Татьяна Воронцова - Невроз

Рита почувствовала мягкий толчок в сердце, как бывало всегда, стоило ей уловить близкое присутствие табуированной, тщательно охраняемой от вторжения области бессознательного. Тяжелые металлические побрякушки на запястьях обеих рук... привычка носить их, все время чувствовать себя захваченным в плен... не вполне свободным.

– Значит ли это, что у вас имеется алкогольная зависимость?

– Не думаю.

– А наркотическая?

Он вскинул глаза. Темные, как раскаленные бездны ада.

– Однозначно нет.

– Но вам приходилось пробовать наркотики?

– Да.

– Какие именно?

– Все существующие.

– Есть ли среди них такие, которые вы употребляете постоянно?

– Мы говорим о нелегальных препаратах, – хмуро произнес он. – Мне бы не хотелось распространяться на эту тему.

– Вы в кабинете психоаналитика, Грэм. Здесь можно признаться в чем угодно, даже в убийстве, не опасаясь оказаться из-за этого на скамье подсудимых.

– Тайна исповеди?

– Совершенно верно.

Но он молчал.

Рита попыталась зайти с другой стороны.

– В случае необходимости вы согласитесь на детоксикацию?

– Да, но не думаю, что такая необходимость возникнет. В настоящее время я чист.

– Когда вы принимали очередной наркотик, что было вашей целью? Простое удовольствие? Или, как говорят последователи доктора Лири, расширение сознания?

Он не поддавался. Он стоял насмерть.

– Вряд ли это имеет отношение к моим нынешним проблемам.

– Что ж, думаю, на сегодня хватит. – Она нажала кнопку спикерфона. – Сейчас моя ассистентка проводит вас к Штейману Якову Давыдовичу, заведующему терапевтическим отделением.

– Яков Давыдович... – прошептал Грэм с округлившимися от ужаса глазами. – Помоги нам боже!

– Он побеседует с вами, – продолжала Рита, не обращая внимания на этот спектакль, – и составит график обследований. На протяжении ближайших трех-четырех дней вам предстоит приезжать сюда к девяти утра и оставаться столько, сколько потребуется. После того как я получу вашу медицинскую карту с результатами всех обследований, мы сможем начать работу. Всего хорошего.

Грэм медленно поднялся на ноги. Явившаяся на зов Наташа распахнула перед ним дверь, ведущую не в приемную, где уже дожидался следующий пациент, а в маленький коридорчик, откуда можно было попасть на лестничную клетку, а оттуда на лифте – на пятый этаж.

– Прошу вас.

Уже переступив порог, он обернулся и окинул Риту пристальным, запоминающим взглядом.

– Спасибо, доктор. Увидимся через неделю.

Оставшись одна, Рита выпрямилась в кресле, набрала полную грудь воздуха, на секунду задержала дыхание, после чего с облегчением выдохнула. Устало помассировала пальцами виски. Прошлась взад-вперед по кабинету, рассеянно трогая пальцами спинки кресел. Потом бросилась к столу, торопливо сняла трубку внутреннего телефона и позвонила в терапевтическое отделение.

– Яков Давыдович? Это Маргарита. Я направила к вам одного из своих пациентов... дневной стационар, да. Строганов Григорий Германович. Да. Нет. Общее истощение организма, подозрение на язву желудка, ряд истерических симптомов с периодически повторяющимися мигренями... Постарайтесь убедить его в том, что все это очень серьезно. Не знаю, не знаю. Об этом еще рано говорить. Я хотела бы получить его карту не позже следующего понедельника. Большое спасибо.

Бросила трубку на рычаг и вновь обессиленно откинулась на спинку кресла. Братишка... Ну и ну! Какой-то граф Дракула с манией величия.

По пути домой, шагая по мокрым после осеннего дождя тротуарам, она вдруг вспомнила, как вместе с той же Ольгой, будучи уже десятиклассницами, но по-прежнему оставаясь наивными дурочками во всем, что касалось секса, они тщетно пытались докопаться до смысла некоторых общеупотребительных слов. В конце концов Ольга не выдержала и пришла с этим к единственному человеку, который (это она знала точно) не стал бы смеяться над ней, – к своему младшему брату. Молчаливому подростку с богатым внутренним миром. «Эрекция, оргазм, минет, – перечисляла она, загибая пальцы. – Что означают эти слова?» Братец остолбенел, но быстро пришел в себя. Усадил ее на стул и буквально за две минуты с предельной прямотой и ясностью растолковал ей, что к чему. Его четкие, безжалостные формулировки не оставляли места сомнениям. Пристыженная сестренка моментально все поняла.

Ольга заливалась счастливыми слезами и благодарила так, как будто смертный приговор, вынесенный ее брату неделю назад, только что заменили пожизненным заключением.

– Для начала ему предстоит пройти довольно-таки серьезное клиническое обследование, – говорила Рита, плечом прижимая трубку к уху и одновременно помешивая в кастрюльке овощное рагу. – Рентген, анализы, консультации... чтобы мы были уверены в том, что он нуждается именно в психоаналитическом лечении. Некоторые органические нарушения могут сопровождаться симптомами, аналогичными тем, что демонстрирует твой брат. И если на этом этапе он не сбежит...

– Не сбежит, – клятвенно заверила Ольга. – Я ему не позволю.

– Может быть, с твоего позволения он спустил в унитаз все таблетки, прописанные предыдущим специалистом?

– Ритусик, – сказала Ольга проникновенным голосом. – Я все понимаю. Он тварь и сукин сын. Но ты хотя бы попробуй, ладно? Бросить же можно в любой момент.

Это было не совсем так. Вернее, совсем не так. Но спорить Рите не хотелось.

– Что ты меня уговариваешь? Я уже согласилась. Уговаривать надо его, а не меня.

...при неврозе имеют место две строго противоположные друг другу тенденции, и одна из них является бессознательной[1].

Полулежа на диване и краем глаза поглядывая на экран телевизора, она продолжала размышлять о своих проблемах. Этот мужчина, в отличие от многих своих братьев по разуму, вызвал у нее симпатию и, как следствие, желание помочь. Но согласится ли он принять ее помощь? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он ей не доверяет. Считает ее всего лишь женщиной. Всего лишь... Это вечное превосходство самца! Однако стоит только жизни взять за горло, и все они моментально бегут к мамочке. К той самой Великой Богине – Инанне, Кибеле, Исиде, – которая породила их и возлюбила и которая оплачет их в последний день. Они приползают к подножию ее трона, сыновья и любовники, и молят вернуть им силу, утраченную в результате пренебрежительного отношения к фундаментальным законам человеческого бытия.

...патогенный конфликт, хотя и содержит личный момент, в то же время отражает и конфликт общечеловеческий, так как отсутствие единства с самим собой является, вообще говоря, признаком человека культуры. Невротик – лишь особый случай человека, который находится в разладе с самим собой и должен объединить в себе природу и культуру.

Неожиданно она вспомнила Кальмара, Колю Панкратова, мальчика из параллельного класса, жившего в том же подъезде, что и Ольга, но выше этажом. Мальчик этот, разумеется, давным-давно превратился в бородатого дядю с залысинами на висках, но в школьные годы... С Ольгой они обменивались журналами, кассетами, пластинками и вообще неплохо ладили. Теоретически он мог быть знаком и с ее младшим братом.

В одной из старых записных книжек сохранился номер его телефона, но некоторое время Рита колебалась. Вспомнит ли он ее? Столько лет, столько зим... С другой стороны, она же его не забыла. Мало того, пока она не переехала с Ботанической улицы на Большую Марьинскую, они периодически встречались во дворе, здоровались и даже останавливались поболтать.

«Ладно, звони. Не узнает, так не узнает. Подумаешь, дело великое».

И она позвонила.

Все опасения оказались напрасными. Кальмар узнал ее, обрадовался и ничем не выдал своего удивления. Он по-прежнему проживал в той же самой квартире вместе со своей старенькой мамой, а бывшую жену с дочерью навещал по выходным. «Сколько дочке?» – «Да вот, пошла в третий класс». – «Почему расстались?» – «А черт его знает! Почему люди расстаются?..» Рита с грустью выслушала эту банальную историю, немного рассказала о себе и наконец задала интересующий ее вопрос.

– Строганов? Гришка? – Кальмар добродушно хохотнул. – Он монстр. Дико талантлив. Но не без причуд.

– Что это значит?

– Есть мнение, что многое из того, что описано в его книгах, он проверял на себе. Он по жизни экспериментатор, ясно? Никогда не пишет о том, чего не знает. Вроде как Шульгин со своим экстази. Только Шульгин экспериментировал с химией, а Строганов – со стрессовыми ситуациями. Цель одна и та же – преодоление границ обыденного сознания.

– Или адреналин?

– О! Ты понимаешь.

Пламя жизни...

Позже, взбешенный ее проницательностью и уже готовый отказаться от дальнейшего лечения, Грэм скажет: «Я здесь, потому что на этом настаивала моя сестра. В последнее время на нее навалилось столько всего, что мне не хотелось огорчать ее отказом».

«Надо ли понимать это так, что, приезжая сюда два раза в неделю, вы делаете ей одолжение?»

«Именно».

«Бессонница, кошмары, фобии... А самому вам разве не хочется избавиться от этих симптомов?»

«Зачем?»

«Но ведь они влияют на качество жизни. По-вашему, это не имеет значения?»

«Ничто не имеет значения».

«Почему же?»

«Потому что все мы умрем».

Ближе к концу недели позвонил Костик Валеев из отделения неврологии.

– Маргоша, я по делу. Строганов – это твой?

– Мой.

– Ага... Тогда давай посовещаемся.

Рита тяжело вздохнула и приготовилась выслушать жалобы на капризы и плохое поведение пациента. Ничего подобного. Грэм вел себя образцово, выполнял все указания медиков и обнаруживал искреннюю заинтересованность в результатах обследования. Однако...

– Парень обладает паранормальными способностями, – сообщил Костик, смакуя это как сладкий леденец. – Ты об этом знала?