Даниэла Стил - НеВозможно

– С кем это ты приехала? – недовольным голосом спросила она. Но Саша, не дав вырваться на волю раздражению, не реагировала больше на дочкины выходки и провокации. Тема Лайама между ними не возникала с самого июля.

– Ты прекрасно знаешь, с кем, – ровным голосом ответила она. – Завтра у него вернисаж. В моей галерее.

– Вы, значит, опять вместе? – Татьяна смерила мать критическим взглядом, словно готовая отчитать ее, если ее опасения подтвердятся. Сашино возмущение все нарастало. Татьяна и так уже сильно осложнила ей жизнь. Больше она этого не потерпит.

– Нет, мы не вместе. – «И я сожалею об этом!» – хотелось крикнуть ей. Но теперь уже ничего не изменишь…

– У него небось подружки вдвое тебя моложе, – ехидно проговорила Татьяна, и Саша взорвалась.

– Ну вот что, хватит! – закричала она, и изумленная Татьяна вздрогнула. – Чем и с кем он занимается – не твоего ума дело. И не моего тоже.

– Так ты что же, все еще влюблена в него, а? – передернула плечами Татьяна, и Саша посмотрела ей в глаза.

– Да, влюблена, можешь себе это представить?!

– И очень жаль!

– А мне жаль, что у тебя хватает наглости говорить такие вещи, портить жизнь ни в чем не повинным людям, да еще оправдывать свое хамское поведение именем отца! Это никакого отношения не имеет ни к отцу, ни к тебе, ни к твоему брату, чтоб ты поняла. Лайам порядочный человек. У нас с ним не сложилось, и я об этом чертовски сожалею. Но если тебе вздумалось и дальше ковырять пальцем мои раны, можешь выметаться немедленно. У меня и так жизнь не сахар, а ты мне еще больнее делаешь! Ты можешь понять, что люди могут страдать?! – У Саши в глазах стояли слезы, и Татьяна остолбенела от такой реакции матери. Ксавье говорил ей, что мама любит этого Лайама, но Татьяна отказывалась верить. Она думала, все дело только в сексе. Теперь видела, что все куда серьезнее.

– Прости меня, мама, – вдруг произнесла она. – Я не знала, что он тебе так дорог. Я не хотела причинить тебе боль! – Татьяны, похоже, стало доходить, что она натворила.

– Да, он мне очень дорог, но теперь это уже неважно, – честно призналась Саша и вытерла слезы.

Впервые после той злополучной ночи в Саутгемптоне Татьяне стало искренне жаль мать. Она, живя весело и насыщенно, и не задумывалась, насколько одиноко Саше живется. Дочь больше волновали собственные проблемы, потеря отца, чем одиночество матери и ее неустроенность.

– Я просто думала, что тебе лучше было бы с человеком вроде папы, – еще тише проговорила Татьяна, жалея обо всем сказанном прежде. И тут она окончательно поняла, как все обстоит на самом деле, и разрыдалась. – Нет, не так, – поправилась она. – Я хотела, чтобы ты вообще ни с кем не была, только с папой!

– Я знаю, – сквозь слезы ответила Саша и обняла дочь. – Мне тоже его очень не хватает, глупышка. Когда Артур умер, я думала, что не смогу жить без него. И уж меньше всего я могла предположить, что полюблю Лайама. Я совершенно не хотела, но это случилось. – Она закрыла глаза. – Но все это уже неважно. Все кончено. – Слезы градом покатились по ее лицу.

– Может, он еще вернется? – сказала Татьяна, жалея мать. Долго же он шла к своему раскаянию!

– Нет! Это невозможно, – тихо сказала Саша, а дочь продолжала обнимать ее, прижавшись к груди, дело не в тебе, Тати. Если бы он меня по-настоящему любил, он бы не ушел. Наши отношения так или иначе бы распались. Они были невозможны с самого начала. И ты была права, – Саша грустно улыбнулась, – я для него слишком стара. Мне нужен взрослый человек, зрелый во всех отношениях.

– Папа был взрослый и зрелый, – проговорила Татьяна с таким же скорбным выражением. Теперь она чувствовала свою вину за все, что случилось.

– Да. Но таких мужчин мало. – Саше пришел на память давнишний монолог Марси о том, что попадаются одни придурки и неудачники. Наверное, она права. Ей и самой встречались такие люди за те два года, что она вдова. Лайам хотя бы был искренен и честен. И любил ее, несмотря на всю свою инфантильность и незрелость. Умом Саша понимала, что живут на свете интересные умные мужчины, но у нее уже не было ни сил, ни желания, чтобы пускаться на поиски. И доверять никому она была уже не в силах. Ей просто было очень больно. И никто ей больше был не нужен. Теперь она может оплакивать обоих своих мужчин – Артура и Лайама.

После примирения Татьяна поцеловала мать на прощанье и убежала с вожделенным платьем, а Саша сидела и думала о том, что только что произошло между ней и дочерью. Ведь Татьяна не сделала ничего необычного – она, как всегда, наскочила на мать из-за Лайама. А Саша дала ей отпор. Это было то, чего добивался от нее и Лайам, но тогда это было невозможно. Время тогда еще не пришло, хотя совет был правильный. Саша была у него в долгу и теперь этот долг отдала. Но когда он требовал от Саши защитить их отношения, она этого не сделала, сочла, что еще слишком рано. А сейчас, увы, уже поздно. Поздно для нее и для Лайама. Но она все равно была рада, что высказала все дочери. Татьяне надо было это услышать. А ей надо было это сказать. Саша наконец отстояла свою любовь, Лайама в глазах дочери, и пусть это будет ему последний подарок.

За ночь снегопад прекратился, и улицы успели расчистить. Утро выдалось ясное и морозное. Саша одевалась на вернисаж. Как всегда по таким случаям, требовалось что-то темное и строгое. Она выбрала маленькое коктейльное черное платье. Подобрала украшения. Все внимание должно было быть отдано картинам, а не ей.

Марси сообщила Лайаму, что приехать надо к половине шестого, чтобы ответить на вопросы, поговорить с критиками. И еще один популярный журнал хотел сделать фотографии Лайама и его работ. Приглашения были разосланы на шесть.

Саша оставила Марси организовывать интервью и фотосессию и удалилась к себе в кабинет, а когда ровно в шесть вышла, чтобы встречать гостей, критик, корреспонденты, фотографы уже ушли. Лайам стоял взволнованный в центре зала. Он был в черном костюме с белой сорочкой и темно-красным галстуком, на ногах – дорогие черные туфли из мягкой кожи со шнурками, волосы стянуты в хвост. Саша усмехнулась, заметив черные носки. Вид у него был безукоризненно ухоженный и подтянутый, и она невольно залюбовалась. Однако ни одна черточка в лице Саши не выдала ее чувств. Саша была приветлива и бесстрастна, она предвкушала открытие нового художника широкой публике. Она предвкушала успех.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, Лайам, – сердечно проговорила она, а он окинул взглядом ее изящную фигурку в маленьком черном платье.

– Ты тоже. – Он ответил комплиментом на комплимент. Подошел официант с шампанским, Лайам взял себе бокал и тут же робко взглянул на Сашу. – Не бойся, я себя буду хорошо вести.

– Я в этом ни минуты не сомневалась, – кротко отозвалась она.

– Надеюсь, сегодня на лошадях катать не будут? – сказал Лайам, припомнив злополучную вечеринку в Саутгемптоне, где он безбожно напился и вел себя непотребным образом.

– Верхом не будут. – У Саши в глазах сверкнули искорки. – После вернисажа запланировано катание на санях.

Лайам помотал головой в притворном ужасе.

– Лошадей побереги.

Она улыбнулась, но ничего не сказала, а лишь подняла за него тост:

– За успех твоей первой выставки в галерее «Сювери»!

– Спасибо, Саша. За моего вдохновителя и патрона!

В этот момент начали прибывать первые гости. И началась обычная в таких случаях круговерть. Толпы людей бродили по галерее, рассматривали картины, обменивались мнениями, обсуждали свои дела, смеялись, знакомились, здоровались. Вопросы, цены, любопытствующие и коллекционеры – все смешалось. Но интерес и восхищение были очевидны. За весь вечер Саше не удалось и словечком перемолвиться с Лайамом. Она оставила с ним Марси, чтобы та знакомила его с людьми, поддерживала в нем бодрость духа и – на всякий случай – присматривала, чтобы Лайам не разошелся.

Никаких инцидентов или сюрпризов не случилось. Единственной неожиданностью – но не для Саши – было то, что распроданы оказались все картины за исключением двух. Лайам не мог в это поверить. Когда Саша сообщила ему эту радостную новость, он остолбенел и уставился на нее непонимающим взором, готовый заплакать.

– Большой успех, Лайам! Такое редко случается. Только с большими, по-настоящему талантливыми художниками. А это значит, что твои работы поняли и оценили по достоинству. Тебе есть чем гордиться! – И добавила: – Лично я тобой очень горжусь.

Он молча сгреб ее в объятия и тут же испугался. Его переполняли чувства.

– Ты теперь не просто талантливый и признанный художник – скоро и богатым станешь. Очень, очень скоро. – Про себя Саша уже решила, что впредь надо будет назначать цены повыше. – Теперь, думаю, можно будет в Париже выставку готовить. Там рынок не такой бойкий, но раз в Нью-Йорке ты прошел на ура, то и там, скорее всего, будет успех, по опыту знаю. До твоего отъезда еще все обсудим.

Лайам никак не мог оправиться от потрясения и в таком состоянии поехал в ресторан на банкет. Саша отправила его вперед с Карен и Марси, а сама собирала остальных гостей. Приглашены были его друзья, постоянные клиенты галереи, которые уже что-то купили и которым она теперь хотела его представить лично. Стол был заказан на двадцать персон, во главе было место Лайама, а Сашино – напротив, на противоположном конце стола. Рядом с Лайамом Саша посадила его друзей. Она чувствовала себя довольно неловко в этой ситуации, но сейчас она делала свою работу, и делала ее хорошо, независимо от ее отношений с Лайамом. Среди приглашенных по его просьбе художников было несколько женщин, Саша с ними уже встречалась. Тогда они числились у Лайама в друзьях. Она не имела представления о том, кто теперь его дама сердца, да ей это и не нужно было знать. Ее соседями за столом были ее знакомые – постоянные покупатели, люди солидные и состоятельные. Остальные гости были людьми совсем молодыми. Лайам был свой среди них – он вернулся в привычный круг. Ему больше не надо приспосабливаться к ней и ненавистным правилам. И даже вести себя можно как хочется, как-никак он – герой дня. Но Лайам сегодня вел себя на удивление достойно – то ли так сам пожелал, то ли Саше хотел угодить. Сегодня был большой день в его жизни, он одержал крупную победу.