— Так бывает. У нас есть отдел по связям с общественностью, который усердно выполняет одно-два задания в спокойной обстановке. Но это только при условии, если он не отфутболивает представителей прессы и не выискивает способы защиты доброго имени нашей компании. Теперь нас постоянно обвиняют в загрязнении морей нефтью и вообще во всяких экологических катастрофах. И вину возлагают не на какого-нибудь конкретного нерадивого болвана. Виновной объявляют компанию, которая выплачивает ему заработную плату, хотя существует строгое правило, установленное самой фирмой, — компенсировать ущерб, нанесенный вследствие выброса нефти, потом наказывать виновника.

Марион поморщилась.

— Должна признаться — меня загрязнение среды тоже очень возмущает. Ты когда-нибудь видел чайку, пытающуюся взлететь на крыльях, облепленных сгустками черной сырой нефти? Это душераздирающее зрелище. Надеюсь только, что мне не придется иметь дело с экологическими бедствиями — я могу оказаться не таким уж ревностным защитником интересов компании, если такой кошмар возникнет по нашей вине.

Таксист замедлил ход и остановился у отеля в Мэйфере, где жили Джозеф и его отец. Джозеф расплатился с водителем, из отеля вышел слуга с зонтиком и проводил их в вестибюль. Молодые люди отправились прямо в ресторан.

— А где твой отец будет сегодня вечером? — спросила Марион, когда они ели первое блюдо — густой, как крем, куриный суп.

— Не знаю. Он никогда не говорит мне ничего, — ответил Джозеф поморщившись. — Не будем о нем. Расскажи мне лучше, что сказала твоя мать, когда услышала о нашем решении.

Марион решила не сообщать жениху о подозрениях, возникших у Элизабет Бреннон.

— Она хочет познакомиться с тобой как можно скорее. Когда ты смог бы приехать в Озерный край на уик-энд?

У него появилось смущенное выражение.

— Я спрошу у отца. Наверное, в среду или четверг мы вернемся в Грецию, но он может разрешить мне остаться в Англии, чтобы я погостил у вас. Особенно если ты об этом попросишь — он сделает это для тебя. Он желает тебе счастья.

Она недоверчиво рассмеялась.

— Кому ты пытаешься заморочить голову? Не верю, что его волнует, буду я счастлива или нет.

Джозеф посмотрел на Марион странным взглядом, не то ироническим, не то циничным.

— Напрасно ты так считаешь. В настоящее время только это его и заботит.

Марион в упор взглянула на Джозефа, гадая, что означают его взгляд и сухой тон. Однако в ту же секунду уголком глаза она заметила фигуру мужчины, торопливо идущего через вестибюль отеля.

— Это мой отец! — воскликнула она. — Я думала, он все еще в Монако. Что он здесь делает? Может быть, мне лучше догнать его и сообщить, что я в отеле?

Она вскочила, но Джозеф схватил ее за руку.

— Нет, не надо. Он приехал сюда на встречу с моим отцом. Срочное дело.

Марион снова села, и он отпустил ее руку.

— Дело? Так поздно? — спросила она, и Джозеф пожал плечами.

— Ты же их знаешь. И днем и ночью для них главное — бизнес. Я тебе объяснил: мы в Лондоне по срочному делу.

— И мой отец имеет к нему какое-то отношение? Я не знала о его деловых связях с твоим отцом.

У Джозефа снова появился тот же циничный взгляд.

— Они старые друзья. У них было множество сделок в прошлом.

— Мой отец входит в совет вашей компании, как и в правление фирмы твоего дяди?

Джозеф рассмеялся.

— Нет, конечно. Дяде Андросу такая идея пришлась бы совершенно не по вкусу.

Марион почувствовала легкую дрожь в теле. Наверное, простудилась, подумала она.

— Тебе не известно ничего о делах твоего отца? — спросил Джозеф, взглянув на нее своим особым взглядом: губы его искривились.

— Кое-что я узнала, став служащей компании, — заметила Марион, когда официант принес второе блюдо.

Она выбрала «пипераде» — перец, помидоры с луком, сваренные почти до состояния пюре и заправленные взбитым яйцом, — легкая и приятная еда. Джозеф заказал бифштекс, а вместо гарнира — салат.

Ужин закончился чашечкой кофе. Завершить встречу Джозеф хотел в ночном клубе, как они делали это на юге Франции, но Марион пришлось отказаться — утром ей идти на службу.

— Теперь я занимаюсь рабским трудом ради зарплаты. Я не в отпуске, — заявила она, и Джозеф состроил ей гримасу.

— Какая тоска!

Однако он послушно отвез ее домой и у подъезда поцеловал, пожелав доброй ночи.

— Как насчет ужина завтра? Я заеду за тобой в семь.

В этот вечер, лежа в постели, она не спала и думала о Джозефе. Любит ли он ее на самом деле? Еще больше занимал ее другой вопрос — действительно ли она любит его? Находясь с ним, она всегда великолепно себя чувствовала. Взять хотя бы сегодняшний вечер. Уже при звуке его голоса по телефону ей стало гораздо радостнее жить. Ее настроение совершенно переменилось, стоило ему лишь появиться нежданно-негаданно. В нем столько оптимизма, он так легок на подъем, так добродушен.

Но разве это любовь? — подумала Марион. У нее не было ясного представления о том, что представляет собой это чувство. Сумеет ли она опознать ее, когда та придет?

Неожиданно Марион вспомнила, как у нее побежали мурашки по спине, лишь только прозвучало имя Андроса.

Как назвать чувство, которое она испытывала к нему? Она провела с ним всего лишь один день несколько лет назад, и тем не менее, услышав его имя, ощутила такое волнение!

Не будь дурочкой, убеждала себя девушка. Это была просто влюбленность, детская влюбленность, но не любовь. Да и как она могла возникнуть? Любовь не рождается с такой быстротой! Перестань грезить о том человеке, думай о Джозефе.

Например, что он и его отец делали в Лондоне?

Занимались чем-то тайным, важным, о чем Джозеф не смел говорить, а ее отец в этом деле явно участвует. Что бы там ни было, Джозеф волнуется, нервничает.

Марион подозревала, что он мучается — хочет обо всем рассказать ей, но боится рисковать. Джозеф ощущает безграничный благоговейный страх перед отцом, и она не осуждала его за это. Георгиес Янаки — ужасный человек. Джозеф может утверждать, будто Янаки-старший беспокоится о ней и желает ей счастья, но верится в это с трудом. Георгиесу Янаки она не нравится, ему на нее наплевать. Если она чем-нибудь не угодит ему, — она глубоко убеждена — этот человек способен на самые мерзкие поступки. Сквозь маску на его лице порой проглядывает дикое бешенство. Стоит ли удивляться, что сын боится рассердить его?


На следующее утро не успела Марион войти в служебный кабинет, как зазвонил телефон.

— Алло? Отдел по связям с общественностью. Говорит Марион, — назвалась она, почти уверенная, что снова звонит Джозеф.

Голос был беззаботный, уверенный, но чужой. Очень заметный лондонский акцент, типичный для жителей восточной части столицы.

— Добрый день! Говорит Ник Спилберг, служба новостей газеты «Дейли глоуб». Мы пытаемся разыскать мистера Бреннона, чтобы побеседовать с ним насчет того судна, что затонуло у берегов Турции.

— У компании нет ни одного судна в тех краях. Уверена, это какая-то ошибка, — ответила Марион спокойным голосом.

— Речь идет не о собственности компании «Крейвен — Бреннон», — пояснил репортер. — Я имею в виду паром пароходства «Янаки — Кера». Он попал в туман между Грецией и Турцией и столкнулся с нефтеналивным судном вчера утром. Неужели вы об этом еще не слышали?

— Нет, — задумчиво ответила Марион. Она была потрясена. — Вы сказали, паром Янаки затонул?

— Он ушел на дно окончательно этим утром. Повреждения исключали возможность его спасти. Большинство пассажиров в безопасности, но четверо погибли и десятка полтора ранены — в основном ожоги. На танкере произошел взрыв.

Оживленный, деловой тон репортера возмущал Марион.

— Какой ужас! — воскликнула она, бледнея.

Только вчера вечером они с Джозефом говорили о выбросах нефти и экологических катастрофах. Они будто вызвали несчастье из небытия, и Марион чувствовала себя страшно виноватой.

Конечно, думать так — безумие! Ее вины здесь нет. Слава Богу, ей не придется уклоняться от обвиняющих вопросов и заготавливать успокаивающие ответы, объяснения, извинения, так как кораблекрушение не имеет отношения к ее собственной компании. Однако у Марион оставалось чувство, будто она и Джозеф действительно виновники беды.

— Не упоминал ли мистер Бреннон в разговоре с вами о происшествии? — поинтересовался корреспондент.

— Нет. Зачем бы ему было это делать? Ведь дело абсолютно не касается нашей компании… — начала Марион, но газетчик прервал ее.

— Однако он — член совета директоров «Янаки — Кера», не так ли?

Марион замялась. Она совсем забыла об этом.

— А… да, — протянула она. — Но он в Лондоне в настоящее время, а не в Греции, где находится руководство «Янаки — Кера».

— Однако у них есть офис и в Лондоне, верно? И мне стало известно, что сегодня утром у них состоится заседание совета, где должно обсуждаться происшествие с паромом.

— Разве? — Марион застали врасплох, и она откровенно призналась. — Это нечто новое для меня. Послушайте, к сожалению, я в самом деле не могу вам ничем помочь. У меня даже меньше информации, чем у вас. Я здесь новый человек. Начала работать только вчера. — Она нахмурилась и спросила с резкостью: — А потом, зачем вы звоните сюда? Почему бы вам не связаться с офисом «Янаки — Кера» в Лондоне?

— Я пытался, — развязно возразил репортер. — Номер занят.

— Попробуйте снова!

— Только этим и занимаюсь уже целый час. Видно, там сняли трубку. Собственно, ничего удивительного: им здорово не везет последний месяц. Взять хотя бы смерть старика Ираклия и финансовые проблемы Андроса Янаки…

— Какие финансовые проблемы?

Марион почувствовала ледяное покалывание в спине. Ей вспомнился разговор, который она случайно услышала на прошлой неделе, и странное беспокойство, охватившее ее при этом.