Вдруг Мередит стало трудно дышать. Горе витало в воздухе подобно дыму. Оно душило ее. Спотыкаясь, женщина бросилась прочь со двора, направившись к полю, инстинктивно ища свободные просторы. Теперь графиня с радостью предалась бы своему одиночеству, которым еще недавно была так недовольна. Уединившись, она жадно вобрала в легкие воздух. Мередит дышала глубоко, стараясь возвести между собой и мерзостью смерти непробиваемую стену.

Ей рано довелось узнать, что приносит с собой смерть близкого человека. Когда умерла матушка, отец наложил запрет на горе. Он считал, что скорбь является орудием дьявола. Только неверующий человек неистово предается своей скорби. Следует, наоборот, радоваться, если Господь забирает к себе человека. Вот так, проще простого. Ни слезинки не было пролито в то утро, когда, проснувшись, Мередит узнала, что мама скончалась. Конечно, ей не хватало матери, но к тому времени, когда, повзрослев, она осознала всю глубину своей утраты, оплакивать покойницу было уже поздно.

Сегодняшняя ночь доказала, что смерть совсем не похожа на спокойный, незаметный уход из жизни, как бы хотелось думать. Смерть грязна, отвратительна и болезненна. Не всякий может принять ее со стоицизмом и невозмутимостью отца Мередит. Она страшилась возвращаться к жгучей душевной боли, которая ждет ее на ферме Финнеев.

– Мередит, – послышалось позади знакомое рокотание голоса Ника.

За прошедшее время она успела привыкнуть к нему. Внезапно женщина ощутила, словно бархатная пелерина спокойствия укутывает все ее встревоженное естество. Мередит уже успела позабыть, что не хотела, чтобы деверь приезжал в Оук-Ран, что она против его присутствия в доме, против того, что посторонний мужчина вмешивается в ее жизнь. Сейчас важнее было то, что вот он – стоит рядом с ней.

Мередит обернулась, стараясь в темноте разглядеть его фигуру. Ник двигался к ней. Под его ногами шуршала опавшая листва. Женщина бросилась к нему, обвила руками вокруг талии и прижалась щекой к мускулистой груди. Мередит очень нужно было, чтобы ее утешили. Мужчина на секунду застыл, а потом, расслабив напряженные мускулы у нее под щекой, также заключил в свои объятия. Большая рука погладила Мередит по затылку.

– Все будет хорошо.

Она прижималась к нему, вдыхая запах чистого белья. Ник бормотал что-то маловразумительное, утешая ее.

– Я не хочу возвращаться в дом. Возможно, поступаю эгоистично, но не смогу больше выносить это.

С видимой неохотой отстранившись, Мередит отошла прочь, Нику пришлось освободить ее от своих объятий.

– Вы, вероятно, сочтете меня слабой и эгоистичной, – яростно утирая катящиеся по щекам слезы, молвила графиня. – Конечно, Финнеям сейчас намного больнее, но я, признаться, не страдала так, даже когда умерла моя собственная матушка.

– Возможно, именно поэтому вам теперь настолько тяжело, – предположил Ник.

Обращаясь к сокрытой во тьме фигуре, женщина воскресила в памяти словно вытесанные стамеской по дереву черты лица мужчины.

– Она истекла кровью и умерла прямо в постели. Так много крови! Сейчас ты жива, а через секунду…

– Смерть человека редко имеет хоть какой-то смысл…

Мужчина крепко обнял ее за плечи. Его тепло, казалось, проникает сквозь ткань длинного дамского плаща с капюшоном и согревает ее тело.

– Понимаю, что все это очень несправедливо, но, по крайней мере, взамен сегодня на свет появилась новая жизнь. Очень редко со смертью связано хотя бы что-нибудь хорошее.

Призадумавшись, Мередит согласно закивала.

– Да, конечно. Так и следует на все это смотреть. Мы вполне могли лишиться сегодня их обеих, – дрожащая улыбка исказила ее губы. – Вы сумели разглядеть саму суть случившегося.

– Подозреваю, вас беспокоит не только это. Есть и другая причина вашей тревоги.

– Какая?

Мередит помедлила с вопросом, поскольку уже догадалась, что у Ника на уме и не хотела это слушать.

– Возможно, вы боитесь за себя, когда наступит время рожать…

Мередит уставилась на него. Ее вновь беспокоила мысль, что этот человек способен тревожиться о благе ближних, а она взяла и самым бесстыжим образом обманула его. Но ведь он просто не знает про ее обман. Графиня вздохнула, чувствуя, как в висках нарастает мигрень.

– Нет… не думаю… – запнувшись, Мередит встряхнула головой и прижала пальцы к вискам. – За себя я не тревожусь. У женщин в моей семье никогда не возникало серьезных трудностей с этим.

Освободившись от его объятий, Мередит пошла обратно к ферме. Она торопилась, поэтому двигалась в темноте крайне неуклюже. Как будто можно убежать от собственной лжи!

Поравнявшись, Ник взял ее под локоть, удерживая от безрассудной поспешности.

– Подобного рода страх вполне оправдан, а сегодняшняя ночь просто не могла прибавить вам уверенности.

– Разумеется, – борясь со стыдом, согласилась Мередит.

Она предпочла бы увидеть его властным и надменным. К такому типу легче испытывать неприязнь. А вот плохо относиться к доброму, заботливому человеку у нее не получалось.

– Я бы предложил вам переехать до родов в Лондон. В столице практикуют самые лучшие врачи королевства. Так будет разумнее… Просто на случай непредвиденных обстоятельств… Есть доктора, которые только тем и занимаются, что принимают роды. Я наведу справки и найму самого лучшего из лондонских специалистов.

Чувство вины все возрастало. Женщина не на шутку разнервничалась. Этот человек задумал обратиться к помощи врача… Мередит с трудом могла представить выражение лица доктора, когда она «родит» подушку весом в фунт. С какой стати Нику утруждать себя? Они едва знакомы. Она с подозрением посмотрела на идущего рядом мужчину. Возможно, он не такой уж добряк… Возможно, он просто ее подозревает в бесчестной игре… в том, что никакого ребенка нет… Или даже хуже того… Не исключено, что деверь оказался еще бóльшим мерзавцем, чем она могла себе представить. А вдруг он хотел нанять врача, чтобы тот убил или ее, или ее ребенка. Он, вероятно, на самом деле хочет получить свое наследство. Неужели Ник тоже обманывает ее? От этих безумных мыслей ей стало дурно.

– Когда придет срок рожать, дома мне будет как-то спокойнее.

– Мередит… – Остановившись, мужчина заставил ее посмотреть ему в глаза.

– Это всего лишь предложение. Ни к чему против вашей воли я вас принуждать не буду, но вам надо думать о том, что лучше для здоровья, а не о том, что удобнее.

Неподдельное беспокойство смягчило властные нотки в его голосе. От недавних ее подозрений не осталось и следа. Мередит устыдилась своих мыслей. Ничего помимо искренней доброты за его предложениями не было. Она не заслужила, чтобы он к ней так хорошо относился, поэтому представить Ника в образе мерзкого злодея было спокойнее для ее совести.

– Я ценю ваше участие.

Мередит, прекрасно осознавая, что лучше казаться кроткой и смиренной, старалась заглушить свое всегдашнее упрямство, но оно упорно звучало в каждом произнесенном ею слове.

Ник тяжело вздохнул.

– Вы излишне своенравная женщина. Сегодня я оставляю на время наш разговор, но не думайте, будто вы меня переубедили. Я не отступлюсь. Не только вы, но и я стал свидетелем этой трагедии. Я тревожусь о вас.

Тревожится о ней… Сколько времени минуло с тех пор, когда о ней кто-нибудь тревожился… кто-нибудь волновался? Кто-либо хоть раз по-настоящему боялся за ее жизнь? Мередит снова обняла себя за плечи, когда они возобновили путь. Она старалась внушить себе, что забота этого мужчины не должна изменить ее мнение о нем.

Зачем только она послушала свою тетушку? Этот обман может очень сильно все усложнить. Теперь ей приходится лгать даже себе самой.


Ник должен уехать. Проявленная прошлой ночью непрошеная тревога за ее безопасность взволновала женщину. Его беспардонное вмешательство в ее дела, его нахальную развязность, даже колкие замечания она еще могла стерпеть, но его заботливость стала последней каплей.

Если он задержится еще хоть на один день, если хоть однажды проявит свое участие, она не выдержит и во всем признается ему. Вот только Мередит прекрасно понимала, что Ник не уедет до тех пор, пока не решит, что пришло время. Неодобрительно покачав головой, женщина вынуждена была признать, что от ее желания ни в малейшей мере не зависит, останется граф или уедет. От нахлынувшего раздражения она готова была биться головой о стену.

Чтобы не совершить какое-либо безрассудство, Мередит предпочла в полном одиночестве отправиться на прогулку. Женщина решила, что на свежем воздухе размышлять ей будет легче. Она придумает правильную стратегию и сможет выжить непрошеного гостя из дома.

Пруд у мельницы манил ее словно старый друг, обещая успокоить душевное напряжение. В это время года вода была уже довольно прохладной, но Мередит, не устояв перед искушением, сняла с ног башмаки, стянула чулки и погрузила ступни в гладь пруда. У противоположного берега высилась заброшенная мельница. Хотя доски ее крыши совсем прогнили, а местами провалились внутрь, постройка все еще представляла собой весьма живописное напоминание о давно минувших годах. Мередит не приказывала ее отремонтировать исключительно потому, что заброшенный вид мельницы придавал пейзажу несказанное очарование. Гигантские дубы и склонившиеся над водой плакучие ивы затеняли пруд так, словно намеревались скрыть от всего остального мира это маленькое милое святилище.

От обжигающего холода воды́ она крепче сжала зубы. Подол платья Мередит задрала до самых колен. Вода плескалась у нее между ног, взбивая пену. Мох на берегу щекотал пятки словно шелковистая губка. Распустив собранные в пучок на затылке волосы, женщина откинулась назад, опершись руками о влажную землю берега. Глядя на ветки, раскачивающиеся над ней, она расслабилась, наслаждаясь одиночеством. Мередит любила это укромное местечко. Женщина воображала себе, что этим мирком правит древесный дух, оберегая заколдованное место от всех бед и тревог. Здесь ничто и никто не может ее потревожить.