— Что вы здесь делаете? И почему вы не в своей комнате?

На нее смотрел разгневанный Алексис Василас!

Теола была слишком испугана и шокирована, чтобы отвечать ему, и тогда он схватил ее за руки и рывком поднял с матраца.

Ноги отказывались держать ее, и она привалилась к нему, уткнувшись лицом в плечо.

— Я приказал вам оставаться в покоях королевы, — резко сказал Василас. — Почему вы меня не послушались?

Он ждал ответа, и незнакомым голосом Теола еле выговорила:

— Дети… плакали…

Не поднимая головы, она почувствовала, как генерал оглянулся вокруг и увидел, что в комнате, кроме детей, больше нет никого.

— Я же приказал присмотреть за ними, — произнес он, и Теола услышала в его голосе гнев.

— По-моему… эта женщина… ушла танцевать, — пробормотала она.

— Я займусь этим. Вы можете идти?

— Я… думаю… да, — ответила Теола.

Она попыталась идти, потом почувствовала, что комната вращается, а пол поднимается ей навстречу.

И, уже падая, почувствовала, как его руки подхватили ее…


Казалось, прошло много времени, пока она поняла, что ее несут вверх по лестнице.

В объятиях генерала она чувствовала себя надежно защищенной, его руки отогнали все страхи, и разум ее постепенно освобождался от тьмы.

» Он… спас меня! — сказала она себе. — Он… меня спас!«

Не открывая глаз, Теола почувствовала, что они добрались до коридора на втором этаже. Услышала, как часовые вытянулись перед генералом, потом один из них открыл дверь, и Василас внес ее в спальню королевы.

Теола открыла глаза, только когда он опустил ее на постель, головой на подушки. Она продолжала прикрывать руками обнаженную грудь, стыдясь, что Алексис Василас видит ее в таком состоянии.

— С вами все в порядке? — мрачно спросил он.

— Вполне… в порядке… теперь.

— Тогда переоденьтесь, — сказал он. — Я вернусь к вам, когда позабочусь о детях.

Генерал повернулся и вышел из комнаты, и Теола услышала, как он резко сказал что-то часовым в коридоре.

Потом она вспомнила, что он собирается вернуться обратно, и поспешно встала, чтобы найти в гардеробе другое платье.

Магара перенесла ее платья в гардероб Кэтрин, и когда Теола открыла его инкрустированную дверцу, платья Кэтрин затрепетали на ветерке, нежные и красивые, словно весенние цветы.

Теола посмотрела на собственные уродливые и тяжелые платья и решила, что у нее нет сил надеть такую одежду. Вместо этого она сняла с вешалки белый халат-накидку, который надевала Кэтрин, когда ей расчесывали волосы.

Он был с широкими рукавами, простого покроя, как одеяние монашенки. Крючков или пуговиц не было, халат запахивался на груди и завязывался на боку тесемками.

Теола сняла разорванное платье и бросила его в угол, чувствуя, что не в силах смотреть на него и вспоминать руки солдата, срывающие его с ее тела.

Конечно, она и слышала, и читала, что именно так ведут себя солдаты во время войны, но никогда не думала, что такое может случиться с ней самой. Теперь Теола знала, как ужасно для женщины столкнуться с насилием и остаться без мужской защиты.

Она машинально поправила волосы и вышла в гостиную, ожидая генерала. Сердце Теолы почему-то сильно билось при мысли о предстоящем разговоре с ним.

Ей очень неловко было сознавать, что он ее осуждает; вспомнился его полный презрения взгляд.

Но это было до того, как она намеренно не подчинилась его приказу и оставила безопасное убежище, каким оказалась ее комната, а потом попала в руки того солдата, которого он застрелил.

Стать причиной смерти человека оказалось для Теолы таким потрясением, что она не в состоянии была даже думать об этом.

Но ведь генерал убил, чтобы спасти ее от насилия, и она понимала, что должна благодарить его, как бы трудно ей ни было это сделать.

Ей казалось, что прошло очень много времени, прежде чем она услышала, как часовые отдают честь и раздался стук в дверь.

— Войдите! — ответила Теола.

И почувствовала, что слова застревают у нее в горле.

Генерал вошел в комнату, закрыл за собой дверь, и у Теолы мелькнула мысль, что, несмотря на его строгий и непреклонный вид, он все равно выглядит потрясающе красивым.

» Я знаю, папа сказал бы, что он похож на Аполлона «, — подумала она.

Когда он приблизился к ней, Теола нервно вскочила и сделала реверанс.

— Вам уже лучше, мисс Уоринг?» У него совсем не сердитый голос «, — с облегчением подумала она.

— Я… со мной все в порядке… я должна поблагодарить вас… — начала Теола.

— Вам незачем меня благодарить, — сказал Алексис Василас. — Я глубоко сожалею и прошу прощения за то, что вас оскорбил кавониец. — Он помолчал и прибавил:

— В то же время вы теперь понимаете, что если не будете выполнять мои распоряжения, то можете оказаться именно в такого рода ситуации.

— Мне… мне очень жаль, — пробормотала Теола.

— Мы ведем войну, мисс Уоринг, — продолжал генерал, — а когда мужчины воюют, они становятся легковозбудимыми, так или иначе, их чувства воспламеняются. Вот почему женщинам не место рядом с солдатами, они должны оставаться в безопасном месте.

— Но ведь… дети… плакали, — произнесла Теола, словно это должно было объяснить ее поступок.

— Это также достойно сожаления, — ответил генерал. — Та женщина, которой я поручил заботиться о них, получит суровый выговор. Чтобы вас успокоить, скажу вам, что нашел другого, более надежного человека, и он останется с ними на ночь. Надеюсь, к утру объявятся их родители и заберут детей.

— Я… рада это слышать.

— Думаю, вам лучше присесть, — предложил генерал. — Вы пережили неприятные минуты. Чем скорее ляжете в постель, тем лучше.

— Я хотела… поговорить с вами, — попросила Теола.

— Мне тоже надо сказать вам кое-что, — согласился генерал.

Когда она села, он опустился в кресло напротив нее.

Теола подумала, что, несмотря на необычные обстоятельства, в которых они находятся, у него весьма непринужденный вид.

— Вам, наверное, будет приятно узнать, мисс Уоринг, — начал он, помолчав мгновение, — что ваша кузина, леди Кэтрин, и король — оба благополучно добрались до Греции.

— Я так и думала, что они направятся туда, — Я поверил вам, когда вы сказали, что не знаете, куда они уехали.

— Но я могла только догадываться. Они не посвящали меня в свои планы!

— Не могу понять, почему вы не уехали с ними. В конце концов, вашего дядю включили в число бежавших вместе с королем, и я не думаю, чтобы им было сложно взять с собой еще одного человека.

— Я… мне кажется, дядя думал только о том, как увезти свою дочь в безопасное место, — ответила Теола.

— Но вы же его племянница!

— Он не особенно… гордится мной, — сказала Теола не задумываясь.

И поняла, что допустила промах, когда брови генерала слегка приподнялись.

Она почувствовала, что он ждет объяснений, и торопливо прибавила:

— Я — всего лишь бедная родственница. Думаю, даже в Кавонии известно, что это значит. А такими людьми легко… пожертвовать!

В голосе Теолы не было горечи, только легкая насмешка, и после непродолжительной паузы генерал произнес:

— Мне нелегко это понять. Уверяю вас, найдется мало кавонийцев, которые бросили бы своих родственников при подобных обстоятельствах.

На это Теоле нечего было ответить, и, помолчав немного, генерал продолжал:

— У меня есть принадлежащая вам вещь. Теола с удивлением взглянула на него, а он вынул из кармана своего кителя какой-то предмет и протянул ей.

Наклонившись вперед, чтобы взять его, Теола поняла, что это золотая монета, которую она оставила для раненой девочки.

— Я намеревался вернуть ее вам при встрече и сказать, что мы в Кавонии не нуждаемся в благотворительности, — сказал генерал. — Но теперь я думаю, что вы едва ли можете позволить себе делать такие щедрые подарки.

Теола взглянула на золотую монету.

— Монета принадлежала моему отцу, — объяснила она. — Она представляет собой треть всего, чем я владею в этом мире.

— И все же вы отдали ее той девочке. Почему вы стали ухаживать за ней, когда ее сбила ваша карета? Теола поколебалась, затем ответила:

— Потому что мой отец любил Грецию и потому что приезд в Кавонию был самым чудесным событием в моей жизни. — Ее голос заметно дрогнул, когда она продолжила:

— Меня ужаснули те противоречия, которые я здесь увидела: вопиющая роскошь дворца и нищета за его стенами. Я слышала рассказы о том, как плохо обращались с вашим народом, и хотела бы помочь ему.

— Так же, как вы пытались помочь сегодня ночью детям, когда они плакали от страха, — произнес генерал.

— Как чувствует себя та маленькая девочка, которую сбила карета?

— Ее осмотрел врач, и нога уже заживает.

— Я так рада. Я думала, здесь нет больницы.

— Сейчас нет, — ответил генерал. — Но раньше была. Ее разрушили, когда король пожелал расширить дворцовый парк.

Теола содрогнулась.

— Вы построите другую?

— Если займу положение, которое позволит мне это сделать.

Она с беспокойством взглянула на него.

— Вы думаете, есть возможность, что король… вернется на трон?

— Как я понимаю, те, кто его поддерживает, не собираются сдаваться без боя, — ответил генерал. — Может, они и не смогут нас победить, но мы должны быть готовы.

— Да, конечно, — согласилась Теола. — А я могу вам помочь?

— Мне надо это обдумать, мисс Уоринг. Теперь вы понимаете, что нуждаетесь в защите. — С этими словами генерал поднялся. — Во время войны, — произнес он, — красивая женщина всегда создает дополнительные проблемы!

Этот неожиданный комплимент застал Теолу врасплох, и она уставилась на Алексиса Василаса широко раскрытыми от изумления глазами. Но не успела она ответить, не успела даже встать со стула, как он повернулся, пересек комнату, и дверь за ним закрылась. Теола стояла, глядя ему вслед и сжимая в руке золотую монету, которую отдала тогда ребенку.