Татьяна Воронцова - Невроз

Расхаживая по квартире, разглядывая весь этот милый сердцу Дэмиена этношик – беленые стены с фрагментами из дикого камня, деревянные балки, люстры на цепях, ковровые дорожки ручной работы, напольные вазы, вазончики, гобелены, – он пробует успокоиться и хотя бы на некоторое время перестать думать о Маргарите. Что делать? Как остановить эту карусель? Нельзя же постоянно надираться как свинья. Мысли – продукт деятельности мозга. Мозг – один из органов человеческого тела. Но человек не властен над собственными мыслями...

«Я должна извиниться перед вами, Грэм. Наш сегодняшний сеанс – последний. Если вы хотите продолжать лечение, я постараюсь договориться с кем-нибудь из коллег. Обещаю, что это будет серьезный и опытный врач».

«Что случилось, Маргарита?»

«А ты не знаешь? – спросила она, глядя в его глаза полными слез глазами. – Ты не знаешь?»

Да, не очень-то хорошо он с ней обошелся. Дело кончилось тем, что она сама была вынуждена обратиться к психотерапевту. Ох уж этот ее профессор, этот старый еврей Циммерман!.. Общаться с ним было сущим наказанием. Но Грэм обещал Маргарите, что сделает это по крайней мере однажды, и сделал. Дал возможность мэтру оценить его патологию.

Циммерман устроил ему такой разнос, что он целую неделю чувствовал себя пожирателем младенцев. И все потому, что фрау доктор не смогла справиться с позитивным контрпереносом. Позволила себе увлечься пациентом. Ай-ай-ай, какая непростительная глупость!

Несокрушимая вежливость Грэма подействовала на профессора удручающе. Он начал с того, что очень доходчиво объяснил, что эта самая вежливость, по сути, является сопротивлением анализу, причем такая реакция типична для компульсивных характеров, к которым Грэм явно не относится, так не лучше ли оставить притворство и вести себя естественно? Это был Вильгельм Райх в чистом виде. Грэм пожал плечами и стал ждать продолжения.

– Ничего, если я займу ванную минут на пятнадцать? – кричит Кристиан, и очнувшийся от раздумий Грэм слышит шум льющейся воды.

Это не человек, а утка какая-то! Такое впечатление, что он лет десять не мылся и теперь использует каждую подходящую возможность.

– По-моему, ты уже занял ее, нет?

Он распахивает настежь дверь, которую Кристиан, как обычно, даже не подумал запереть, и некоторое время смотрит на развалившегося в ванне паршивца. Порочное очарование юности... В любом случае он плохо кончит. Грэм не собирался до конца жизни держать его при себе (с какой стати?), а работать тот не привык. Попытаться пристроить его картины? Слишком много хлопот, да и вообще, нечего приучать мальчишку есть из чужих рук.

Опять кокетство! Маргарита сразу обратила на это внимание. «Не кокетничайте, Грэм». Тоже форма сопротивления или, как это у них называется, «характерная броневая защита». Вот я какой, меня голыми руками не возьмешь. И теперь, кокетничая с самим собой, превознося до небес свою драгоценную персону, ты, словно истеричная женщина, пытаешься убедить себя в собственной неотразимости. Ну конечно, ведь ты супер, все тебя хотят!..

Что ж, может, ты и супер, когда каменеешь перед зеркалом в экстазе самолюбования, но старина Циммерман с его проницательностью и клиническим опытом моментально распознал в тебе труса и позера.

«Пытаетесь войти в соприкосновение с реальностью при помощи аффектов? Ходите по огню, чтобы почувствовать себя живым?» Ну и, конечно, самый главный вопрос: «Зачем было выбрасывать деньги на ветер и отнимать время у психоаналитика, если вас интересует не собственно анализ, а битва интеллектов? Наскучили другие игрушки?»

«Можно и так сказать».

Вот тогда-то и прозвучало это слово – «непослушание». Сейчас он уже затруднялся сказать, в каком контексте преподнес его уважаемый мэтр, в любом случае это было попадание в самую точку. Кривые дорожки, обходные маневры... Быть лучше других. Упиваться собственной исключительностью. Пусть даже этого никто не видит. Главное – носить это внутри себя, как еще одно сердце, еще одну кровеносную систему.

Животное исполняет свой жизненный закон, не более и не менее. Его можно назвать послушным и благочестивым. Человек же, находящийся в состоянии экстаза, перескакивает через свой жизненный закон и ведет себя по отношению к своей природе непослушно. Непослушание является исключительно прерогативой человека, сознание и свободная воля которого при случае могут отрываться от корней своей животной природы. Эта особенность является непременной основой всякой культуры, но – если она чрезмерна – также и душевной болезни[15].

И что же? И что же? Кому-то на пользу послушание, кому-то наоборот. Тот же Юнг предостерегал от излечения любой ценой. Человек несовершенен, и это – вот теперь внимание! – не минус, а плюс. Глупо и непорядочно лишать его возможности прожить свою собственную, отличную от других, жизнь под предлогом того, что она не вписывается в рекомендованные рамки. Если человек готов адаптироваться, помогите ему, добрые доктора, но если это не входит в его планы, оставьте все как есть и займитесь другими делами. Смиритесь с тем, что не все в этом мире поддается сознательной корректировке. Помимо рационального мышления и неких навязанных обществом норм и правил, которые позволяют вам отличать здоровое от больного, правильное от неправильного, дозволенное от недозволенного, на белом свете есть еще промысел божий, а это уже вне вашей компетенции, вот так.

Можно было ругать себя или, наоборот, успокаивать, делая вид, что ничего не произошло, – это ничего не меняло. Она переспала со своим пациентом. И что самое ужасное, ей понравилось. Конечно, это больше не повторится (нет-нет, ни в коем случае!), но и после одной-единственной ночи легко ли ей будет встречать его в своем рабочем кабинете, задавать вопросы, толковать сновидения?..

В студенческие годы у нее было много поклонников. Они звонили, встречали, провожали, развлекали по мере возможности, норовили забраться в постель... К кому-то она была более благосклонна, к кому-то менее. Но лишь немногие в итоге были допущены к телу. Одного она даже запомнила, звали его Игорь, а фамилия... ну, не важно. Очень приличный мальчик из ее группы, родители его были музыкантами, а сестра замужем за немцем. Впервые они занимались любовью на даче, в неотапливаемом помещении, в начале апреля. Игорь нервничал, не понимая, почему подруга не проявляет должного энтузиазма. Рита смотрела в потолок и мечтала, чтобы все поскорее закончилось. Редкостное убожество! И это при том, что они были не школьниками, а студентами второго курса. Разочарование как в прелюдии, так и в самом процессе очень скоро побудило ее свести к минимуму все телесные контакты (что, конечно же, привело к разрыву), а при каждом новом знакомстве пресекать все поползновения на корню. В более зрелом возрасте она научилась выбирать партнеров и получать удовольствие от секса, но именно эта чрезмерная разборчивость привела к тому, что в тридцать пять ей все еще не хватало решимости сказать кому-нибудь «да».

Еще один эпизод... Что-то вроде свидания вслепую. Ее институтские подружки, обе замужние, решили помочь ей с поисками спутника жизни. У них даже был кое-кто на примете. «Серьезный, порядочный человек. У него свой бизнес. Квартира, машина, отпуск за границей... Ты будешь от него без ума!» Они приставали до тех пор, пока она не согласилась. Знакомство состоялось в небольшом ресторанчике в центре Москвы. Когда Рита подъехала после работы, все уже сидели за столиком: обе подруги с мужьями и этот завидный жених. С первого взгляда Рита заподозрила неладное, а когда он представился, окончательно убедилась в собственной правоте. Кандидата звали Ренат. Рита встала, вежливо попрощалась и покинула общество.

Грэм, Григорий... Нет, об этом можно даже не мечтать! Он такой же одинокий волк, как и ты сама. Приходить домой, где никто не достает бесконечными придирками, не включает телевизор, когда ты хочешь спать, не заваливает раковину грязной посудой, не ведет учета твоим кофточкам и туфлям. Скорее всего в быту он невыносим. И все же она рискнула бы попробовать. Если бы он... если бы вдруг...

Да о чем ты вообще? О чем ты? Еще неизвестно, какой будет следующая ваша встреча, не говоря уж о перспективах совместного проживания. Соизволит ли он явиться на сеанс терапии? Сможет ли и дальше считать достойной уважения женщину, которую соблазнил?

Он явился без опозданий. Положил на ее стол букет бордовых, почти черных роз, снял плащ и уселся в кресло напротив. Пока Наташа металась туда-сюда в поисках подходящей вазы, а потом в поисках подходящего места для всей этой красоты, Рита не могла отделаться от подозрения, что Грэм наслаждается произведенным эффектом. А Наташа? Что думает Наташа? Она ведь тоже женщина, с собственными мыслями и собственным мнением.

Как обычно, они начали с того, на чем остановились в последний раз. Рита задала несколько безобидных вопросов, Грэм охотно ответил. Потом попросил разрешения закурить. Если бы за этим диалогом наблюдал посторонний, он бы ни за что не заподозрил, что между ними что-то есть. Что-то помимо аналитической работы.

Медленно выпустив дым из ноздрей, Грэм начал говорить, но неожиданно съехал с темы:

– Тот сон про змею в подземелье... помните?

– Да, – ответила слегка удивленная Рита.

– Так вот, это неправда. – Он поднял глаза, и у нее участилось дыхание. – Неправда, что я сбежал. Я напоил змею своей кровью. – На мгновение он запнулся. – Я продолжаю поить ее до сих пор.

Рита нахмурилась:

– Так я и думала. Почему вы солгали мне, Грэм?

– Это случилось как-то само собой.

– И часто в вашей жизни что-то случается само собой?

– Не чаще, чем у других, я полагаю. И вообще, – он занял оборонительную позицию, – хватит на меня наезжать! Я же извинился.

– Извинений я не слышала.

– О! – Грэм улыбнулся, глядя на нее из-под ресниц. Улыбка нашкодившего мальчишки, уверенного в том, что ему все сойдет с рук. – Извините, доктор. Я очень, очень виноват.