Когда она спустилась, Уилла нигде не было, но зато в кухне вовсю хозяйничал Пьер. Он влез в большой белый передник и был теперь точь-в-точь бледная сосиска, одна из тех, которые она не раз ела в этой гостинице.

Он дружески приветствовал ее, непривычно растягивая английские слова, затем указал на фартук и гордо произнес:

— Я нашел это. Мсье Уилл занят, а я готовлю хороший обед с соусом Валле-д'0ж — масло, крем, яблоки и кальвадос!

— До чего изыскано звучит! — ахнула Кейт. — Очень мило с вашей стороны, мсье Будэн!

— Это для меня удовольствие, — скромно ответил он. — Извините меня, пожалуйста, Пьер.

Он повернулся к плите.

Кейт немного постояла рядом, но помощь Пьеру явно не требовалась, и она удалилась со спокойной совестью.

Она заглянула в приоткрытую дверь конторы. Уилл сидел за компьютером. Кейт постояла, любуясь темными завитками на его шее. С трепетом вспомнила она, как на побережье ее пальцы погружались в эти кудри. А сегодня ночью…

Он был поглощен работой, и она знала, что не должна его отвлекать. Интересно, даст он почитать ей рукопись? Вот было бы здорово!

Она представила, как приятно быть замужем за известным писателем или просто жить с ним. Она быстро освоила бы все тайны писательской жизни. Если он пишет свои романы в Лондоне, она подыщет себе еще и другую работу. Но если он чаще бывает в Париже, то тут все будет сложнее. Может быть, он позволит ей печатать его рукописи, а она тем временем начнет учить французский. Она стала строить планы на будущее, но тут же одернула себя, пошла в гостиную, включила телевизор и попыталась сосредоточиться на сводке новостей. Зачем ей чужие новости, когда ее самое ждет жизнь, полная новизны и безоблачного счастья! Только невозможно дождаться, пока она начнется.

Они обедали втроем. Пьер накрыл в столовой. Сияла люстра, отливали белизной чистые салфетки. Посреди стола стояла вазочка с цветами, которые она сорвала для Эдварда. Какое счастье, что вчера вечером их обед так и не состоялся!

Обед был почти праздничным. Пьер обнаружил в холодильнике красную рыбу, приготовил ее с нормандским соусом, и вышло такое блюдо — пальчики оближешь! Коротышка с удовольствием выслушивал горячие похвалы, которыми Уилл и Кейт осыпали его кулинарные таланты. Уилл был в прекрасном настроении. Он закончил редактировать свою книгу и спросил у Кейт, не рассердится ли Бекки, если он на время позаимствует гибкий диск и сдаст его в свое бюро, чтобы распечатать с него текст рукописи.

Кейт засмеялась и выразила уверенность, что Бекки сейчас согласится на все, ибо через два дня ее выписывают из больницы.

— Позвонил наш милый друг-доктор, — сказала она, — и пригласил меня навестить Бекки у него в Кане. Конечно, я съезжу. Мне будет приятно увидеть Бекки.

— Давай съездим вместе, — предложил Уилл. — Когда ты освободишься, мы отправимся в Живерни. Я хочу показать тебе сады на воде.

— О, это было бы чудесно! — Они обменялись долгим понимающим взглядом, и у Кейт побежали по спине мурашки. Какие чудеса у нее впереди!

После обеда она собралась вымыть посуду и убраться на кухне, а потому выставила мужчин пить кофе с кальвадосом в гостиную.

— Сегодня вам на кухне делать больше нечего, — засмеялась она. — Не мешайте мне внести свою лепту в кулинарию!

Она затеяла уборку, чтобы скоротать время, оставшееся до ночи.

Когда все было вымыто до блеска, она заглянула в гостиную и увидела, что мужчины увлечены беседой. Уилл улыбнулся ей и жестом пригласил сесть рядом.

— Пьер рассказывает о профессии управляющего гостиницей, — пояснил он. — Это потрясающе интересно и, пожалуй, может дать сюжет для новой книги. Он улыбнулся и добавил:

— Наверно, мы, писатели, в прошлой жизни были белками. Каждая крупица опыта тщательно очищается, потом закапывается и в свой срок извлекается на свет божий!

Он повернулся к Пьеру, перевел, и тот залился смехом.

Кейт не желала слышать о белках и прошлой жизни; ее волновало только то, что должно было случиться этой ночью. Если раньше у нее была уверенность, что они с Уиллом будут спать вместе, то теперь она засомневалась. Казалось, Уилл совсем не стремился к этому. Пьер продолжал болтать по-французски, а Уилл с явным удовольствием слушал его.

Он обнял Кейт за талию, и это прикосновение взволновало ее. Сквозь ткань рубашки она чувствовала тепло его тела, возбуждаясь все больше и больше. Несомненно, он ощущал то же и только притворялся, что внимательно слушает Пьера. Он все крепче прижимал ее к себе, его пальцы то сжимались, то разжимались, и она вновь и вновь ощущала, как дрожит его тело. Не в силах больше ждать, она встала и тихонько зевнула:

— Пойду спать, пожалуй. Спокойной ночи вам обоим!

Пьер с поклоном ответил:

— Bonne nuit, mademoiselle. Dormez bien.[25]

Она быстро улизнула наверх, не дав Уиллу времени для ответа.

Кейт пришла в спальню и села на кровать. Ее колотила дрожь, руки и ноги окоченели. Это смешно, сказала она себе. Современные молодые женщины не ведут себя как стыдливые викторианские девицы, падавшие в обморок при одной мысли об ужасах, подстерегающих их в первую брачную ночь. Или кое-кто и сейчас побаивается?

Она, во всяком случае, в обморок не упала бы, даже если была бы девственницей. Кейт вспомнила ту ночь после студенческой пирушки, когда она слишком много выпила, возбудилась и в конце концов оказалась в постели одного симпатичного сокурсника, слывшего в их кругу завзятым сердцеедом.

Все ее подружки спали со своими мальчиками и делились с ней ощущениями. Поцелуи «сердцееда» ей понравились, и она спьяну подумала: а почему бы и нет?

Однако «сердцеед» оказался грубым и эгоистичным, и она не получила от случившегося ни малейшего удовольствия. Конечно, это не вызывало в ней желания повторить неудачный опыт.

Закончив колледж, она устроилась на работу, не оставлявшую времени на личную жизнь. Каждый час ее был строго рассчитан. Память об этих трудных днях еще не изгладилась: она спешила домой, чтобы накормить бедную и изможденную мать, которой предстояло ночное дежурство в богадельне. Со временем такая жизнь вошла в привычку, и Кейт перестала думать о себе. Она была до боли уверена, что мать принесла себя в жертву, дав ей возможность закончить колледж, покупать одежду, в которой было бы «не стыдно показаться на людях», и содержа квартиру в таком порядке, чтобы можно было пригласить друзей. Когда здоровье матери пошатнулось и она не смогла много работать, Кейт пришлось взвалить на себя дополнительную ношу и брать все больше и больше сверхурочных.

Она сидела на кровати, и перед ней сами собой проплывали воспоминания: вот она толкает тележку в безлюдном вечернем супермаркете;[26] вот она несет белье в прачечную, потому что в их квартире негде его сушить; начищает все металлическое, чтобы угодить маминому вкусу; чистит, моет и скоблит тысячу и одну мелочь, которыми мать обставила всю квартиру. И ужасные последние дни, когда здоровье матери оказалось окончательно подорванным и Кейт пришлось бросить работу…

Она вздрогнула и отогнала воспоминания. Теперь ее судьба в ее собственных руках, и она знает, как ею распорядиться!

Она желала Уилла — со свадьбой или без, и была уверена, что он придет. То, что началось между ними на берегу, под покровом тумана, требовало продолжения.

Она встала, умыла лицо, почистила зубы и расчесала волосы. Потом она разделась, натянула тоненькую ночную рубашку и легла в широкую, мягкую постель, натянув одеяло до подбородка.

Время ползло как черепаха. Она по скрипу ступенек узнала бы, что Уилл поднимается наверх. В комнате горел ночник, и она нарочно оставила дверь приоткрытой, чтобы он понял — она не спит.

Казалось, прошли целые часы… Вдруг она села на кровати: ей послышались шаги. Она затаила дыхание, сердце болезненно сжалось.

Вот он поднялся на второй этаж; вот он свернул в коридор. Она чувствует, как он подходит все ближе и ближе. Вот он у ее двери!

Но что это? Не задерживаясь ни на секунду, он проходит мимо… Она слышит, как за ним закрывается дверь его спальни.

Она не могла в это поверить. Она не сомневалась, что он придет к ней. То, что случилось сегодня, только прибавляло ей уверенности. Тогда почему? Должно быть, его удержало это проклятое «последнее препятствие», и она обязана выяснить, что это значит. Сейчас, сию минуту!

Кейт затрясло при мысли о том, что она собирается сделать, но теперь ничто не могло ее остановить.

Выскочить из постели, накинуть шаль поверх рубашки, пересечь комнату и оказаться у двери Уилла было делом одной секунды.

Она остановилась, чтобы успокоить дыхание, и решительно постучала. Ответа не было. Кейт подождала и постучала опять — наверно, он был в ванной. Она открыла дверь и проскользнула в комнату. В этот момент из душа вышел Уилл. На нем не было ничего, кроме завязанного на талии зеленого полотенца, и в тусклом свете ночника он выглядел потрясающе, как никогда в жизни. У Кейт засосало под ложечкой, когда она увидела его сверкающее тело, влажное после душа, гладкое, белое, и клин черных волос на груди…

Кейт сделала героическое усилие, чтобы вспомнить, зачем пришла. Она нервно откашлялась.

— Уилл, мы должны поговорить…

— В самом деле? — мягко спросил он, делая шаг навстречу. В упор смотревшие на нее глаза казались черными бездонными прудами, голос был низким и ласковым, от его звука останавливалось сердце. — Ты действительно хочешь этого? Не слишком подходящее время для беседы, ты согласна?

Он стоял очень близко, но не прикасался к ней. С кривой усмешкой он сказал:

— Мне стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не войти в твою спальню и не наброситься на тебя. Я даже принял холодный душ — бр-р-р! — но это не помогло. И раз уж ты пришла, то здесь ты и останешься.