Алена Нефедова - Невозможный мужчина

– С тех пор я перестала себе в чем бы то ни было отказывать. Я делала то, что хотела, как и когда хотела, и с тем, с кем хотела. Я была замужем раз пять или даже шесть после этого. Но моей самой главной страстью и любовью так и остался бизнес моего первого мужа. И его я защищала изо всех сил. И скоро начала его преумножать.

Лицо женщины омрачилось.

– Я знаю, ты иногда думаешь, что я слишком уж заигралась в своем комплексе бога…

– Алекс, да я даже и не…

– Уж Макс так точно думает. Возможно, он и прав. Я постоянно кичусь своим жизненным опытом и умением видеть людей, типа, насквозь. И горжусь тем, что все мои сотрудники во всех моих компаниях держатся за свои места и практически никогда не увольняются по собственному желанию, исключение составляют жизненные и семейные обстоятельства, да и там мы часто находим взаимовыгодное решение. Я горжусь тем, что на моих предприятиях высокие не только производительность труда, но и зарплаты и социальные гарантии – намного выше, чем по стране нахождения этих компаний. Но! Если бы я не использовала временами вот эти вот свои «манипулятивные хитрованские штучки», как их называет Макс, если бы не находила, пусть нечестными путями, выгодные контракты и не умела выигрывать самые невероятно сложные тендеры, все эти десятки тысяч людей остались бы без работы. Так что я не стыжусь того, что я делаю и как я это осуществляю. Пока ни один мой ни настоящий, ни бывший родственник мужского пола от этого физически не пострадал. А морально, – она пожала плечами, – пусть думают головой, а не членом. Это я тебе еще не рассказывала, кто у меня просто в любовниках был, пфр! О! Точно! Я же тебе должна еще кое-что объяснить. Итак, мой личный гарем, он же серпентарий, он же совет директоров. Слушай меня внимательно.

Перед началом собрания Алекс шепотом напомнила незаметно включить аудиозапись, но делать вид усердного стенографирования. Почему нельзя записывать открыто и официально, я так и не поняла, но делала, как велела Мегера.

Госпожа Гордон невозмутимо сидела во главе огромного стола, периодически что-то просматривая в своем планшете. Я устроилась рядом с ней, чуть сзади, стараясь по возможности не попадаться на глаза присутствующим, и строчила материал для протокола в блокнот. Ежегодное заседание совета директоров было больше всего похоже на разборки в стиле знаменитого фильма «Гараж»: шумно, сумбурно, с огромным количество взаимных претензий, переходящих в завуалированные оскорбления, попыткой перетянуть одеяло на себя и выгородить собственные заслуги на фоне неудач остальных. Меня невероятно изумил тот факт, что у такого организованного человека, как Алекс, собрание проходило как стихийный сход обманутых дольщиков. Регламента никто не придерживался, едкие комментарии и язвительные реплики сыпались на докладывающего прямо в момент его речи.

Последним вопросом, обсуждаемым на этом заседании, было распределение дивидендов. И вот тут накал страстей достиг своего предела. На первый взгляд вполне себе цивильно выглядевшие взрослые люди орали, потрясали бумажками, перебивали соседей и чуть ли не лезли в драку. По прошествии десяти минут подобного бардака Алекс с тяжким вздохом, пошарив в своем нежно розовом клатче, вытащила – божечки мои! настоящий пистолет! – и несколько раз выстрелила в потолок. Шум и гам сменились мертвой тишиной.

– Стартовый, не парьтесь. Иначе вы бы меня не услышали. Джентльмены, вы уже достаточно разогрелись перед основным забегом. Пора уступить слово даме, – повернувшись в мою сторону и незаметно подмигнув, шепнула одними губами: – Чисто Дикий запад.

– Итак, мое решение по дивидендам, которое вы можете подобно профессиональным шлюхам проглотить и облизнуться, либо как чопорная жена сплюнуть и почистить зубы – мне все равно. В этом году дивиденды будут выплачены лишь частично и исключительно пропорционально долям в уставных капиталах. Остальное пойдет на срочную модернизацию нового производства в России. Вы можете спросить меня, почему я принимаю такое решение, а я – если захочу – возможно, отвечу. Но на всякий случай напомню всем, кто является держателем контрольного пакета акций нашего холдинга и всех ваших давно уже не медных яиц. Так что подумайте хорошенько, прежде чем спросить.

Второй момент – вы, мои голубки, последнее время совсем распоясались: один пи*дит втихаря, думая, что я совсем уже старенькая и только и могу, что развлекаться с юными мальчиками. Второй протаскивает в совете выгодные только ему решения, вовсю используя компромат на своих типа приятелей. Третий пытается настроить против меня моих внуков, полагая, что я не знаю, кто и какие суммы доплачивал бывшей гувернантке Стива и Иана, кстати, давно уволенной, но продолжающей исправно слать вам отчеты о проделанной работе. В общем, решила я, господа, воспользоваться опытом замечательного, я бы сказала, умнейшего человека, и провести чистки в рядах когда-то верных моих соратников.

Прямо сейчас во всех ваших офисах инициирована аудиторская проверка. Когда вы выйдете из этой комнаты и включите свои мобильные, каждый из вас увидит штук по пятьдесят пропущенных звонков от своих личных помощников, водителей-охранников, главных бухгалтеров и финансовых директоров. Не волнуйтесь, это мои лягушонки в коробчонках исполняют мои указания. Так что перезванивайте и успокаивайте переполошившиеся курятники.

Далее. С этого дня советую всем вам самостоятельно садиться на домашние аресты. Попытки перевести куда бы то ни было деньги, скрыться самому или вместе с семьей ни к чему не приведут. То есть приведут не к желательному результату, а к катастрофе любого из попытавшихся. Я не обвиняю огульно, среди вас, слава всем богам, остались еще честные и преданные мне люди. И им бояться нечего. А остальные пусть молятся о том, чтобы человек, проводящий анализ этой проверки – то есть я – был на тот момент в хорошем настроении и на кое-какие ваши шалости посмотрел сквозь пальцы, все-таки к старости я стала очень уж сентиментальной.

И последнее – на неопределенный срок я единолично назначаю исполняющим обязанности Председателя совета директоров Максима Владимировича Шереметьева. Да, да, именно его, не надо морщиться. Уж кто-то, а он не пожалеет, даже если я дрогну. Управление своим трастовым фондом тоже передаю ему. Так что готовьтесь к тому, что субсидии и вспомоществования теперь тоже будет ой как непросто получить.

Все, джентльмены, война закончилась. Всем спасибо. Все свободны. До определенной степени, – лениво проговорила Алекс и величественно махнула рукой, отпуская сидевших за столом разгневанных и растерянных в равной мере мужчин.

Дождавшись, когда из зала выйдет последний из директоров, я взволнованно подскочила к Мегере. Уж больно крепко она сжимала кулаки – до побелевших костяшек – когда говорила о попытках манипулирования ее внуками. Я волновалась за нее.

– Лана, ответь мне, только честно, – прошептала поникшая в кресле валькирия.

– Алекс, я всегда говорю тебе правду, – присела я на корточки возле несравненной госпожи Гордон.

– Детка, тебе нравится Роден?

– Не понял, где вы? В смысле были в Эрмитаже? Алекс, блин, как вас туда занесло? Какая ночь музеев? Что ты несешь? Она была в мае! Какой Майки? В смысле, он тебя пустил погулять? – Я метался по кабинету, как служебный пес по вольеру, унюхавший чужака, но не выпущенный за пределы клетки. С самого обеда мне названивали противные старикашки из совета директоров, сыпали на мою голову проклятия и бросали трубки, звонили аудиторы, нанятые госпожой Гордон для грандиозной одновременной проверки всех структурных подразделений, а я не мог дозвониться до Алекс. Ладно до Алекс! Светик тоже не брала трубку, телефон был просто отключен. От Мегеры пришла дурацкая эсэмэска: «Не теряй нас. Нам срочно надо набраться приятных эмоций. Пошли получать удовольствие. Чао!» и куча поцелуйчиков. Поцелуйчики, блин! Она в жизни не писала мне эсэмэски с поцелуйчиками! Что, черт возьми, происходит?

– Алекс, передай трубку Светлане, ради всех святых. – Я прижался разгоряченным лбом к холодному стеклу окна, выходящего на служебную парковку.

– Макс… э-э-э… Владимирович? Не переживай…те, у нас все нормально, правда, – Светочкин голос в трубке звучал устало и немного то ли виновато, то ли… не знаю, в общем, скомкано как-то.

– Где вы, черт бы вас обеих побрал? Что за байки про Эрмитаж? – я не рычал и не ругался, понимал, что против Алекс и ее безумных идей у Ланы не было шанса выстоять.

– Ну-у-у, Александра Мервиновна решила, что для того чтобы сгладить мерзкое впечатление от встречи с некоторыми не самыми приятными личностями, ей надо срочно переключиться на прекрасное. Самым прекрасным на тот момент ей показался зал Родена в Эрмитаже. С ним, правда, вышла заминка…

– Это помимо того факта, что Эрмитаж закрывается в шесть вечера? – Я очень старался не допустить язвительных ноток в свой тон, но они так и рвались на волю.

– Ну да, просто этот зал несколько лет назад фырм… рам… рас-фор-ми-ро-ва-ли. – Странно, мне показалось, или язык у Светочки начал заплетаться? – И теперь скульптуры в большинстве своем стоят в запасниках либо раз-бро-са-ны по другим залам. – На заднем фоне послышались возмущенные вопли Алекс про извращенцев от культуры и закат цивилизации, которая прячет Родена, но выставляет бездарную мазню жопоруков. – Э-э-э, в общем, Алекс подключила кое-какие свои связи, и нас провели по всему Эрмитажу, включая запасники. Короче, полночи мы провели там, а потом поехали завтракать в Англетер, и она решила провести день-другой в Питере. Я тут, честное-ик-пардон-ик-слово-ни-ик-при-чем, – последнюю фразу Света пробормотала почти нечленораздельно.

– Тогда зачем было переться в Эрмитаж ночью? – недоумевал я, постукивая головой об окно.

– Максюша, ну что ты некуражный такой! – завопила Алекс, явно услышав мой вопрос. – Ночью мне никто не мешал встать на колени перед «Вечной весной» и возблагодарить Вселенную за эту красоту! Ночью мне никто не мешал в полный голос рассказывать историю любви и предательства, обожания и пренебрежения, вдохновения и безумия – историю Огюста Родена и Камиллы Клодель. Ик…