Алена Нефедова - Невозможный мужчина

А я… Я ощущала себя прелестной Натальей Гончаровой и Авдотьей Истоминой, Рейчел Джексон и Анной Бинетти, прекрасной дамой на рыцарском турнире, изящной ланью и невинно чистящей серые перышки уточкой, – словом, женщиной, наблюдающей за схваткой сильнейших самцов, из которых ОНА выберет того, кто ей по нраву.

Вы думаете, что уличная драка отпугивает мирных обывателей?

Как бы не так.

Возможно, в это время по телевизору не шло ни одного популярного шоу, не крутилось ни одного из надоевших уже до оскомины сериала, не показывали ничего достойного внимания моих соседей. И поэтому выкатившаяся из подъезда куча-мала привлекла массу самого живейшего внимания. В зимних сумерках засверкали десятки голубоватых светлячков – «сам-себе-режиссеры» снимали очередной сюжет для личных каналов ю-тьюба, заранее предвкушая тысячи лайков и просмотров. И хотя происходящее на глазах больше напоминало избиение младенцев, мне ни капельки не было жаль небритого «младенца».

Макс его не бил. Увы мне, кровожадной. Он его воспитывал. Знаете, как воспитывают нагадивших в хозяйский ботинок котят? Тыкают носом. Вот и Макс тыкал. Как бы бывший – даже мысленно я не хотела произносить его имя – ни крутился, как бы ни пыжился, каждые две-три секунды он получал… по попе. Ну, иногда подзатыльник. Иногда по ушам. По рукам, что распускал вечно. Пару раз отхватил хлесткие пощечины – вроде даже не больные, но совершенно точно унизительные. Пару раз Макс оглянулся на меня, как будто даже что-то переспрашивая. Что-то. Собственно, я потом даже припомнила, что именно он переспрашивал. Совсем капельку мне, конечно, было стыдно за то, что я орала: «Наподдай ему, Макс!» Ну да. Каюсь. Но только перед Максом. Потому что надо было кричать разборчивее, а то он отвлекся и чуть не пропустил подленький хук с левой. Но не пропустил. Успел.

А потом нас замели.

Опять.

Только Дэн с Настюшей успели спрятаться в подъезде. А нас троих забрали все в то же знакомое отделение. С тем же самым грустным дежурным, загрустившим еще больше при виде Макса.

– Опять вы, господин Шереметьев. Мне из-за вас и в прошлый раз прилетело, опять прилетит? – печально вздохнул он, заполняя рапорт.

– Новый год же на носу. Пора чудес. Чтобы не прилетело ничего лишнего, товарищ лейтенант, надо загадать желание, – посоветовал довольно улыбающийся Макс.

– Шереметьев, значит, – проварнякал из своего угла обезьянника бывший. – Сынок мэрский. То-то и смотрю, рожа мне твоя знакомой показалась.

Я, нахмурившись, зыркнула на него, но Макс небрежно дернул головой.

– Игнорируй, и оно рассосется само собой, – шепнул мне он. – Смотри только на меня.

А я с удовольствием от него вообще бы не отрывалась. И плевать, что наверняка пялюсь на него, как ошалевшая от любви фанатка на своего вдруг снизошедшего к ней и заявившего о тайной влюбленности кумира. И глупая улыбка никак не хочет стираться, несмотря на то что вроде учреждение серьезное и обстановка не располагает. Да и ответная улыбка моего героя сразу бы сбила весь строгий настрой, даже сумей он как-то появиться.

– Думаешь, с рук тебе все сойдет, мажорчик? – не унимался гаденыш. – Папашка отмажет? А обломайся! Вам, захребетники народные, сейчас не девяностые! Я на тебя заяву мигом накатаю! А еще и в прокуратуру потом! И на президентскую линию еще – про произвол на местах! Да ты не знаешь, с кем связался!

– В данном случае точнее будет выбрать слово «вляпался», – невозмутимо и не оборачиваясь ответил Макс. – Судя по консистенции вашего внутреннего содержимого в это можно исключительно вляпаться.

– Чего? – Вид у недопапаши был такой, будто всего смысла он не уловил, но понял, что его оскорбили. – Да я заслуженный тренер! Я тебе такой… этот… общественный резон устрою, что заманаешься отмываться!

– Резонанс, – не удержалась и поправила я.

– Его! А ты, Светка, дура набитая! Я же тебя пожалел, по-хорошему хотел, по-людски! Пацану отец нужен, ради него и жить с тобой согласился бы, если бы не кочевряжилась!

Ой, смотри, какой благодетель выискался.

– Если вспомнить, кому тут только что навешали по соплям, эгоистичный и скандальный пацан здесь только ты, – прошипела, хоть Макс и покачал головой с видом «забей». – А я сына вырастила Мужчиной. И жить намерена исключительно только с Мужчиной. А ты себе поищи кого-то соответствующего уровню твоего умственного развития.

Черт, ведь правда не стоит он ни слов, ни нервов моих, но как же хочется высказаться!

– Да чего мне искать, за мной и раньше, и сейчас бабы табунами бегают. – Ага, только если они безмозглые кобылы без чувства собственного достоинства и самосохранения. – Даже малолетки липнут.

– Вот тут охотно верю, – фыркнула себе под нос. Только пока еще мозги не наросли, можно на тебя повестись, по себе знаю.

– Возомнила она о себе! – перло дерьмо из этого оратора. – Думаешь, надолго нужна этому хлыщу расфуфыренному?! Лет тебе сколько, не забыла? Вырядилась, марафет навела, а умой тебя – и что?

– У некоторых людей абсолютно отсутствует способность вовремя заткнуться, – напрягся Макс, стискивая кулаки. – Слышь ты, голубь, заткни свое ворковало, а то отсюда ведь когда-то и выйти придется.

– Макс, не надо! – попросила, оглянувшись на дежурного, что старательно изображал временную потерю слуха. Или такого уже тут столько наслушался, что просто не замечал.

– Прошу зафиксировать факт угрозы физической расправой прямо в присутствии работника органов! – тут же завопил подлый скот. Господи прости, нехорошо так говорить, ведь в моем ребенке половина его генов! И я готова молиться всем богам, чтобы они всегда пребывали в спящем состоянии.

– Продажные вы тут все! – еще больше разошелся бывший, когда дежурный никак не прореагировал на его устную кляузу. – Да я на вас на всех понапишу! Погоны полетят…

К счастью, его бенефис прервало появление наконец освободившегося участкового, что должен был по всем правилам опросить нас по одиночке в кабинете и зафиксировать все сказанное в протоколе.

– Кто первый, господа нарушители общественного порядка? – осведомился он, потерев переносицу с видом «как меня это все заколебало». – Дама?

– Я! Я первый! – рванулся вперед будущий кляузник. – Ну держитесь, я вас сейчас в землю закатаю за групповое нападение на заслуженного человека!

Я с тревогой взглянула на Макса. Понятно, что все разрулится, но ему в нынешней обстановке только еще каких-нибудь трений с законом и нервотрепок с оглаской не хватало. Хорошо же мы начинаем официальные отношения.

– А теперь закрыл рот и послушал, как все будет, если мы сейчас не разойдемся полюбовно, – вмиг став моим злым директором, жестко произнес Макс. – Твои родители развели вас, когда Дэн еще не родился. Факта установления твоего отцовства нигде не зафиксировано. В таком случае твои поползновения к состоявшемуся чемпиону будут рассматриваться как вымогательство и мошенничество с целью получения выгоды. Точно не припомню, но статью 159 и 190 мои адвокаты пришьют тебе намертво, по всей строгости закона. Если же ты, заслуженный су… – кто ты там заслуженный? – попытаешься доказать свое отцовство, то уже совершеннолетний твой сын – а он совершенно точно это сделает, я ему с удовольствием подскажу, как это оформить правильно – подаст на тебя в суд на возмещение всех неуплаченных тобой за 18 лет алиментов. А я ему еще и намекну, что в случае его учебы на бюджетном отделении высшего учебного заведения, твои обязательства по его содержанию продлятся до его 24 лет. Ты же не только заслуженный, но и богатенький буратинко, да? Готов заплатить за примазывание к славе сына, заработанной без твоего участия? Или ты всерьез думаешь, что тут собрались дураки, которым можно на голубом глазу заливать про проснувшиеся отцовские чувства?

Бывший немного увял, хлопая недоуменно и слегка обиженно то на участкового, то на дежурного, которые чрезвычайно старательно отворачивались в другую сторону, делая вид людей, сидящих в совершенно глухом месте.

– Да как же… Да что же это… – растерял весь свой боевой пыл заслуженный козлище.

– А поскольку нынче, совсем недавно, принят еще один закон, регулирующий наказание за клевету на представителей органов власти, то все твои последние пассажи на тему летящих погонов, захребетников, использования служебного положения моим отцом и прочих твоих фантазий аукнутся тебе так, что никакой заслуженности не хватит, чтобы отмыться от устроенного тобой же, как ты там сказал – общественного резонанса. Понятно изложил?

– Да что б вы тут все скисли, ироды! – взвыл окончательно добитый замаячившими перспективами… боже, как вот его назвать, если я даже мысленно не хочу упоминать имени этого придурка. – Я к ним со всей душой, а они! Да подавитесь вы своими чемпионскими титулами, я такого спортсмена выращу, что он вас всех вместе взятых затмит! Вот! Чё зыришь? Выпускай меня давай.

Света не захотела выходить из отделения, не дождавшись меня. Поэтому в морозную снежную ночь мы вывалились вместе: в обнимку, с улыбками до ушей – два влюбленных идиота, которым все равно, через какие огонь, воду и трубы лезть, лишь бы за ручку. Как дети, ей-богу. Малолетние. И… Да и черт с ним! Ну и что, что выглядит это несолидно. Зато я наконец чувствую себя целым. Укомплектованным. Наполненным. Без вот этой вот проклятой тянущей внутри пустоты, что никак не хотела меня отпускать после смерти матери. Я ведь и помню ее уже плохо. Только какие-то смутные образы, иногда звуки, запахи, мотивы старых мелодий напоминают иногда тот забытый период абсолютного счастья, в котором ребенком купался я.

И сейчас: вот ведь она – моя совершенная гармония с этим миром, с этой Вселенной. Светится в любимых глазах, тает хрупкими снежинками на длинных, дрожащих ресницах, полыхает румянцем на щеках, манит пухлыми губами…

– Блин, ну ладно вам. Тут вообще-то дети присутствуют, – пробухтел нарочито недовольный басок. Дитя. Угу. Почти с меня ростом.