Вот он закинул руки за голову – грациозным, сотни раз отрепетированным жестом – и с улыбкой взялся за спинку кровати. Рита облизнула губы. Ну да, ведь она проявила малодушие, не приняла игру, которую он предложил. Теперь он давал ей понять, что согласен поменяться ролями.

При виде простертого перед ней в позе полнейшей покорности мужского тела желание ее неизмеримо возросло. Но каким шоком обернулось осознание этого факта! Конечно, это была всего лишь поза, Грэм не лежал бревном, его плоть пульсировала в глубине ее влагалища, неумолимо приближая оргазм. И когда наконец он потряс ее – потряс до основания! – она с криком упала на грудь своего любовника и, нащупав его руку, что есть силы вдавила в кожу изогнутые металлические звенья браслета.

До нее донесся его тихий смех.

– Сильнее, chеrie[13], сильнее...

Она бы и укусить смогла, если б не опасалась, что это будет выглядеть глупо, то есть совершенно по-детски. И толкало ее на это отнюдь не уязвленное женское самолюбие, для этих глупостей уже не осталось места, но что-то могущественное, архаичное – та самая часть человеческого естества, которую все мы усердно загоняем в рамки цивилизации.

– Так тебе понравилось вино?

– Да, – ответила Рита, понимая, что на самом деле его интересует не это. – Мне понравилось вино, и мне понравился мужчина. Представляю, сколько раз ты слышал такие признания.

Час назад самодовольный смешок Грэма возмутил бы ее, но теперь она только лениво шлепнула его пальцами по губам.

– Надеюсь, я не обязана говорить «спасибо»?

– Ну-у... – протянул Грэм, изображая слегка утомленного раздачей милостей властелина. – Разве что очень захочешь.

– Ах, паршивец!

Ей казалось, что в течение этой ночи он овладевал ею бесчисленное множество раз, хотя на самом деле это случилось раза три или четыре. За окном уже светало, когда он совершил свой финальный подвиг, после чего обессиленно откинулся на подушку и мгновенно заснул. Рита немного полюбовалась им, спящим, и последовала его примеру.

* * *

Ее разбудил аромат свежего кофе. Грэма рядом не было.

Грэм... Вчерашний пациент. Брат школьной подруги. Любовник. Сконфуженно фыркнув, Рита уткнулась лицом в подушку. Предстоит долгий разговор с Ольгой... или нет? Надо ли ей знать? И как теперь будет проходить терапия, если только Грэм не откажется посещать своего аналитика?.. Имеет право. Ох, сколько же проблем из-за одной-единственной оплошности, которая пока что и не выглядит таковой!

Отбросив одеяло, Рита села в постели, пригладила волосы, взглянула на часы. Мысленно ужаснулась, а потом сказала себе: «Ну и что? Ты куда-то опоздала? Ушел твой поезд? Что за дурацкая привычка подгонять свою жизнь под циферблат? И вообще, сегодня суббота. Не пятница, а суббота, он просил перенести вчерашний сеанс, и теперь ты знаешь, почему».

Шлепая босыми ногами по паркету, она добрела до кухни, где Грэм с сигаретой в зубах сторожил закипающий кофе. Услышав шаги, он быстро, жестом фокусника переставил кофейник с газовой конфорки на подставку, положил недокуренную сигарету на край стоящей рядом пепельницы. Рита хотела спросить: «Как дела?», «Давно проснулся?» – не для того, чтобы услышать внятный ответ, а чтобы понять, в каком он настроении, – но вместо этого зачем-то плотнее запахнула на груди его рубашку (черная Prada – что же еще?), которую обнаружила в спальне на спинке стула, и неуверенно переступила с ноги на ногу.

Грэм смотрел на нее не отрываясь. Уголки его губ слегка подрагивали, как будто он хотел, но боялся улыбнуться. Прищуренные глаза лучились нежностью без намека на усмешку. Рита облегченно вздохнула. Так может смотреть только мужчина, бесконечно счастливый от близости одной, совершенно конкретной женщины.

– У меня все болит, – пожаловалась она, подходя вплотную и глядя на него снизу вверх, как маленькая девочка.

Он ласково тронул ее подбородок.

– Неправда.

– Что же нам теперь делать, Григорий?

– Что? Завтракать, разумеется. – Грэм встряхнул коробку с кукурузными хлопьями. – Ты будешь с молоком или с йогуртом?

– А у тебя есть и то и другое?

– А как же. – Под ее недоверчивым взглядом он вытащил из буфета и поставил на стол две керамические плошки, такие же кружки темно-коричневого цвета с толстыми стенками и тяжелым дном, большую миску для хлопьев и пузатый молочник. – Мне рекомендовано диетическое питание, ты забыла? После того как эти ваши садисты-эндоскописты, подстрекаемые гастроэнтерологами, извлекли у меня из глотки свой резиновый шланг с видеокамерой на конце, я пообещал, что буду делать все, что они скажут, жрать любую безвкусную дрянь, лишь бы мне больше НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА не пришлось пережить ничего подобного. Что ты смеешься? – Он наполнил кружки дымящимся кофе, уселся за стол и лениво откусил кусочек круассана. – По-своему интересные ощущения, согласен, но одного раза вполне достаточно.

– Ты мог отказаться, – заметила Рита, тоже принимаясь за завтрак.

– О нет. Я никогда не отказываюсь от того, чего не пробовал.

– Никогда?

– Никогда.

Когда, по ее мнению, пришла пора прощаться (теперь-то уж точно, сколько можно мозолить друг другу глаза), он опять не отпустил ее. «Ты торопишься? У тебя дела? Нет?.. Вот и славно». И они, пользуясь хорошей погодой, до позднего вечера гуляли по Москве. Заходили в кафе и бары, обтирали лавочки на Бульварном кольце, глазели на афиши театров и витрины магазинов, словом, вели себя как парочка провинциалов, впервые оказавшихся в столице. Хотя для провинциала Грэм был слишком хорошо одет, да и Рита, в общем, тоже. Единственное, что портило ей настроение, – это туфли на высоком каблуке. К трем часам пополудни она совершенно выбилась из сил, и Грэм, невзирая на ее слабые протесты, нашел обувной магазин и купил ей чудесные кожаные мокасины с кисточками. В них-то, чувствуя себя настоящим индейцем, она и проходила до конца дня.

Где они только не побывали! И на Старом Арбате, и в Александровском саду, и на Чистых прудах... даже в Измайловском парке, причем это был чистейший экспромт! Когда им надоедало ходить пешком, они перемещались на такси, потому что Вадим (так звали бессловесное приложение к «мицубиси») тоже имел право на личную жизнь. Рита позволила себе поинтересоваться, кто он такой и откуда взялся, и Грэм с готовностью пояснил. Вадим – племянник его старого друга, режиссера рекламных роликов, которому, собственно, и принадлежит «мицубиси». Весной вернулся из армии, до сих пор сидит без работы, и Грэм, вынужденный то и дело мотаться через весь город к своему занудному психоаналитику, использует его в качестве извозчика, что, с одной стороны, облегчает жизнь самому Грэму, а с другой – дает парню возможность хоть как-то свести концы с концами. «Такси? Да, это тоже вариант, однако согласитесь, уважаемая Маргарита Максимовна, есть некоторая приятность в том, чтобы выйти на улицу, где тебя при любой погоде ожидает личный автомобиль, с комфортом расположиться на заднем сиденье... Кстати, о такси. Не пора ли нам уже...»

Поразительно! Стоило ему подойти к кромке тротуара, как рядом с ним тут же начинали останавливаться машины. Водилы просто нутром чуяли, что перед ними правильный клиент.

– Почему ты одна? – спросил Грэм, когда она меньше всего этого ожидала.

– По разным причинам.

– Одна из которых – страх?

Ей удалось смирить закипающий гнев и ответить спокойно:

– Угадал. Но ты не тот человек, который вправе упрекать меня.

– Почему? Я никогда не боялся ни любовных интриг, ни одиночества. В сфере человеческих взаимоотношений меня не пугает практически ничего.

– Ничего? – переспросила Рита с сарказмом. – Да ты боишься не меньше, чем я, а может, и больше. Иначе с какой бы стати ты избегал любых серьезных отношений и ненавидел свою жену, которая наверняка ожидала, что ты, как и положено мужчине, возьмешь на себя ответственность за ваш брак. Что касается секса, тут тебе нет равных, не спорю. Но это всего лишь здоровый гормональный фон, плюс немного фантазии, плюс тренировка. Человеческие взаимоотношения – это не только секс!

– О да, фрау доктор. – Грэм улыбнулся, прикусив зубами сигарету. – Человеческие взаимоотношения – это не только секс. Но секс чрезвычайно важен для человеческих взаимоотношений.

– Ты пытаешься сказать мне, что я была дурой, сидя на заднице и дожидаясь прекрасного принца?

– Фу, ты становишься вульгарной. Ничего подобного я не говорил.

– Возможно, из-за своей разборчивости я и упустила какой-то шанс. Очень может быть. Но я никогда...

Опомнившись, она прикусила губу. Грэм, окутанный клубами табачного дыма, смотрел на нее с легкой усмешкой.

– Ты никогда не ложилась под кого попало. Я угадал? Ни корысть, ни любопытство, ни похоть не могли совратить тебя с правильного пути.

– А чем плох правильный путь? – воскликнула Рита, понимая, что выглядит как школьная учительница. – Почему в наше время считается доблестью не устоять, а поддаться соблазну?

– Ты ошибаешься, – возразил Грэм, не теряя спокойствия. – В наше время доблестью также считается устоять. Потому-то взгляд с такой легкостью выхватывает из толпы человека, который позволил себе поддаться.

– Ага, так те, что устояли, – это толпа. Серая масса. Убогие праведники, не заслуживающие твоего внимания.

С какой стати она завелась? Никто никогда не говорил ей, что она ханжа или синий чулок. Не говорил... но, возможно, думал.

Привычным движением, в котором было столько грации, что у Риты закружилась голова, Грэм смял в пепельнице окурок и тут же вытряхнул из пачки новую сигарету. Они сидели в маленьком кафе в Камергерском переулке.

– Епифан в своей книге «О справедливости» говорил: «Бог создал радости любви для всего человечества. Но люди отвергли именно то, что является источником их существования».

– По-твоему, я безнадежна? – поинтересовалась она, чувствуя себя уязвленной, но в глубине души признавая его правоту.