нисколько не пострадал, — все тем же нейтральным тоном ответил он.

— Что ж, я рада, — с притворно кроткой улыбкой промолвила Полина. И чуть помедлив, продолжала: — Но как это я умудрилась вас не заметить? Вы и ростом вышли, и одеты весьма приметно. — Она окинула его с головы до ног издевательским взглядом. — Знаете, вишневый цвет вам очень к лицу. Вот только я не знала, что мужчинам дозволяется носить бархат. До сегодняшнего вечера я считала, что бархат носят только женщины. Но вот смотрю сейчас на вас и вижу, что и на мужчинах эта ткань тоже неплохо смотрится. И даже очень… романтично. В этом наряде вы похожи на средневекового рыцаря. Благородный рыцарь Айвенго! Или лучше, Тогенбург Жуковского.

На какое-то время Владимир лишился дара речи. Поведение Полины было откровенно неприличным и полностью подходило под понятие «дурной тон». Но то ли Полина была так глупа, что не понимала этого, то ли, напротив, очень смекалиста. И хорошо запомнила его вчерашнюю фразу, что его деликатность не позволит ему обойтись с ней, как она того заслуживает — то есть ответить оскорблением на оскорбление. «Нет уж, дудки, милочка, на сей раз я тебе не спущу», — мстительно подумал Владимир, оглядывая залу, чтобы убедиться, что остальные гости не смотрят в их сторону.

— Благодарю вас, мадемуазель, — проговорил он с любезной улыбкой. — И спешу ответить. Вы тоже прекрасно выглядите. Но особенно восхищает меня ваш головной убор. Этот чурбан… ах, простите, тюрбан! И перышки… ну, просто чудо. Да-да, мадемуазель Вельская, вы — настоящее чудо! Чудо с перьями… Или… чудо в перьях, так будет точнее. Настоящее чудо в перьях…

От негодования Полина побледнела.

— Нет, господин Нелидов, вы не рыцарь, — сказала она с нервным смешком. — Вы грубиян.

— Да, мадемуазель, — с той же любезной улыбкой парировал Владимир. — Вы точно подметили: я грубиян. И именно поэтому я неподходящая компания для благопристойной юной девицы. Сделайте надлежащие выводы и… — он окинул ее предостерегающим взглядом, — оставьте меня, наконец, в покое! Если, конечно, — прибавил он с презрительной улыбкой, — вы не из тех женщин, которым нравится бесцеремонное мужское обращение.

Полина была так поражена последней фразой Владимира, что не смогла ничего ответить и только судорожно вздохнула. Затем взмахнула юбками и, подхватив Элеонору под руку, умчалась в другой конец залы.

— А ловко ты ее отбрил, — восхищенно заметил Зорич. — Ничего, ей будет наука не связываться с умудренными жизнью людьми.

— Надеюсь, она отвяжется, — устало вздохнул Владимир. И, гневно сверкнув глазами, прибавил: — А эту стерву графиню Лисовскую убить мало. Ну, хочешь ты мне мстить, так мсти сама, что же ты девчонку подсылаешь?